Я уже открыл дверь к Всесвятейшему.
— Вам нельзя… Вы же видите… — Цшендерляйн вскочила.
Ох уж, эти возлияния! Я только пьяно ухмыльнулся ей и уже стоял в кабинете Лестера. Главный редактор встретил меня ледяным взглядом.
— Какая радость! Господин Роланд, наша звезда! Стучать и ждать, пока я разрешу войти, вы уже разучились, а, господин Роланд? Садитесь же, господин Роланд (Лестер сменил тон на иронический), не будьте скованным, чувствуйте себя как дома.
— Я так себя и чувствую, господин Лестер.
— Прекрасно, прекрасно, — сказал Лестер, — еще только одну минутку, мне нужно закончить одну мелочь, прежде чем я уделю внимание вам, господин Роланд.
В кабинет Лестера тоже проникал этот убийственный непрекращающийся шум строительных работ. Я поклонился Анжеле Фландерс (у нас с ней действительно была старая дружба) и кивнул Паулю Крамеру. Тот озабоченно провел рукой по спутанным седым волосам и пригладил свою хемингуэевскую бороду. Про себя он, конечно, чертыхнулся. Угораздило же меня снова напиться! Крамер посмотрел на Фландерс. Она тоже выглядела грустной.
На Хэме была разноцветная рубашка в клетку и фланелевые брюки. Галстук он снял вместе с пиджаком. Он никогда не надевал пиджак, когда его вызывали к Лестеру. И точно так же никогда не расставался с данхилловской трубкой, которую держал сейчас во рту. Он курил, как всегда, когда бывал здесь. Это был его способ выразить главному редактору свое мнение о нем. В кабинете приятно пахло. «Хоть что-то приятное!» — подумал я.
Герт Лестер (в темном костюме, белой рубашке и с шейным платком вместо галстука) прошелся рукой по коротко стриженым волосам. Его глаза сощурились, орлиный нос подрагивал. Но я был нужен Лестеру, и ему пришлось взять себя в руки. Поэтому он заорал на бедного Ляйхенмюллера:
— Немедленно вниз и приступайте к работе! На этот раз я вас прикрою — в последний раз! Убирайтесь!
Ляйхенмюллер, все еще униженно кланяясь, пробормотал: «Этого больше никогда не случится, господин Лестер. Больше никогда!»
«Ясное дело, случится, — подумал я. — И тебя не уволят, ты слишком одарен. Но эта свинья снова будет устраивать тебе такие унизительные сцены».
— Очень благодарен вам за доверие, господин Лестер… — Ляйхенмюллер двинулся к выходу по-лакейски, спиной вперед, и столкнулся со мной.
— О, пардон!
— Прекрати, — зашипел я. — Нечего перед ним сразу делать в штаны!
— Что вы там только что сказали? — прокаркал Лестер.
— Ничего особенного.
— Но я желаю это знать!
Я пожал плечами. Между тем Ляйхенмюллер, не переставая кланяться, улетучился из кабинета. В многочисленных соседних офисах работа остановилась, стучали только одна-две пишущие машинки. Люди здесь, наверху — репортеры, авторы, редакторы, машинистки — заглядывали теперь в кабинет Лестера. С Ляйхенмюллером вышел порядочный скандал. И, кажется, будет продолжение!
— Я ему сказал, чтобы он не делал перед вами в штаны, господин Лестер, — дружелюбно объяснил я. Потом поклонился Фландерс. — Извините, Анжела.
Хэм пососал трубку, выпустил облако дыма, но на лице его не дрогнул ни один мускул.
— Это неслыханно! — взвился Лестер. — Как вы смеете…
Я повернулся и пошел обратно к двери.
— Куда вы?
— Выйду. Подожду, пока вы успокоитесь.
Прошло пять секунд. Мы молча смотрели друг на друга.
Высотный дом чуть заметно дрожал от сотрясения земли на улице, пронзительно визжали машины…
Наконец, Лестер заключил:
— Опять хлебнули глоточек!
— Не один глоточек, — поправил я его.
— Сядьте! — рявкнул Лестер.
Я пожал плечами и сел в неприятно качающееся кресло из стальных трубок возле письменного стола. Пиджак упал. Я поднял его и положил на колени. В соседних офисах уже никто не работал.
— Если позволите, — ответил я.
Лестер изо всех сил пытался сохранять спокойствие и скрыть свою антипатию ко мне. Но я каждый раз выводил его из равновесия. Лестеру становилось плохо от одного моего присутствия.
