— Александр, я строил Байконур, строил заводы, гостиницы, мосты. Построил тебе подземную страну. Если бы Лена не вышла за тебя замуж, и ты не подлечил меня, то я уже давно был бы на небесах. В долг живу. Наверняка, там придётся облучаться, как ни берегись. Лучше это буду я, чем кто-то молодой. Ум ещё работает, хоть и медленно. Позволь сделать последнее полезное дело в жизни? Я устал. Сильно устал от рутины.
Тут Валентин Андреевич не лукавил: он действительно хорошо соображал, для его возраста. Свои обязанности выполнял, должности соответствовал. Радовался внукам. Это к делу не относится. Разговаривал он раза в два медленнее, чем в молодости, реакция ушла. Но ему в теннис не играть. Как Корибут мог отказать человеку пойти на подвиг? Пусть, даже, и трудовой? По праву озабоченного родственника? Чтоб тёща и жена не заругали? Тем более что как муж и воин, Корибут тестя понимал. Чем тлеть ещё три-пять лет, лучше закончить жизнь достойным последним делом. Хотя в этом желании Диктатор усматривал элементы своеобразного дезертирства, но произносить это слово язык не повернулся.
— Отпущу, если пообещаете беречься, если будете соблюдать правила поведения в зоне заражения. И тётю Надю сами будете уговаривать. И с Леной поговорите. Тогда — возражать не буду.
Корибут не соблюдал клише: не называл тестя с тёщей мамой и папой. Не мог, будучи, фактически, более старым человеком. В соответствующих случаях он говорил «тётя» и «дядя». Ещё чаще — обращался по имени-отчеству. Тесть был честным, условия выполнил. Через час Корибуту позвонила тёща. А через полтора — жена.
— Саня, я поеду с Валей. Мы всю жизнь вместе. Что мне тут одной делать? Я поеду с ним.
— Тётя Надя! Вы там не нужны! Вы же — повар! Там есть кому еду готовить! Миллионный город. Половина — бабы.
— А за Валей — кто присмотрит? Пушкин?
— Мама Надя! Меня Ленка прибьёт! Останьтесь. Будете внуков нянчить…
— Нет. Я поеду с Валей.
Корибут не стал дальше спорить. Вместо этого он позвонил Лене и Виолетте. А те, в четыре руки и два языка атаковали «противника», склонили его к капитуляции. И тёща осталась в Киеве.
* * *
— Саня, папа уезжает. Мне страшно. Наверняка, облучится, заболеет. Что мне делать?
— Леночка, успокойся. Всё будет нормально. Он будет не в самой зоне, а рядом. Папа будет руководить, а не руками радиоактивные кирпичи ковырять. Приеду домой — всё расскажу. Занимайся детьми, и мамой, а? И не переживай, а то молоко горькое станет. Лена! Не смей плакать! Молоко пропадёт! Лена! Тфу!
* * *
На этом энтузиазм масс не иссяк. Через время позвонила мать. Мать Корибута. Поскольку, для родителей, дети остаются детьми всю жизнь, то Корибуту легче было минимизировать общение, чем терпеть опеку матери-малолетки. Ему-то реальных лет значительно больше, чем биологических! Корибут дал своей энергичной маме фронт работы: старостат области, и звонил по праздникам. И всё. С Ковалёвым тоже общаться было лень. Идейным он был. Авантюристом и карьеристом. А это было не совсем то, что нужно в новом обществе. Разжаловать из генералов его Диктатор не стал. Но и в команду не взял. Должность Ковалёв имел немалую: начальник особого промышленного района Запорожья, аналогичную должности Рубана. Но! В Горний Совет Ковалёв не входил, в выработке решений участия не принимал. Рубан и Лариса с ним общались больше, чем Корибут.
