Второе пробуждение было не намного лучше первого: более долгим, ясным, но и более болезненным.

   - Вы провели под снегом больше полутора часов и были в гипотермической коме, когда вас откопали и вертолетом доставили сюда, - сказал врач. От сестер Абрамцева слышала, что его зовут Сергеем.- Это позволило избежать отека мозга. Вы здесь четыре дня: у вас сложный перелом руки и очень серьезно поврежден позвоночник. Позавчера вам сделали операцию: она прошла хорошо. Жить будете. Но реабилитация потребует времени.

   - Что со станцией? - через силу выталкивая слова, спросила Абрамцева.

   - Валентина Владимировна, тут реанимационная палата, а не новостное агентство, - с напускной строгостью сказал врач. - Что бы там ни было, помочь вы можете только одним образом: скорее выздороветь. И даже не просите коммуникатор: не дам.

   - Встану и сама возьму, - огрызнулась Абрамцева.

   Врач покачал головой.

   - Мне нравится ваш настрой. Но скажу вам прямо: на полное восстановление подвижности нижних конечностей прогноз пока неясный. Реабилитация предстоит долгая и сложная. Много зависит от того, как организм будет отзываться на терапию. И от вас. Так что будьте разумны.

   Абрамцева на минуту закрыла глаза, пытаясь свыкнуться с этой мыслью. Затем окликнула врача и поймала его взгляд.

   - Вы уже говорили кому-нибудь про... прогноз?

   - Нет. Повторюсь, это все пока весьма неточно.

   - Тогда пока и не говорите, - попросила Абрамцева. - Я сама скажу... потом. У всех сейчас и без того достаточно проблем... Обещайте!

   Врач смерил ее тяжелым взглядом; затем с неохотой кивнул.

   - Хорошо. Я вам обещаю.

   На следующий день ее перевели в обычную палату, где не было такого множества устрашающе выглядевшего медицинского оборудования, и откуда через неплотно занавешенное окно виднелся край серого неба.

   Доктор Сергей, как говорили сестры, был с самого утра занят на операции. В середине дня в палату забежал взбудораженный молоденький ординатор.

   - Слушайте, к вам тут... очень просят. - Он воровато оглянулся на дверь. - Только не долго, ладно? И никому.

   - Конечно. - Абрамцева улыбнулась, насколько позволяла стянутая подсохшей обезболивающей мазью кожа; в лицо будто впились тысячи иголок. - Спасибо.

   Ординатор вышел. Через минуту, беспокойно озираясь, в палату зашел Белецкий. До того, как в его взгляде появилось узнавание, прошло долгих несколько секунд.

   - Валя! Как ты себя чувствуешь? Если я слишком рано, то...

   - Так же, как и выгляжу: отвратительно, - перебила его Абрамцева. - Но я очень рада тебя видеть, Игорь. Хотя не ожидала.

   - Я тоже очень рад. - Белецкий улыбнулся с заметным облегчением и уселся на вторую, пустовавшую кровать. Белоснежный больничный халат на нем смотрелся нелепо. - П-просто я единственный, кто сейчас ничем не занят. Давыдов вчера утром улетел на другую сторону Хребта. Когда ему передали, что тебя п-перевели из реанимации, он собирался срочно вернуться. Но я его отговорил - ему надо отоспаться: он все последние дни не вылезает из кабины. П-прости.

   - Ты все правильно сделал, - сказала Абрамцева. - Спасибо. Но зачем он полез через Хребет на катере?

   - Не на катере. Как только стало известно о лавине, он вывел из ангаров Волхва.

   - Кречетов разрешил?

   Белецкий мотнул головой.

   - Когда все случилось, то есть, когда стало известно... Говорят, Слава буквально затолкал его в кабинет Смирнова, "п-поговорить". Через пять минут они вышли: Слава отправился в ангар, а Кречет - в кадры с заявлением об отставке: всю ответственность за случившееся он взял на себя. Так что на базе сейчас административный хаос. При этом командует парадом Давыдов; никто не решается ему перечить: одни боятся ответственности, другие - Давыдова. - Белецкий чуть заметно усмехнулся. - Смирнову успешно оперировали язву, но на больничном он надолго и махнул на все рукой, подписывает документы не глядя - мол, Слава, делай, что хочешь. Слава и делает: после всего у него, кажется, отказали тормоза. Если он п-продолжит в том же духе, скоро весь Дармын начнет вспоминать Дениса с теплом и любовью, как сговорчивого и дружелюбного комэска.

