Они беспрепятственно спустились на нижний уровень. Свет от факелов открыл их взорам висящего на цепях Короля гномов и лысого эльфа в темной одежде, деловито и сосредоточенно перебирающего какие-то блестящие инструменты, в полном порядке разложенные на длинном столе.

Жанну внезапно затошнило. Даже от короля гоблинов не исходило такой всепоглощающей, безумной жажды страданий. Рядом с пленником стоял властитель и бог этого места.

Здесь было его царство — царство боли и наслаждения. Чужой боли и его собственного наслаждения. Как хорошо, что Король дает ему пленников, позволяет ему применить свои умения, утолить свою страсть.

Орки в этом ничего не понимают, это высокое искусство им недоступно. Изнасиловать женщину самым зверским образом, переломать ноги мужчине в нескольких местах, ну, может, поджарить заживо верещащих пленников — и это все, на что они способны?

О, он не таков! Он сравнивал пытки разных народов, учился у мастеров своего дела, брал у них самое изысканное. Он становился все лучше и лучше в своем искусстве. Он почти достиг совершенства, к которому всегда стремился.

Он знал, как малой кровью добиваться неимоверных страданий. И он всегда умел вовремя остановиться и долго, очень долго поддерживать жизнь в умирающем, находя все новые и новые грани мучений.

Он знал о боли все, знал, какой разной она бывает. Она может быть резкой, острой, колющей, тупой, медленной, тягучей, сводящей с ума, невыносимой и — в конце концов! — даже желанной. Но до этого дойдет еще нескоро.

Подобному мастерству надо долго учиться. И еще желательно иметь настоящий талант, как у него. Он сам понял это далеко не сразу. Глупец, он проклинал свою жизнь под пытками, не понимая, что все это для его же пользы.

Сейчас на чистом столе рядом с пленником он разложил полный набор инструментов, которыми он так хорошо умел пользоваться. Жаль, хозяин его сильно ограничил, лишив многих возможностей. Но, всматриваясь временами в глаза владыки, царь и бог нижнего яруса убеждался, что лорд передумает и даст ему полную свободу. Он всегда чувствовал такие вещи…

Но дозволенное использовалось полностью. Мелкие щипцы для выдирания клочков кожи, остро наточенные лучины, которые так просто было втыкать и поджигать, маленькие стальные иголки, никогда не подводившие его, узкие лезвия различной формы для неглубоких, но таких болезненных ран, особенно если знать, где и как их наносить. Он глубоко вздохнул, наслаждаясь видом рабочего места. Небольшая горелка, на которой можно много чего нагреть, да и просто пустить ее в ход. Он не торопился, растягивая удовольствие. Пленник был без сознания — нужно подождать. Зачем тратить силы попусту?

У него были отличные учителя — они не один месяц учили его на собственной шкуре. Теперь он мог разговорить почти любого. Правда, гном упорен: не отвечает на вопросы, не проклинает, даже не стонет под пытками — только сжимает зубы и вздрагивает всем телом. Но это ненадолго! Все ломаются, рано или поздно — он это знает по себе. Нет таких людей — или эльфов, или гномов, — кто смог бы выдержать смертную муку Дол-Гулдура. Нужно лишь умение и время. Лишь бы пленник не сошел с ума — это единственное, что может испортить удовольствие.

— Что ты здесь делаешь? Не мешай мне! Убирайся! — обращаясь к Ринглину, промычало странное существо, испещренное старыми шрамами и ожогами до того, что внешне уже мало напоминало эльфа.

Военачальнику запрещено здесь появляться! Наглец! Он еще пожалеет, что ослушался Владыку!

— Развлекаешься? — с гневом спросил Ринглин, оглядывая пыточный набор на столе, израненного Короля Гномов, окровавленные руки чудовища в аккуратном кожаном фартуке… И это — его соплеменник?!

Глаза существа, будто затянутые пленкой, ничего не выражали — они были мертвы, как и его душа.

Палач нигде не числился, о нем никто не знал, а смутным слухам мало верили при свете дня. Да и как можно поверить, что среди эльфов может обитать чудовище, получающее удовольствие от боли других? Ринглин вспомнил двоих бойцов из своего отряда. Он нашел их мертвыми — окровавленными, облепленными жирными мухами, в лохмотьях полосками снятой кожи, с выколотыми глазами и вырезанными языками. Его товарищей — опытных воинов — при виде несчастных вывернуло наизнанку…

Ринглин без замаха, одним движением снизу вверх вонзил кинжал и отступил от потока хлынувшей крови. Царь и бог нижнего яруса не верил в свою смерть — даже мертвый, он тянул к руки к своему убийце.

