— Ясно. И ты все равно сюда приехал?

— Ну а что мне там делать? Слушать, как он храпит?

— Мало ли, вдруг он руки на себя наложит.

— Спасибо, Леш, прям камень с души, — Станислав Валерьевич налил себе еще минералки и снова выпил ее залпом.

— Извини. Я просто зашиваюсь немного тут. С этой историей и вообще.

— Что, тяжело дается столица? — Станислав Валерьевич улыбнулся. С пониманием.

— Ой, да как же вы все меня затрахали! — воскликнул Лёха.

К ним обернулись из-за соседних столов. Лёха услышал, как в полной тишине щелкнул кнут, посмотрел на сцену и успел увидеть расползающуюся красную линию на спине у женщины.

— Ладно тебе, — ответил Станислав Валерьевич, — тут все друг друга затрахали. Меня вот прессуют семейную жизнь начать, Виктору на шею содержанки лезут, Костя каждый вечер матери отзванивается, что жив остался. Вика недавно рассказала, ей отец ультиматум поставил: замуж или без наследства. Двадцать первый век на дворе, а туда же. Говорит, давай свадьбу сыграем, мне квартиру, тебе счастливую Нину Валерьевну. А она в курсе — мать моя, в смысле. Знала оказывается все это время, а мне — ни слова. Я по бабам бегал, девочек к ней водил, а она — найди, говорит, себе кого-нибудь.

— Тебя-то хоть в постель не подкладывают, — усмехнулся Лёха.

— До тридцати тебя подкладывают в постель, Леш, после тридцати — к тебе, — сказал Станислав Валерьевич. — Круговорот секса в природе.

— Вы тут с ума посходили все в своей столице.

— Конечно, — Станислав Валерьевич засмеялся, — в провинции все с нимбами над головой. Пьете по черному, до другого руки не доходят. Не люблю эти разговоры, кому хуже. Всем хреново. Дальше-то что? Ходить по братьям, напиваться и засыпать на кухне?

— Не знаю, у меня братьев нет.

— Повезло. Наверное. Не знаю, если б у меня братьев не было, я бы может спился, а так то один свалится на голову, то другой — некогда. Нина Валерьевна точно иностранный шпион, держит нас на коротком поводке. Чуть кто сбился — подтягивает.

— Это из-за нее у тебя настроение такое?

— Какое?

— Не знаю, как называется. Когда сарказм из ушей лезет.

— Нет, это я по жизни такой.

— Притворяешься, значит, хорошо.

— Притворяюсь хорошо — это правда. Тебе бы поучиться, ты бы тут карьеру сделал.

— Меня на кассу поставят, — поделился Лёха, — Виктор Степаныч говорит, я математический гений.

— В институт-то не думал поступать, математический гений?

— Нет, — Лёха усмехнулся, — мне там нечего делать. Пить я уже умею, а умножать — много ума не надо.

— Хочешь тут закончить? — спросил Станислав Валерьевич, обводя взглядом клуб.

Лёха хотел ответить «нет», но сдержался. Срываться на человека, перед которым хотел извиниться, было совсем уж по-детски глупо. Поэтому он промолчал и задумался. Станислав Валерьевич представлял этот расклад самым плохим из возможных, а Лёха поймал себя на мысли, что ничего плохого не видит. В клуб люди приходят выпить, расслабиться, посмотреть на непонятную хрень на сцене, поговорить. Никто не бьет друг другу морды, никто не грубит, на чай ребятам дают щедро. Бывают шумные компании, но они бывают везде, и в метро, и на вокзалах, и даже в родном городе Лёхи на центральных улицах. Люди, как могут, отдыхают от жизни, где все всех затрахали.

— Кто знает, — Лёха дипломатично пожал плечами. — Может, хочу.

— Вот тут? — Станислав Валерьевич перемены в нем явно не заметил. — Каждый день смотреть на этих людей? Они же сюда все дерьмо тащат. Дома правильные, добрые, заботливые, а тут — вон, посмотри, аплодируют бабе с кнутом.

— Ты так говоришь, как будто, если жить с ними дома, где они правильные и добрые, получится лучше. Сам-то, небось, в своей больничке не такое видел. Я читал в интернете про морковки в заднице. Вот где кунсткамера.

— Кунсткамера? — Станислав Валерьевич засмеялся. — Наверное, кунсткамера и есть. Да, бывают и морковки. Бывает что похуже. Разное бывает. Но я им жизнь спасаю, а что они с этой жизнью сделают — это уже их дело.

