— Нина Валерьевна…

— Заладил! Говорю, дай сказать. На смену отпущу, не помрет там никто, я смотрела. Все плановые. Ты на себе крест зря поставил. Геи ведь разные. Есть кто всю жизнь один бегает, а тебе одному нельзя. Сопьешься или хуже. Ты же всех спасать хочешь. Того, этого — так не бывает, Стасик. Ты врач, а не волшебник.

Она замолчала, но Стас не мог выдавить из себя ни звука — врос в стул.

— Вот о чем подумай, Стасик. Пройдет десять лет, сколько у тебя их будет? С кем «не получилось». Десять, двадцать, тридцать? Больше будет — каждый день аварии. Будешь хорошо работать, так до сотни счет дойдет. Придешь домой, и что? Пить? Никакого спирта не хватит. Ты-то про это не думаешь. Отработал — хорошо. Упустил кого — можно расслабиться. Знаешь сколько их вокруг меня? Этих «расслабляющихся». Тамара Михайловна сказала, у тебя руки дрожали. Пил?

Стас помотал было головой, а потом кивнул. Пил. Немного — куда там. Но пил.

— Знаешь, что нельзя, а уже никак, — сказала Нина Валерьевна. — Я знаю, что тяжело, Стасик, но ты молодой, красивый. Сейчас проще, чем через десять лет. Кому ты тогда будешь нужен?

Он удивленно посмотрел на нее. Она, конечно, редко церемонилась с ними, но чтоб вот так?

— Найди себе кого-нибудь, — ответила Нина Валерьевна, — хоть этого твоего из аварии. Он дурной, как черт, зато честный.

— Нина Валерьевна, да откуда вы все это… Вы как шпион, — улыбнулся Стас.

— Будет тебе столько же лет, сам шпионом станешь, — отрезала она, — иди работать. И чтоб больше никаких дрожащих рук.

— Не будет, — пообещал он.

— И хватит впутывать в это Викусю.

— Хорошо.

Из ординаторской он вышел смеясь. Вика перехватила его на углу и спросила, как прошло, а он ответил ей:

— У меня мама супер агент КГБ.

— Чего?!

— Работать пора, — и подмигнул ей, чувствуя себя семнадцатилетним мальчишкой.

========== 9. Разговор ==========

Смена у Лёхи заканчивалась в двенадцать ночи, и по этому поводу он чувствовал себя Золушкой. До двенадцати Виктор Степаныч велел ему вкалывать и не отвлекаться на всякую чушь, а после — выметаться из подсобки. Лёха проверял экран смартфона каждые пять минут, бросал короткие взгляды на дальний столик со Станиславом Валерьевичем и три раза спросил на баре, что заказал клиент. Омара и красной икры пока не было, зато была бутылка минеральной воды, бутерброд и пачка сигарет.

Настроение паршивым стало еще с утра, потому что возле туалета Наташка одарила его суровым взглядом, в котором читалось разборчиво по буквам: «Шлюха». Инка прошла мимо и отечески похлопала по плечу. Лёха закипал с тех пор и, несмотря на то, что ему хватило храбрости днем раньше позвонить Станиславу Валерьевичу, чувствовал себя пустым местом.

У Инки хотя бы было оправдание: одна на улице, без денег, без документов. Куда идти-то? К ментам? Может, еще хуже вышло бы. Лёха ментам не доверял с детства, потому что часто забирал из вытрезвителя мать, а первое время отдавать ее на поруки несовершеннолетнему они не хотели. Потом на Лёхе проявилось клеймо сына запойной алкоголички, и вот уже с ним он не мог позволить себе шляться по центру их крошечного городка, не рискуя нарваться на залетный наряд.

— Убийство планируешь? — Виктор Степаныч как обычно появился внезапно.

— Думаю, как лучше будет, закопать вас или сжечь, — ответил Лёха. Что он выучил хорошо — полное безразличие Виктора Степановича к оскорблениям в свой адрес. Может, потому и мирились с его характером остальные, называя «сукой», что он позволял говорить это вслух.