— Это — уже не эльф, — тихо сказал военачальник девушке, смотревшей на него огромными глазами.

Вытащил клинок, вытер кровь. Странное, страшное существо он плотно завернул в холстину и оттащил далеко, в никому не известный коридор, в дальнюю комнату, и приложил к двери свой магический ключ. Здесь тело упокоится до скончания веков. За дверь с таким замком не проникнут даже запахи, да и сама она будет не слишком заметна.

Вернувшись, Ринглин отстегнул кандалы, прорезавшие кровавые полосы на запястьях Торина. Вдвоем с Жанной они подхватили бесчувственного короля гномов, не дав ему упасть.

Эльф мельком взглянул на девушку — он думал, она будет рыдать и ее придется успокаивать. Но она не проронила ни слезинки, была холодна и собрана — бледное лицо не выражало никаких эмоций, а глаза были сухими. Жанна быстро осмотрела Торина, провела пальцами по исхудавшему, но все еще сильному телу. Царапина на щеке, три нагноившихся, скверных ожога, два глубоких кровоточащих пореза — их нужно будет зашить, как только они выберутся… И еще множество небольших, но крайне болезненных ран — при прикосновениях Торин вздрагивал даже в беспамятстве. По счастью, повреждений, грозящих немедленной смертью, не было.

Жанна с облегчением выдохнула. Она жалела, что Ринглин убил палача. И огорчилась, что оглушила охранника. Попадись он ей сейчас, не колеблясь перерезала бы ему горло, наслаждаясь предсмертными хрипами и бульканьем вытекающей крови! Наверное, еще бы и на ребрах попрыгала, чтобы услышать, как они затрещат!

«Сможет ли идти?» — подумала девушка, но это было не важно: есть, кому нести. Еще и спорить будут за такую честь.

Она откинула с лица Торина спутанные темные волосы, легко провела по щеке кончиками пальцев, приподняла тяжелую голову, прижала к груди, прикусив губу, сдерживая готовые вырваться рыдания… и с тихим стоном вздохнула. Сердце короля билось — слабо, но билось! Ее — тоже постепенно оживало в ответ, и лед, панцирем окутавший его, потихоньку таял. Гном, вздрогнув от ее прикосновений, приоткрыл глаза, но взгляд его был еще мутен — Торин смотрел на нее, не узнавая. Жанна достала флягу, приложила к сухим, потрескавшимся губам. Гном пил жадно, понемногу приподнимая голову, тяжело ухватившись за ее плечо одной рукой. Он столько времени старался не думать и не чувствовать, что просто не мог пока говорить.

«Он жив!» — пело сердце Жанны. Теперь можно было хоть на секунду приоткрыть дверь той комнаты, в которой она заперла все свои переживания и чувства. Увы, опять не время и не место разбираться в них… Смерть отступила, но все еще была близко, очень близко!

Вокруг что-то изменилось. Девушка подняла голову — Ринглин привел гномов. Те стояли рядом и оторопело смотрели на них.

— Все в порядке, — хрипло сказала Жанна. — Мы успели!

Гномы зашумели радостно, Двалин с Фили, переглянувшись, подхватили короля под руки, с усилием подняли и потащили к выходу. Торин остановил их, с трудом повернул голову и едва слышно выдохнул в сторону Ринглина:

— Спасибо…

Эльф лишь коротко кивнул в ответ.

Бильбо сообщил, что путь свободен: все спят вповалку и нескоро еще проснутся. Жанна с горячими благодарностями распрощалась с Ринглином; сердце ее сжалось от дурного предчувствия. В ответ эльф сказал довольно сухо, что друзья Элронда — его друзья, и он будет рад встрече при лучших обстоятельствах.

Лишь потом, отозвав девушку подальше и окатив холодной зеленью глаз, тихо шепнул ей на ухо:

— Жанна! Пожалев хоббита и вернув ему кольцо, ты подвергла опасности не только свою жизнь. Не ошибайся так больше. Удачи тебе и твоему королю!