— Какая муха вас укусила, господин Роланд?
— Никакая.
— Но выглядите вы именно так!
— Неужели?
— Мы вам что-то сделали, господин Роланд?
— Нет.
— Вы очень разговорчивы сегодня, господин Роланд. Так что случилось?
«Если ты не оставишь этот казарменный тон, я дам тебе пару раз в морду, — подумал я про себя. И вслед за этим: — Я намного пьянее, чем думал. Надо поосторожнее. Да-да, Хэм, не бросай мне таких предостерегающих взглядов. Я уже и сам это понял».
— Я кое о чем вас спросил, господин Роланд!
— Я слышал, господин Лестер!
Главный редактор наклонился.
— Вы хотите поссориться?
— Нет, господин Лестер.
— А мне кажется, вы все же ищете ссоры.
— Тут вы ошибаетесь, господин Лестер.
— Но если вы хотите ссоры, вы ее получите! Я как раз в подходящем настроении!
— Сожалею, господин Лестер. Может, мы все же перейдем, наконец, к делу? (А ты все-таки получишь пару раз в морду, я твою физиономию видеть не могу, карьерист несчастный. Не надо было так много пить.)
— Хорошо, можем перейти к делу! Мы даже должны! Вам предстоит еще очень много поработать с продолжением, господин Роланд! Женщины многое раскритиковали. К сожалению, и основные моменты тоже. А время поджимает. Вы ведь опять сдали материал в самый последний момент!
— Я просил меня извинить. Я себя плохо чувствовал. Я…
— Вы слепили продолжение на соплях! Сегодня утром! Меня проинформировали!
— Ах, так.
— Таким оно и получилось, это ваше продолжение! На соплях! Вы, видимо, считаете, что можете все себе позволить, да?
— Господин Лестер, как я понимаю, вы разговариваете со мной во враждебном тоне.
— Ах, вы понимаете?
— Да. И я не думаю, что могу позволить вам этот тон.
— Вальтер, — вмешался Хэм, вынимая трубку изо рта, — веди себя все же как нормальный человек, а не как пьяный идиот!
Я кивнул. От слов Хэма я немного пришел в себя.
— Прошу прощения, господин Лестер.
— Пожалуйста. Госпожа Фландерс, не будете ли вы так любезны прочитать нам замечания дам.
Фландерс взяла свой блокнот для стенограмм и начала расшифровывать свои записи. При этом она постоянно поднимала на меня взгляд, как будто просила прощения. Замечаний действительно было очень много. Дважды я хотел что-то возразить, но ловил предостерегающий взгляд Хэма и молчал.
Фландерс читала, давала комментарии к записям и постоянно сводила все к основному замечанию женской конференции: это продолжение, как и всю серию, я с самого начала неправильно ориентировал. В значительной степени надо было учесть особенности, предпочтения, действия и реакции со стороны мужчины.
Лестер раскачивался в кресле, слегка барабанил пальцами по крышке стола и злобно посматривал на меня. Чем дальше Фландерс читала, тем больше я успокаивался. Я даже улыбался. Хэм озабоченно наблюдал за мной. Фландерс тоже занервничала, пожалуй, даже испугалась. Она начала запинаться по ходу доклада. Наконец, она закончила. Довольно долго в большом стеклянном бассейне было тихо. Я заметил, что все смотрели на меня, и поинтересовался:
— Других пожеланий нет?
— Других нет, господин Роланд. — Лестер снова забарабанил по крышке стола. — Я во всяком случае считаю, что этого достаточно. Мы должны немедленно сменить курс! Давно нужно было это сделать. Это продолжение будет сориентировано уже совсем иначе! Работы, конечно, невпроворот. Обсудите все подробно с господином Крамером. Прежде чем начать, зайдите еще раз ко мне. Мы не можем рисковать успехом серии. К счастью, вы пишете быстро. А сейчас побольше черного кофе, чтобы протрезветь. Это должно быть готово в печать до восемнадцати часов. Это ваша вина! Если бы вы раньше сдали…
Ну, и в этот момент от избытка виски у меня перегорели последние предохранители. Внезапно после слишком долгого подневольного труда внутри человека что-то обрывается, он больше не может, больше не хочет, да, больше не хочет! Шум на улице показался мне вдруг слишком громким, и я снова увидел перед собой гигантскую шахту метро и множество рабочих в глубине, и снова услышал, как они пели, пели песню о Пизанской башне, и это стало последней каплей. Слухом, зрением и мыслями уносясь далеко отсюда, я сказал:
