Дело было летом, в лагере. Артиллерист я молодой, попал в лагерь первый раз. Слышу кругом все эти разговоры про домик, а сам только глазами хлопаю: ничего не понять.
— Что, — спрашиваю, — за домик? Где такой? Хоть бы поглядеть.
А товарищи посмеиваются:
— Попадёшь на стрельбы — узнаешь!
Не стал я приставать с расспросами. Знаю своё дело, несу солдатскую службу.
Пришло время стрельб.
Приехали на место.
Гляжу — поле передо мной, конца-края нету. Трава, луговые цветы, тут и там кустарник — даже в глазах зарябило.
Объясняют мне:
— Это полигон. Ещё с ночи вокруг поля караул выставлен, чтобы случаем не забрёл сюда грибник или какой отдыхающий.
А тут уже и пушку выкатили на позицию.
Команда:
— По местам!
Бросились ребята к пушке. А меня командир наводчиком ставит, мне наводить пушку на цель. Боязно с непривычки, но говорю себе: «Не робей, Ваня, покажи, что не напрасно тебя зиму учили...»
И тут показывает мне командир домик в поле. Далеко, у самого леса.
— Рассмотрите, — говорит командир.
Рассматриваю. Чистенький такой домик, беленький, с красной крышей.
— По домику!
И командир даёт команду стрелять.
Навожу я пушку, а домик жалко. «Эх, — думаю, — конец тебе, домик, пришёл. Разлетишься ты сейчас в щепки!»
Заложили снаряд.
— Огонь!
Дёрнул я за шнур, грохнула пушка... Смотрю — устоял домик.
Ишь ты, мал, да крепок! Не деревянный, видно, а кирпичный.
Ещё снаряд заложили. Прицелился я, выстрелил.
Стоит домик.
В третий раз ударил... Стоит. Никакого последствия.
«Что-то крепкий уж очень, — думаю себе. — Не из гранита ли сложен? Кирпич бы уж развалился».
Тут я раз за разом пустил три снаряда. И гранит раздолблю!
Смотрю в бинокль — и глазам не верю... Хотя бы царапина на стене, хоть бы кусок штукатурки обвалился!..
— Стрелять не умеешь, — зашептали вокруг меня товарищи.
— Все снаряды мимо...
А я чуть не плачу.
«Ах ты, дрянной домишко! Да я ж тебя...»
Но командир не дал больше стрелять.
— Отбой!
И побрели мы к домику. Командир впереди шагает, я следом иду. А рядом со мной товарищи — молчат, насупились.
«И чего, — думаю, — смотреть? Зачем идём? И без того видно — никуда я не годный наводчик...»
Вдруг кто-то из ребят схватил меня за руку:
— Гляди! Командир-то...
Я и рот разинул.
Командир наш сквозь домик прошёл. Не в дверь, а прямо через стену. И опять белая стена.
Мы переглянулись.
— Давай на помощь, ребята. Тут что-то неладно!
И пустились мы во весь дух выручать командира.
Подбежал я к домику, гляжу... А он знаете из чего?
Из верёвочек. Навешены густо верёвочки, с бантиками из мочалы. Сверху всё красным покрашено, пониже белым... Никакого и домика нет — одна занавеска.
Раздвинул я руками верёвочки. Ребята за мной.
А тут, позади занавески, — яма на яме, яма на яме.
— Видите? — сказал командир. — Это всё ваши снаряды. Все по домику. Все в цель. Ставлю вам за стрельбу отлично.
— Товарищ командир... — забормотал я. — Да как-же это всё? Для чего занавеска?
А командир и говорит:
— Это самая прочная стена — крепче деревянной, крепче каменной: пролетел снаряд — и опять верёвочки сошлись, опять домик целый. А ставить бы здесь настоящие дома — так на наших артиллеристов не напастись. Ведь как стреляют: пострелял — и дом долой, пострелял — и дом долой. Ну-ка, сколько домов надо на всех?
Я прикинул в уме: да, надо целый город выстроить.
А сапёры — вот хитрый народ: одной занавеской обошлись!
ЗЕРКАЛЬЦЕ
— Полевое ученье с маскировкой! — объявил командир.
Бойцы наперегонки бросились в кладовую.
