Медленно, чуть неловкими шагами человека, сбросившего большой груз, но не избавившегося еще от его тяжести, она начала спускаться с площадки. Каляев последовал за ней.
- Наверное, я кажусь вам очень плохим человеком, - сказал он после минутного молчания.
- Вы? - Абрамцева вполоборота взглянула на него. - Это я кажусь себе плохим человеком. Подлым, слабым и...
- Это не так, - с чрезмерной горячностью возразил Каляев.
- ... и бесполезным, - не обращая на него внимания, продолжила Абрамцева. - А вы мне нравитесь, Миша. Тем обиднее, что вы - по другую сторону баррикад, и нам не найти с вами общий язык.
- Так ли уж это невозможно?
- Если и было возможно, самое время признать, что нам не удалось.
Каляев остановил ее, удержав за плечо.
- Валя, я обещаю вам, что попробую убедить Володина оставить Шатранг в покое. В этой планете есть потенциал. Может быть, не технический, но человеческий...
- Вы говорите так, как будто ваши слова имеют для Володина какой-то вес, - с усмешкой сказала Абрамцева. - А, впрочем, спасибо. Я уже говорила, что вы до отвращения великодушны?
- Зря ерничаете: имеют. Хотя он не слишком велик, - мрачно признал Каляев. - Валя, вы... - Он вдруг осекся и уставился куда-то ей за спину, запрокинув голову. - Что он делает? Это нормально?
Абрамцева обернулась и проследила за его взглядом. Темный силуэт катера, казавшийся не больше стрекозы, метался в небе, двигаясь рывками и выписывая нелепые зигзаги. Облака чуть отливали радугой.
- Шары! - выдохнула Абрамцева. - Проклятье, Паша, ты что же такое делаешь!..
Неповоротливый, но малоуязвимый к поломкам катер необходимо было быстро провести через опасную область кратчайшим курсом, однако Мелихов, все последнее время работавший только с Иволгой, по привычке сбросил скорость для оценки ситуации, и подвижное облако шаров почти окружило его. Теперь ему ничего не оставалось, кроме как маневрировать.
Катер подошел вплотную к заснеженным склонам Верхней Бараньей гряды. На несколько невыносимо долгих секунд он затерялся на фоне скал; Каляев, напряженно следивший за ним, невольно задержал дыхание, ожидая увидеть столб дыма от взрыва - но тут катер вынырнул из расселины и уверенно пошел вверх, прекратив суматошные метания.
Каляев выдохнул и улыбнулся.
- Ну, вроде, обошлось... Валя?!
- Нет, - неживым голосом сказала Абрамцева. Цвет ее лица из просто бледного стал пепельно-серым. - Не обошлось.
Ветер еще не донес эхо гулкого стона, еще не завывала на метеостанции сирена, еще едва различимо было появившееся над далеким склоном серо-белое облако - но безошибочным горским чутьем, шатрангской кровью она чувствовала произошедшую катастрофу. Катер в небе был не больше монеты, и все же ей казалось, что она видит, как за стеклом кабины искажается ужасом лицо Мелихова, когда он понимает, что натворил.
Через секунду на станции заработала система оповещения.
- Быстрее, к убежищу! - под завывания сирены лавинной опасности Абрамцева потянула Каляева к станции. Однако тот истуканом застыл на месте, зачарованно глядя на растущее снежное облако; оно расходилось все шире, похожее на раскинувшее крылья чудовище.
- Дракон, - прошептал Каляев одними губами. - Мать вашу, Дракон.
Абрамцева прекратила попытки увести его и встала рядом. Чудовищная лавина надвигалась стремительно: за оставшуюся им минуту они бы не преодолели и половину пути до убежища.
- Возьмите. - С трудом открыв защелку, Абрамцева отцепила значок-амулет и приколола на отворот куртки Каляева. - Вам нужнее.
- Вы всерьез думаете, что колдовские погремушки могут защитить от этого? - вышедший из ступора Каляев взглянул с нескрываемой иронией.
- Внутри этой погремушки, Миша - двухчастотный лавинный маяк, какие есть только у сотрудников Дармына: его Ош с товарищами будут искать с большим тщанием, чем тот, что вшит в вашу куртку. Такое вот колдовство. - Абрамцева посмотрела наверх. Огромное облако закрывало собой Баранью гряду и половину неба; снежная масса обрушилась на поросший лесом склон и понеслась вниз, сметая все на пути. Оставались считанные секунды. - Ну, как вам Великий Хребет, Миша? Не разочаровал?
- Да уж, - Каляев усмехнулся. - Не...
Окончания фразы Абрамцева не расслышала.
Снежная взвесь в мгновение залепила рот, нос, уши, глаза. Утоптанный снег взгорбился и ушел из-под ног; она почувствовала мощный удар в спину и следом второй, еще более страшный. Ее бросило вперед и потащило куда-то. Не было больше верха и низа, земли и неба, севера и юга - только смертельная, выкручивающая конечности темнота.
Движение остановилось рывком, отозвавшимся невыносимой болью в позвоночнике и ребрах. Абрамцева начала барахтаться с новой силой, но хоть как-то двигались только пальцы левой руки, бессмысленно заведенной за спину и, вероятно, сломанной в тщетных попытках "выплыть" из снежного моря. Воздуха не было; но снег снова, в последний раз, сдвинулся - и словно какая-то огромная сила невидимой рукой протолкнула ее вперед.
В следующие секунды снег схватился, стал плотным, словно бетон, но теперь перед лицом оказался спасительный воздушный карман. После нескольких судорожных вдохов Абрамцева открыла глаза и сплюнула смешавшуюся со слюной ледяную кашу: та размазалась по подбородку. В кромешной темноте невозможно было толком определить, где поверхность, и невозможно было глубоко вдохнуть. Воздух был, но вряд ли стоило надеяться, что его хватит надолго.
"Раз, два, три..." - Абрамцева начала считать, каждый раз делая маленький вдох на счет десять и силясь сдержать подступившую панику. Через сорок вдохов она заметила, что сбилась и вместо счета повторяет регистрационный номер Иволги. Еще через тридцать стало понятно, что она больше не может припомнить номер до конца - тогда она вернулась к цифрам.
"... шесть, семь, восемь..." - оказалось последним, что она запомнила.
***
Потом был госпиталь.
Спустя бессчетное множество секунд, в которые она не имела понятия о времени или самой себе, Валентина Абрамцева снова открыла глаза.
Боль, до того пробивавшаяся сквозь толщу медикаментозного сна смутным неудобством, сделалась осязаемой; появились звуки - тихое гудение, жужжание, щелчки - и слабый запах дезинфекции. Впереди на грязно-бежевом фоне угрожающе колыхалось белое облако и что-то твердое в глотке мешало свободно вздохнуть. Абрамцеву охватила паника.
"Но этого не может быть", - подумала вдруг она.
"Снег такой белый только на Земле", - с этой мыслью она осознала сама себя и, наконец, по-настоящему очнулась. Рассмотрела выходящую изо рта трубку аппарата ИВЛ, оставленный кем-то по недосмотру белый халат, чуть двигавшийся в потоке воздуха от вентиляционной щели, и, не переставляя удивляться тому, что жива, зашарила незафиксированной правой рукой по краю кровати, пытаясь нащупать сигнальную кнопку.
Но та не потребовалась: врач, следивший через монитор за показаниями приборов, уже входил в палату. Его одутловатое, с горбатым носом и широко посаженными глазами лицо было Абрамцевой незнакомо.
- Вы меня слышите? - спросил он приятным низким голосом. Абрамцева моргнула. - Вы помните, кто вы? Что с вами случилось?
Абрамцева моргнула еще дважды и указала взглядом на ИВЛ.
- Хорошо. - Врач добавил что-то в капельницу. - Вы находитесь в военном госпитале при генштабе ВКС. Аппарат работал во вспомогательном режиме; теперь в нем нет необходимости. Будем отключать. Вы отдохните пока.
