И проект выработал наш ученый историк профессор князь Щербатов. К сожалению, Александр Первый некоторое философское образование все-таки имел. Так что колхозы академика Щербатова были проведены в жизнь. Потом всю вину за них свалили на Аракчеева. О том, чего говорить не надо — наука умеет не говорить. Словом — в 1814 году была «кровавая реакция». В 1918 был бескровный прогресс.
Основное преимущество монархии (повторяю еще раз: я говорю только о русской монархии) заключается в том, что власть получает средний человек и получает ее по бесспорному праву случайности: по праву рождения. Он, как козырный туз в игре, правила которой вы признаете. В такой игре такого туза даже и Аллах не бьет. Этот средний человек, лишенный каких бы то ни было соблазнов богатства, власти, орденов и прочего — имеет наибольшую в мире свободу суждения. Американский писатель мистер Вудсворт — бывший коммунист и потом бывший банкир (может быть, раньше банкир и только потом коммунист) — мечтал о том, как было бы хорошо, если бы на мирных и мировых конференциях заседали просто булочники, сапожники, портные и прочие — хуже Лиги Наций все-таки не было бы. Говоря очень грубо — русская монархия реализовала вудсвортовскую мечту: средний человек, по своему социальному положению лишенный необходимости «борьбы за власть» и поэтому лишенный по крайней мере необходимости делать и гнусности. Ошибки будет, конечно, делать и он. Но меньше, чем кто бы то ни было другой.
…Мы живем в мире втемяшенных представлений. Мы называем: Петра Первого — Великим, Александра Первого — Благословенным и Сталина — гением. Поставим вопрос по-иному.
При Петре Первом — Швеция Карла XII, которая Германией Вильгельма Второго, конечно, никак не была, — дошла до Полтавы. Александр Первый, которого история называет Благословенным, — пустил французов в Москву — правда, Наполеон был не чета Карлу. При Сталине, Гениальнейшем из всех Полководцев Мира, — немцы опустошили страну до Волги. При Николае Втором, который не был ни Великим, ни Благословенным, ни тем более Гениальнейшим — немцев дальше Царства Польского НЕ ПУСТИЛИ: а Вильгельм Второй намного почище Гитлера.
* * *
При Николае Втором Россия к войне готова не была. При Сталине она готовилась к войне по меньшей мере двадцать лет. О Шведской войне Ключевский пишет: «Ни одна война не была так плохо подготовлена»[535].
Я утверждаю: никогда ни к одной войне Россия готова не была и никогда готова не будет. Мы этого не можем. Я не могу годами собирать крышки от тюбиков, и вы тоже не можете. Я не хочу маршировать всю жизнь, и вы тоже не хотите. А немец — он может. В 1914 году Германия была, так сказать, абсолютно готова к войне. Это был предел почти полувековой концентрации всех сил страны. Это было как в спортивном тренинге: вы подымаете ваши силы до предела вашей физиологической возможности. Больше — поднять нельзя и нельзя держаться на этом уровне. Нужно: или выступить, или отказаться от выступления. Так было и с Германией Вильгельма. С Германией Гитлера был почти сплошной блеф.
Поэтому война с Германией была неизбежна. Это знал Николай Второй, и это знали все разумные и информированные люди страны — их было немного. И их травила интеллигенция. Один из самых реакционных публицистов этой эпохи, сотрудник «Нового времени» М.О. Меньшиков повторил литературный фокус Катона Римского. Катон каждую свою речь кончал так: «Прежде всего нужно разрушить Карфаген». М.О. Меньшиков каждую статью кончал так: «А есть ли у нас достаточно пулеметов?»
Пулеметов у нас было недостаточно. Не хватило, впрочем, их и у Вильгельма: к зиме 1914–1915 года ни у кого ничего не хватило. Но нам от этого пришлось тяжелее всего: фронт был слишком широк.
