В жизни самого Барда не было ничего подобного. Наверное, он просто не умел любить.

Отец всегда говорил, что у него холодное сердце. Да, он не создан для счастья. То ли дело его младший брат, красивый, как мать, увлекающийся и горячий, как отец — вот он достоин радости и любви!.. Светлые волосы, ясный взгляд, мальчишеская улыбка… Хорошо, что бургомистр проявил великодушие и не наказал Альберта за ту глупую выходку, а распорядился сопроводить его в Ривенделл. За одно это Бард обязан служить ему вечно! Жаль, что дороги становятся все опаснее, ведь у него из всей семьи только брат и остался…

***

Бургомистр снова не принял Короля-под-Горой, сославшись на срочные дела…

Жанна сидела на полу, завернувшись в смятую простыню, а Торин, опершись спиной о тяжелое кресло, улыбался ей. Два часа испарились бесследно… Как могло это случиться? Она всего лишь решила дождаться короля гномов в его комнате…

Торин пришел чернее тучи, от всей души ругаясь на кхуздуле, и рухнул в глубокое кресло. Дни проходили за днями, а толку не было! Бургомистр то ссылался на неотложные дела, то просил насладиться гостеприимством Города-На-Воде. От пустой траты драгоценного времени король гномов все больше мрачнел и чуть ли уже не сходил с ума. Девушка очень хотела помочь ему и решилась посвоевольничать — размять затекшие мышцы плеч и шеи.

Почему-то под ее пальцами они совсем не расслабились, а еще больше напряглись, и она не уследила, как за пару секунд переместилась из-за спинки кресла в кольцо его рук. Впрочем, растерянность не помешала ей воспользоваться положением и хоть немного развести черные тучи и черные мысли Торина — она сама обвила руками его шею, подставляя лицо для поцелуя. Жанна понимала, чем могут закончиться эти объятия, страшась и ожидая продолжения. Она принадлежала Торину, как и он — ей, гораздо раньше, чем окончательно поняла это на берегу синей реки. А все остальное… Будь что будет!

Жанна с подозрением посмотрела на дорожку из снятых доспехов, разбросанного оружия, сброшенной впопыхах одежды, простирающейся от кресла к широкому ложу.

Они даже дверь не заперли!

Она помнила дрожь, пробежавшую по телу гнома, его обжигающее дыхание, потемневшие глаза с расширившимися зрачками. Гнев в них медленно сменялся на другое, гораздо более сильное чувство, и безумие синей жаркой волной все-таки накрыло их обоих… Только теперь Жанна не могла и не хотела с ним бороться. Ее внезапно возникший страх сменился отчаянно веселой храбростью.

Что же было потом?

Тепло его рук, от которого срывалось дыхание и плавилась кожа… Она невольно взглянула на себя — ожогов не было. Ощущения явно подводили ее! Вид у нее был такой озадаченный, что Торин, не отводивший от нее взгляда, фыркнул, будто снова прочитал ее мысли. Девушка смутилась. Да, так что же было дальше? Его глаза она видела четко, а все остальное…

Чертик в ее сознании опять грозил пальцем: случившееся должно было быть грязным, болезненным и постыдным, а не таким — чистым, ослепительно прекрасным, абсолютно правильным и единственно возможным для нее…

Но и бесенок пропал наконец… Они вдруг запутались в простынях и, пытаясь выбраться, со смехом упали на пол, все еще не отпуская друг друга. Тут и сидела сейчас Жанна, понемногу приходя в себя и пытаясь обдумать случившееся — их безумный танец пару дней назад и то, что произошло сегодня.

Потрогала языком припухшие губы, оглядела следы железных пальцев гнома на своих плечах и наливающийся синяк на груди. Но она не чувствовала особой боли. Прислушалась к ощущениям внутри себя — хорошо и покойно, и никакого намека на скверну и отвращение, о которой ей все твердили, стоило только задать вопрос о близких отношениях между мужчиной и женщиной. Умиротворенный Торин, сидя напротив, поглядывал на нее и улыбался.

Очевидно, та сиреневая тряпочка еще недавно была ее платьем. И в чем теперь идти обратно?

Вдруг испугавшись, она широко открыла глаза и прижав руки к губам. Свою невинность она всегда считала хорошим знаком, приносящий удачу в бою. И она сама, своей волей лишила отряд благословения высших сил!