   Абрамцева с огромным трудом сдержалась, чтобы не засмеяться.

   - Так им и надо.

   - Согласен. Ограничительные коды Волхву я откорректировал, - опередил Белецкий вопрос. - На сегодняшний день все в порядке. О случившемся ему известно, даже с некоторыми подробностями: Давыдов решил, что так лучше, а я п-подумал, что ему виднее: в конце концов, ему на нем летать. Раз Слава Волхву доверяет, быть посему.

   - А что Шатранг на все это?

   - Цитирует Шекспира.

   - Шекспира?..

   - "У бурных чувств неистовый конец, он совпадает с мнимой их победой". - Лицо Белецкого снова исказила мимолетная усмешка - недобрая, даже хищная. - После очистки кода у старины Волхва прорезается юмор.

   - Наверное, это неплохо, - после короткого раздумья сказала Абрамцева. - Рассказывай все остальное. По порядку. Я ничего не помню, кроме того, как меня засыпало и я отключилась, а очнулась уже здесь... До сих пор не верится, что нас не сбросило вниз. Никогда не думала, что на Бараньей гряде возможна такая лавина.

   - Масса и скорость были чудовищные: почти втрое больше предсказанного максимума; но, на наше счастье, она потеряла половину силы в лесу. Дамба и постройки станции затормозили ее и задержали основную снежную массу и большую часть деревьев и камней. Но часть снега все-таки прошла дальше и остановилась буквально в десятке шагов от разлома. Тебе невероятно п-повезло. - На лице Белецкого проступило какое-то странное выражение. - Валя! Я никогда не стал бы спрашивать, что делал лучемет Смирнова в кармане твоей куртки: ответ слишком очевиден. Почему твой спецдатчик оказался приколот к одежде Каляева - тоже не стал бы спрашивать: ответ ясен был бы и тут. Но и то, и другое одновременно?! За датчик Ош на тебя очень зол: это могло стоить тебе жизни... едва не стоило. - Белецкий вздохнул. - Оружие снова в сейфе. Давыдов не знает - ни про лучемет, ни про датчик: не возьмусь п-предположить, что огорчило бы его больше... Я ничего ему не скажу, Ош тем более. Но объясни, бога ради, что за бардак творился у тебя голове?!

   Абрамцева улыбнулась, насколько позволяли тысячи невидимых иголок, впивавшихся в лицо.

   - Денис никогда не говорил тебе, что все женщины априори непоследовательны?

   - В-возможно, у него была большая статистика, однако он плохо знал тебя.

   - Тут ты прав.

   - Так почему, Валя?

   - Я не смогла сделать то, что задумала, а потом случилась катастрофа: вот и все. - Она помолчала немного. - Знаешь, Игорь, мне очень не нравится то, что Каляев вкладывает в слово "человек". Но перед Драконом все мы, прежде всего - люди... Я подумала, он не хотел бы навсегда остаться похороненным в лавине. А для меня драконова пасть - подходящее место; уж лучше черной земли на кладбище, где лежит Денис. Что с Каляевым - ему удалось выжить? - наконец, задала она вопрос, который так и не собралась с духом задать раньше.

   Белецкий, опустив взгляд, покачал головой.

   - Ош ан-Хоба видел, что перед катастрофой вы находились вне убежищ, и видел, где. Но сразу п-подобраться к вам мешало снежное облако. Когда оно чуть осело, Мелихов сбросил трос и высадил спасателей там, куда вас могло отнести. Каляева по твоему датчику нашли сразу и почти сразу откопали: он находился совсем близко к поверхности и не имел видимых травм. Но, когда его вытащили, он был уже мертв; спасатели не смогли его реанимировать.