Раз уж зашёл разговор, поясню, что собой представляли особые промышленные районы. Это сеть подземных заводов, размещённых на глубине около километра, в толще гранитных пород. (В Днепропетровской — в базальте). Уровень автоматизации доходил до 98 процентов. Впрочем, начисление процентов производилось по аналогии: сравнивалось количество работников другого завода, выпускающего аналогичную продукцию. Если не умничать цифрами, то можно просто сказать, что на них было автоматизировано и роботизировано всё, что позволяли современные технологии. Виртуальные операторы в число работников не засчитывались. Предполагалось, что со временем, их заменит искусственный интеллект. В подземных промрайонах размещались высокотехнологичные предприятия: электроника, точное машиностроение, в том числе: роботостроение, биохимия, и т. п. Новые цеха по производству вооружения размещали тоже под землёй. Если начинали делать «Касаток» и «Дельфинов» на поверхности, то в 2000-м их перевели в Запорожье под землю. А «Божьих коровок» собирали сразу под землёй в Днепре. Хотя, безусловно, большая часть компонентов выпускалась на поверхности. Тот же Запорожский Алюминиевый завод никто под землю не тащил. И Титаномагниевый — тоже. Под землю перевели часть профильных НИИ.
Вернёмся к событиям. Зинаида Николаевна тоже решила ехать в Терем. В Запорожье у неё всё работает как часы, заместители толковые и исполнительные, детей она уже рожать не может, скучно. Нет, не так, не скучно, а неуёмная энергия не давала покоя. Она вникала во все дела мужа, Николая Ковалёва. К примеру, дронов выпускали на подземном филиале Запорожского Автомобильного завода. Мать Корибута разговаривала со строителями, операторами, выясняла трудности, прямо дома, мужу отдавала пожелания: что и как переделать, усовершенствовать. Такой же самый подход к работе у неё был и в других местах. Лезть самому в каждую дырку — не идеальный способ руководить. Но Зинаида Николаевна справлялась, поэтому сын терпел. В Терем он попробовал её не пустить, но… Разве можно остановить ураган? Испытать в реальных условиях каких-то новых роботов Николая, проверить стандартное навесное оборудование, отработать меры, на случай, если в Запорожье попадёт бомба — примерно такие доводы «сыпала» на голову сыну энергичная руководительница. Обычный человек сдался бы из-за напора. Корибут сдался по другим причинам. Обычной, в человеческом понимании, любви к матери он не испытывал, то есть её жалел умом, а не душой. Была и другая причина: политическая целесообразность. Тем более что есть Центр Гаряева… Корибут согласился. А мама разошлась: она не просила, она приказывала. Не глупо-спесиво, а конструктивно и конкретно. Указывала: что ей нужно выделить из того, что не в её власти. А то, чем она распоряжалась сама, она уже отправила в Терем своей властью. Мать — это стихия, горная река. Лучше не сопротивляться течению. Корибут удовлетворил её требования по списку.
— А детей на кого оставляешь?
— На Таньку, она уже большая, забыл? Кстати, дед с бабкой тоже едут.
— На… Зачем?!
— Бабка, говорит, что по специальности. А дед — за компанию с бабкой.
— Дурдом…
* * *
— Ба, ты уже старая! Ноги плохие. Зачем? Тебе 84 лета! Что ты там напомогаешь?
— Саня, я 32 года работала на «Запорожстали». С радиацией дело не имела, но ожоги, отравления, переломы, раздавления, прочие травмы — мой профиль. Я столько крови видела, что твои вояки в Турции не видели. А самое главное: я присмотрю за Зиной. Других детей у меня нет. Буду рядом. Удержать, конечно, её ни от каких авантюр не удастся, но…
* * *
— Дедушка, а ты зачем едешь? Кто Шарика покормит?
— Соседи. У бабушки — ноги. Я — с ней. А ещё, минёром, могу, учили.
— Дед, нету там мин. Там — завалы.
— Всё равно. Лида и Зина едут. Я не могу остаться.
— Дурдом…
* * *
— Саня, я тоже поеду в Терем.
— А тебе зачем, Ковалёв?!?
— С Зиной.
— Не ожидал.
— Время идёт, люди меняются, Сань.
— А ты не подходишь. Ты ещё можешь детей делать.
— Во-первых, если ты не забыл, у тебя есть сестра и три брата от меня. Во-вторых, ты мне вторую жену брать не даёшь. Так что…
— Мда… Носи там свинцовые трусы. А жену, наверно, разрешу вторую. Только… Её мать будет одобрять.
— Садист!
— А как ты хотел? Раз ты туда рвёшься, назначаю тебя нашим военпредом. Будешь согласовывать, фильтровать, взаимодействовать.
* * *
Из всех этих «энтузиастов» Корибут понимал и одобрял только тестя и мать. Остальные были балластом. Не то, что они не помогут. Но там людей и без них достаточно.