Не сдержавшись, Жанна прижалась к гному и зарыдала на его плече. Торин удивленно посмотрел на нее:

— Я обидел тебя?

Она только горестно замотала головой, не в силах вымолвить ни слова. Жанна захлебывалась слезами и никак могла успокоиться. Здравомыслие отказывало ей, утонув в дурных предчувствиях.

Торин понял, как ее ранят мысли о воображаемой вине, и, прижав к себе, легонько гладил по спине кончиками пальцев. Он подумал о том, что неплохо бы до конца похода оставить девушку в Эсгароте, как бы ей ни был противен этот город и этот расклад… Тревога за жизнь Жанны терзала его постоянно.

А ведь именно тревога и беспокойство за неожиданную спутницу пересилили жажду сокровищ и то темное, дурное, неправильное чувство, что иногда поднималось у него в сознании, чему он с трудом противился и чего так опасался.

Еще в Синих Горах старый гном, единственный, с кем он поделился своими сомнениями, сказал ему: «Жажда золота — лишь следствие душевной пустоты. Когда ты наполнишь свое сердце, жадность пройдет сама». Жанна наполнила его жизнь даже не своей отчаянной преданностью, а безграничной, неправильной любовью.

«Я бы забралась тогда на дерево и прыгнула вниз не раздумывая, если бы ты приказал!» Вспомнив ее горячечный шепот, он покачал головой, попытавшись пригладить ее непокорные вихры. Гномки любят куда спокойнее, ни одна из них не стала бы… Жанна словно зажгла его своим чувством — и для прочих страстей места уже не осталось. Как и для боязни того, что внезапно завладевшая им любовь помешает ему исполнить долг. Жанна первая бы упрекнула его.

Думал Торин и о том, сколько раз он откладывал чувства на потом, на после похода, на после Эребора, на другую, спокойную и правильную жизнь, Но он не мог представить себя после возвращения Одинокой Горы. Ни с кем этим не делился, однако… Он король, у него не должно быть сомнений… Но он не видел впереди ничего, кроме черноты и холода. Он, который цеплялся за один-единственный призрачный шанс и всегда превращал его в реальность — не видел для себя этого шанса. Кто знает, как все обернется? Жизнь коротка и опасна. И обрывается, когда не ждешь.

Жанна вытерла слезы и улыбнулась ему. Она улыбалась редко и красиво. Она сильная, она сможет пережить…

Торин не стал додумывать и тяжело вздохнул.

С бургомистром они так ни о чем и не договорились, Одинокая гора ближе не стала — а забот только добавилось…

========== Часть 27. Черный город делает ход конем ==========

— Торин! — Фили вломился как всегда без стука. — Губернатор наконец соизволил…

И тут же, издал странный звук, что-то вроде:

— Аппфф! — и вытаращил глаза.

Еще бы! Он увидел Жанну в одной только мужской рубашке, прильнувшую к Торину, который, кажется, был и вовсе нагишом! Девушка испуганно обернулась через плечо, а дядя-король вперил в племянника сердитый взгляд. Тот уставился на голые ноги девушки. В первый раз в жизни он не знал, как съязвить!

Ноги были стройные и красивые, с маленькими розовыми пятками. Как у его приятельницы-мечницы могли оказаться такие чудесные ножки?! И уж вовсе не укладывался в голове вид обнаженного торса короля, в который упираются узкие женские ладони!

Рука гнома, по-хозяйски расположившаяся на талии девушки, довершала картину. Нет, конечно, принц догадывался о чем-то в этом роде, но, получив столь явные доказательства, был шокирован и изумлен. Жанна, залившись краской, дернулась и вырвалась бы из объятий, если бы Торин не удержал ее, прижав к себе.

— Выйди, Фили! — рявкнул он.

Девушка спрятала лицо на груди у Торина, закусив губу, зажмурившись и чуть не плача. О чем она только думала и что вообще наделала?! Почти всю ночь она просидела, глядя на спокойно спящего гнома, вся в сомнениях и тревоге. Хоть полюбоваться напоследок… Эйфория пропала, и теперь Жанна была уверена, что Торин, получив желаемое, сочтет ее развратницей и больше и не взглянет в ее сторону. Ей всегда внушали, что так оно и бывает, если девица легкомысленно позволит мужчине до брака сорвать цветок невинности…