А наша солдатская кладовая — чего-чего там только нет! И камни серые, валуны огромные: положить такой посреди дороги — объезжать надо. И груды жёлтых осенних листьев. И пни кряжистые. И снопы. И кучи булыжника. И кочки болотные.
Вмиг расхватали всё бойцы. Кто пень схватил — да на голову, кто кучу булыжника под мышку, кто камень-валун, кто кочку.
Разобрали всё — и в поле.
А молодому солдату Степану Чижову не досталось ничего.
Стоит Стёпа, развёл руками и смотрит в глаза кладовщику.
— Что же вы, товарищ, такой непроворный? — сказал кладовщик.
Сказал и на себя в зеркало посмотрел.
— Берите вот муравьиную кучу. Только, предупреждаю, рваная. Я портному хотел снести.
А сам опять в зеркало, усики подкручивает.
Рассердился тут Стёпа, сдёрнул со стены зеркало — и в дверь.
Кладовщик за ним, а Стёпу только и видели.
Бежит Стёпа, догоняет товарищей. За плечами винтовка, а под мышкой зеркало.
«Для чего же я зеркало унёс? — подумал Стёпа и остановился.— Засмеют меня с зеркалом».
Посмотрел Стёпа назад — возвращаться далеко.
Глянул вперёд — а бойцы уже по полю рассыпались. Началось учение. Кто под кочку болотную прячется, кто заползает в камень-валун, кто навешивает на себя кучу осенних листьев.
Завертелся Стёпа на месте, не знает, как и избавиться от зеркала. Хотел под куст его сунуть, да побоялся: ещё кто-нибудь невзначай раздавит.
И побежал Стёпа с зеркалом дальше.
Выскочил в поле. Лёг. И зеркалом заслонился. Стыдно товарищей.
А командир в это время уже начал обход. Проверку делает, кто как замаскировался.
Ступит шаг-другой и прищурится:
— Пень на голове косо сидит! Что это за маскировка? Поправьте, товарищ боец... А чья это нога вылезла из камня? Наружу нога, а противник вас в лоб пулей ударит!
Шагает командир, делает проверку. А Стёпа затаился позади зеркала, почти не дышит.
«Вот, — думает, — подойдёт командир, вот достанется!»
Глядит, — а командир мимо прошёл. Каждого солдата поправил, каждому солдату показал, как надо маскироваться, а его не замечает.
— Товарищ командир! — позвал Стёпа. — Извините, я...
Обернулся командир на голос — смотрит, смотрит, а Стёпу не видит.
— Да где же вы?! — крикнул командир.
Стёпа встал.
Командир удивился.
— Как же я вас не видел? А ну лягте, опять лягте.
Степа лёг и опять спрятался за зеркало.
Командир собрал к себе всех солдат:
— Видите бойца?
Смотрят солдаты, смотрят по сторонам...
— Нет, — говорят.
— А что видите?
— Да трава кругом... От ветра колышется.
— Замечательно, — сказал командир. — Это в зеркале трава отражается.
И к Стёпе:
— Передвиньтесь, товарищ боец. Вон туда, к дороге. Да ложитесь с зеркалом прямо на дорогу!
Стёпа лёг.
— Что видите? — обернулся командир к остальным.
— Вот здорово, — заговорили все. — Нипочём не догадаться, что тут боец лежит. Дорога и дорога, и в зеркале дорога.
Командир подошёл к Стёпе.
Поднял его из пыли, жмёт руку.
— Да как же вы придумали такую маскировку?
Степа помялся:
— Гм... гм...
— Понимаю, — кивнул командир. — Это у вас вышло случайно. Но из этого случая мы пользу сделаем.
И командир велел изготовить для бойцов зеркала, чтобы маскироваться от врага.
ГОЛУБЧИК
Был у нас в эскадроне конь Голубчик.
Когда его привезли к нам из колхоза, командир даже фотографа вызвал и велел сделать с Голубчика карточку. В газете карточку напечатали — вот какой конь! Поглядеть на него — залюбуешься: сам весь рыжий, с золотистым отливом, на лбу белая звёздочка, грива и хвост как шёлковые. А уж в ходу резвый — ни одна наша лошадь не могла с ним сравниться, всех обгонял!
