— А потом приходилось ловить уже нас. Помнишь, Трис уговорила тебя показать ей поле с васильками? — рассмеялся Фили. — Оно было так далеко от дома! Мы гуляли до позднего вечера… Вот влетело от родни!

Кили улыбнулся так открыто, что у Жанны защемило сердце.

— А ты сказал матери, что это была твоя мысль, и все шишки достались тебе.

— Потом Трис уехала, и мы клялись навестить ее, хоть путь до Железных Холмов и далек. Но зимой в шахте погиб отец, и все изменилось. Он редко бывал там, но в тот злосчастный день нашли глыбу малахита, необыкновенно красивого! Отец хотел сам проследить, как ее будут вырубать… Наверняка собирался сделать матушке подарок, — Фили запнулся, и Кили сразу прижался к его плечу. — А получилось так, что она возненавидела зеленые камни.

Братья замолчали, все в воспоминаниях, теперь уже невеселых.

Жанна тоже молчала. Она прикоснулась горящим виском к холодному камню и закрыла глаза. Все сходится. Этого быть не должно! Сердце никак не желало успокаиваться.

— Я вижу, ты все равно не спишь, — знакомый голос был опасно тих.

Жанна обернулась, царапнув кожу об валун. Торин смотрел на нее сверху вниз, чуть наклонив голову, поигрывая мечом. Улыбки не было, но в глазах мелькнуло что-то, похожее на веселье.

«Я скоро стану разбираться во всех этих мельканиях», — сказала себе Жанна.

— Разомнемся?

Они отошли подальше от спящих гномов, на полянку, ярко освещенную полной луной. Старые ивы, чьи серебристые ветви опускались до самой земли, скрывали бурную воду неизвестной реки.

Но любоваться было некогда, Торин ждал. Жанна, вынув меч из ножен, повела плечами — мышцы не отошли после битвы с троллями, все тело ломило, а голова была полна кошмаров. Глупо, конечно, но меч все время находился при Жанне: она не готова была расстаться с ним даже во время сна.

В лунном свете блеснул сложный узор на клинке. Торин плавным движением выхватил оружие… и мечи зазвенели, выбивая искры.

Жанна считала себя неплохой фехтовальщицей, но то, что сейчас творил гном… Ей казалось, она наткнулась на каменную стену. Его меч был везде — холодная молния сверкала слева, справа, сверху, снизу. Она не могла найти в его защите ни единой бреши. Ускорила темп, осыпая его градом ударов… Меч тяжелел с каждым мигом. Поднырнув под руку гнома, попробовала подсечку — с тем же успехом можно было свалить гору.

Девушка не смогла бы сказать, сколько прошло времени — миг или вечность: от мира остался только танец железа. Удар, блок, разворот, обманный выпад, опять удар… Пот заливал глаза, в висках застучало, и когда ей показалось, что она рухнет без сил, Торин опустил меч:

— Хватит.

Жанна еле кивнула.

— Получается неплохо. Но надо работать над защитой. Что стоишь? — недоволен, что Жанна отнимает его время сверх подаренного.

— Простите, мой король. Недостойно… — собралась с мыслями Жанна, — Недостойно участнику Путешествия пахнуть как тролль. Разрешите мне остаться и ополоснуться.

— Ополаскивайся, — усмехнулся он. Уходить не собирался. — Я покараулю. Да что же ты! Смотреть не буду! — моментально озлился он, видя ее стеснение.

Жанна с трудом расстегнула пояс, стащила рубашку. Окунулась в показавшейся очень теплой воде и сполоснула рубашку. Мысль о том, что совсем рядом стоит ее король, тревожила ее, путала руки.

Она, закончив, поблагодарила Торина и побрела прочь с лужайки. А он так и остался под ивами.

Фили сидел, прижавшись спиной к камню. Кили тихо спал рядом, приоткрыв рот.

— Нас с братом тоже Торин обучал владению мечом, — сказал Фили, повернув голову к Жанне, — Но лучше всего у братишки получается стрелять!

От улыбки дернулись смешные усы с серебряными бусинками.

«А он, наверное, похож на Торина в молодости — без ответственности за свой народ, без погибшей семьи и сожженного Эребора за спиной», — сонно подумала Жанна.

Ноги ее не держали, она опустилась на землю и с трудом стянула с себя меховую безрукавку.

«Не забыть проверить меч. Наверняка затупился».

Жанна укрылась плащом, досадуя, что нет сил поправить лезвие сегодня.

Глаза слипались… О кошмарах в эту ночь можно забыть. Надо спать, завтра — новый день. Тогда и будет время подумать о странных и страшных видениях, слишком похожих на явь.

На следующий день бой повторился, а плохие сны — нет.

«Ему — забава, а мне — тяжкий труд», — после очередной порции синяков и ссадин думала Жанна, вытянув ноги, блаженствовала у костра.

Зато рука держала меч куда увереннее, и он не казался таким тяжелым.

Дни казались все длиннее. Продукты заканчивались, похлебка стала совсем жидкой. А в местности, где они проезжали, исчезли даже деревья, так что путникам не из чего было разводить костер. На переходах Гэндальф ворчал себе под нос — похоже, плохо понимая, куда идти, а на стоянках ворчали гномы.

От дороги не осталось и следа — только бесконечный пологий подъем, поросший голубоватым мхом, с редкими белыми камнями, по которым, видимо, и находил путь маг.

Жанна, устав от этого однообразия, чуть не бросилась на единственную встретившуюся путникам, усыпанную мелкими цветами лужайку с мягчайшей на вид травой…

Но Торин усмирил ее порыв, перехватив за талию и прижав к себе.

«Мало мне синяков», — поморщилась Жанна. Объятие короля гномов было воистину каменным.

— Не стоит этого делать, — ровно сказал гном около самого уха, и непонимание пропало, сменившись испугом, самой ей не понятым. — Гэндальф, покажи ей.

Маг неодобрительно глянул из-под мохнатых бровей, и, подняв с земли булыжник, бросил в середину лужайки. Он пропал мгновенно — обманчивая трясина поглотила его с жадным чавканьем, только волны прошли по веселой зелени.

Жанна, вцепившись в руку Короля-Под-Горой, с ужасом всматривалась в зыбкую топь. Все равно что потянуться к розовому бутону, а обнаружить открытую пасть гадюки!

На предплечье гнома, ощутимые даже под наручами и кольчугой, вздымались мышцы. Опомнившись, Жанна отстранилась от Торина, не обратившего внимания на ее испуг.

Они брели все дальше по изрезанному трещинами плато, лениво поднимающемуся вверх.

Когда они пересекали глубокую узкую расселину, на невидимом дне которой клубился туман и пели дальние водопады, Бильбо, оступившись, чуть не упал. Двалин едва успел за шкирку вытащить его из бездны.

Через несколько дней, когда они переправились через речушку, мерзлый туман рассеялся и вдали показались отроги Мглистых гор. Рвали небо острые снежные пики, а ближние отроги темнели мрачной громадой.

Отряд ночевал под открытым небом, без огня и почти без еды.

— Мы все-таки идем в Ривенделл? — глядя то на мага, то на карту, тяжело выдохнул Торин.

— Нам не о чем спорить, мой друг. На запад одна дорога, если можно ее так назвать, — нахмурился маг. — Да и карту нужно показать Элронду — я здесь бессилен. Он поможет нам. Как знать — вдруг владыка Ривенделла тебе понравится?

— Сильно в этом сомневаюсь.

Торин опустил голову, соглашаясь поневоле с неприятным ему маршрутом. Двалин, став еще мрачнее Короля-Под-горой, поправил топорики за спиной.

— Двалин, когда мы попадем в Ривенделл — будь настороже, — велел Торин и обернулся к девушке: — Твоя очередь дежурить.

«Хоть для этого я сгожусь!»

Торин, несмотря на ее порыв и принесенную клятву, по-прежнему не замечал Жанну, кроме ежевечерней разминки, превратившейся в традицию. И, несмотря на все просьбы, ставил в караулы редко.

«Если король гномов думает, что мне надоест это путешествие и я попрошусь остаться у эльфов, то он будет разочарован».

После того, как Торин принял ее помощь — пусть только на словах — мысль оказаться в Ривенделле уже не пугала ее так сильно: теперь-то оставить ее там уж точно не получится!

Жанна укуталась поплотнее. Летом и не пахло. Промозглая ночная сырость проникала через плащ и меховую жилетку, холодя сердце. А может, сказывалось постоянное недоедание. Даже рыжий толстяк Бомбур похудел, а у озорного Бофура, любителя страшных баек, запали щеки. Оин варил какие-то травы, но они были совсем не сытными. Гномы ворчали и ссорились, и ругались на кхуздуле, когда думали, что она их не слышит. Жанна понимала только всеобщий, и ей казалось, что кхуздул, родной язык гномов, состоит из одних ругательств.