— Ты прям этот, — Лёха захихикал, — умерший бог.

— Чего?! — Станислав Валерьевич уставился на него, как будто видел впервые. — Кунсткамера, умерший бог. Ты откуда слов-то таких набрался?

— Книжки читаю, — ответил Лёха. — Вот что меня по-настоящему удивляет, Станислав Валерьевич, так это как у тебя отлично получается на двух стульях сидеть. Вроде и высокоморальный гражданин, а в то же время гей. Вроде за сугубо семейный досуг и все такое, а сам ходишь сюда и ходишь. Это у тебя так загадочная русская душа проявляется или я где-то деталь упускаю?

— Это ты книжек своих обчитался, — отрезал Станислав Валерьевич и отвернулся к сцене.

Там уже никого не было, Ярослав сметал новой шваброй мусор. Лёха посмотрел, как невозмутимо он делает это после того, что происходило на сцене, и улыбнулся. Главное — сохранять спокойствие, даже если весь мир катится к черту. Ему не на эконом надо, а сразу в ОМОН. Будет там спасать бабушек через дорогу.

— Ты прав, наверное, — сказал неожиданно Станислав Валерьевич.

— В чем?

— Наверное, мне этого не хватает.

— Чего не хватает? Бабы с кнутом?

— Жизни, философ хренов. Раньше было весело — по клубам ходил, гулял, по подсобкам прятался. А сейчас что? Сижу, лапшу тебе на уши вешаю. Скоро еще пузо отрастет со стол размером, буду сигары курить и выписывать мальчиков из Тайланда.

— Я тогда сделаю вид, что тебя не знаю.

— Договорились.

На сцене Ярослав закончил сметать мусор, освещение приглушили еще сильней, включили фоновую музыку. Народ начал разбредаться, оплачивать счета, договариваться о новых встречах.

— Ты так ничего и не заказал. Ни омаров, ни икры.

— Тогда ты мне все еще должен, — Станислав Валерьевич улыбнулся пустому стакану.

— Не должен я тебе ни хрена. Внимательней надо вести машину.

Станислав Валерьевич посмотрел на него испуганно. Потом Лёха наблюдал за волшебными метаморфозами человеческого лица в свете клубных лампочек. Оно стекло к нейтральному выражению, потом стало удивленным, внимательным, подозрительным. Лёха рассмеялся.

— Ты так смотришь, как в интернете в старом меме: «А не пидорок ли ты часом?». Надо было фотку сделать.

Станислав Валерьевич встал из-за стола и пошел к выходу. Останавливать его Лёха не стал. Смотрел, как ходят туда-сюда люди, как суетится толпа. Возле стойки Мишка, Ярослав и Виктор Степаныч обсуждали чеки. Шеф тыкал пальцем в кассовый аппарат и что-то объяснял Мишке, а тот хлопал глазами. С арифметикой у него были большие проблемы, но на кассе он никогда не стоял, так что Лёхе стало любопытно.

— Так и будешь тут сидеть? — спросил вернувшийся с улицы Станислав Валерьевич — от него пахло сигаретами.

— Нас Виктор Степаныч подкинет, — ответил Лёха.

— Подкинет, значит?

— Подкинет… — начал отвечать Лёха. Потом заметил руку Станислава Валерьевича, которая сжимала зажигалку возле края стола. Костяшки на руке побелели.

— Леш, ты нормальный человек?

Лёха задумался ненадолго, но ответил утвердительно.

— Ты помнишь, что я по мальчикам?

Лёха кивнул.

— Помнишь, что я на тебя поспорил с Виком?

Лёха кивнул снова.

— Ты меня сюда зачем пригласил? Постебаться?

— Дорогие клиенты и сотрудники, — Виктор Степаныч снова разыграл черта из табакерки, — мы закрываемся. Завтра напряженный день, все хотят спать, так что при всем уважении, пора бы вам.

— Спасибо за вечер, — сказал Станислав Валерьевич, обращаясь к Виктору Степанычу.

— Приходите еще, — шеф помахал перед ними руками, призывая выметаться из помещения. Ярослав, Мишка, Наташа и еще три Лёхиных коллеги стояли за ним в куртках, ожидая возможности вывалиться в ночную столицу.

Лёха вышел, тут же вспомнив, что его собственная куртка осталась внутри. Возвращаться и объяснять это он не хотел, поэтому достал пачку сигарет и закурил.

— Едешь? — спросила Наташа.

— Я потом сам, — ответил он, прикуривая.