До Русско-германской войны была еще и Русско-японская неудача. Война с Японией была так же неизбежна, как и война с Германией, — хотя и по другим причинам. Нам был нужен выход из всей Сибири, японцам никак не было нужно, чтобы мы этот выход имели бы под самым их носом. Истории с пресловутыми лесными концессиями на Ялу имеют точно такое же значение, как те обвинения, которые в ночь на 22 июня 1941 года герр Риббентроп предъявил Советскому Союзу: стопроцентная ерунда.
Войну с Японией мы прозевали и потом проиграли. В общем, она была повторением Крымской войны: чудовищные расстояния между страной и фронтом, морские коммуникации противника — и, о чем историки говорят глухо или не говорят вовсе — фантастический интендантский грабеж. В Крымскую войну пропивалась даже «солома для лазаретов», а в Японскую целые дивизии сражались с картонными подметками к валенкам. В Крымскую войну этим промышляли сыновья декабристов, в Японскую — их правнуки. В Мировую Великий князь Николай Николаевич вешал интендантов пачками: воровства не было.
Итак — неизбежная, но прозеванная война, недооценка противника, 8 тысяч верст по единственной и еще недостроенной железной дороге — японцы так и начали войну: пока дорога еще не достроена — никаких особых неудач, середняцкое командование — героическая армия — и, как в 1917 году — «кинжал в спину победы» — тыловые части российского интендантства. Русская революционная интеллигенция идет на штурм. Революция 1905 года. В революции 1917 года немецкие деньги ясны. О японских деньгах в революции 1905 года наши историки говорят так же глухо, как и о задушевных планах декабристов. Или — о письме Бакунина Царю[536].
Словом: соединенными усилиями японцев, интендантства и интеллигенции война проиграна. Наступает «Дума народного гнева». Дума народного гнева, и также и ее последующее перевоплощение, отклоняет военные кредиты: мы — демократы, и мы военщины не хотим. Николай Второй вооружает армию путем нарушения духа Основных Законов: в порядке 86-й статьи. Эта статья предусматривает право правительства в исключительных случаях и во время парламентских каникул проводить временные законы и без парламента — с тем, чтобы они задним числом вносились бы на первую же парламентскую сессию. Дума распускалась («каникулы»), и кредиты на пулеметы проходили и без Думы. А когда сессия начиналась — то сделать уже ничего было нельзя.
Так вот: одним из самых основных воителей против вооружения русского солдата был профессор П.Н. Милюков. И когда выяснилась недостаточность этих пулеметов — то именно профессор П.Н. Милюков и обвинил Николая Второго в «глупости или измене»!
М.О. Меньшиков был прав: с 1906 до 1914 года «пулеметы» были самой важной проблемой государственного существования России. По плану Николая II перевооружение русской армии и пополнение ее опустевших арсеналов должно было завершиться в 1918 году.
Русско-германская война началась в 1914 году по той же причине, как Русско-японская в 1905 году: пока не был закончен Великий сибирский путь и пока не было кончено перевооружение русской армии. Только и всего. Япония не могла ждать, как не могла ждать и Германия. Как в 1941 году не мог больше ждать Гитлер.
Итак: началась война. Правительство Николая Второго наделало много ошибок. Сейчас, тридцать лет спустя, это особенно видно. Тогда, в 1914-м, это, может быть, так ясно не было. Основных ошибок было две: то, что призвали в армию металлистов, и то, что не повесили П.Н. Милюкова. Заводы лишились квалифицированных кадров, а в стране остался ее основной прохвост. В день объявления войны П.Н. Милюков написал в «Речи» пораженческую статью. «Речь» все-таки закрыли; потом Милюков ездил извиняться и объясняться к Великому князю Николаю Николаевичу, и тот сделал ошибку: «Речь» снова вышла в свет, а Милюков снова стал ждать «своего Тулона»[537]. Тулон пришел в феврале 1917 года.
Это были две основные ошибки. Правда, в те времена до «мобилизации промышленности» люди еще не додумались, а политических противников вешать принято не было: реакция. Впрочем, своего сэра Кэзмента англичане все-таки повесили. Поплакали, но повесили.