— Закопать на холоде тяжеловато, а сжигать в Москве не получится — запах выдаст. Планируй лучше, Алексей.

— Стараюсь, Виктор Степаныч.

— Вик.

— Как скажете, Виктор Степаныч.

— Зараза ты, Алексей.

— Стараюсь, Виктор Степаныч.

Шеф рассмеялся — это в нем тоже было хорошей чертой. Но самой лучшей Лёха считал отходчивость: покричал пару минут на то, что сотрудник упустил возможность прыгнуть в койку к клиенту, а потом забыл. Переключился на обучение, погрозил поставить ближе к кассе и завести зарплатную карточку.

— Вали уже, — Виктор Степаныч толкнул его к столикам, — сами домоем.

— Вы на мой счет запишете?

— Влажную уборку?

— Да заказ его! — разозлился Лёха. В шутку разозлился — не всерьез. Стало полегче. И шуточки Наташки с утра, и немое одобрение Инки. Даже молчаливый укор Ярослава растворился.

— Обязательно запишу, — ответил Виктор Степаныч, — от себя еще припишу чего-нибудь, не сомневайся. Ты мне за стрижку должен.

— Чего?!

— Нашел себе стилиста за пятьсот рублей, а мне даже адреса не сказал. Все, иди, отдыхай. Завтра выходной, послезавтра чтоб здесь был, трезвый и внимательный. Александра Игнатовича к тебе позову, он у нас обучает кассе за два часа.

Лёха пошел в зал, поправляя одежду. Она неудобно жала там, где раньше висела, и это создавало ощущение, будто он голый. Сначала Лёха думал, все будут крутить у виска, глядя на него, а потом заметил, что все сами ходят так. Даже чопорный Ярослав. Плохого в одежде было только то, что ее приходилось стирать после каждой смены. Раньше вещи попадали в корзину через три-четыре дня, и Лёха считал это нерациональным использованием одежды.

— Ты так рад меня видеть? — спросил вместо приветствия Станислав Валерьевич.

— В смысле? — Лёха машинально посмотрел на ширинку.

Станислав Валерьевич заржал. Не рассмеялся тоном чопорного доктора, а натурально заржал, и Лёху это обрадовало, но он все еще не мог понять, в чем дело.

— Лицо у тебя такое, как будто ты убивать меня идешь, — ответил Станислав Валерьевич. — Чего стоишь? Садись. Не видно за тобой ничего.

Лёха сел и посмотрел на сцену. Там стояли две женщины. В руках одной Лёха разглядел кнут, вторая стояла возле стены — на слабо освещенном подобии сцены было плохо видно оттенки кожи, но все равно можно было заметить опасно розовый цвет.

— Странные они, — сказал Лёха.

— Кто? — спросил Станислав Валерьевич.

— Вот эти, кто на сцену выходит.

— Ты же работаешь здесь.

— Я просто таскаю ящики и убираю — как в каком-нибудь Макдональдсе.

— Ясно, — Станислав Валерьевич опять отвернулся к сцене, но его «ясно» задело Лёху. Еще один ходячий рентген — все-то они знают. Все им понятно в прозрачной провинциальной Лёхиной душе.

— Водки принеси, — попросил он Мишку, у которого недавно началась смена. Мишка посмотрел на него с пониманием, вряд ли догадываясь, что подливает масла в огонь.

— Не надо водки, — возразил Станислав Валерьевич, — минеральной воды принеси.

Лёха решил, что препираться при Мишке не будет, но про себя решил, что при первой возможности ускользнет к бару и там плеснет в минералку из заначенной полторашки.

— Ты вроде извиниться хотел, — сказал Станислав Валерьевич.

Лёха вспомнил свой спонтанный звонок, от которого его отделяла вечность понимающих многозначительных взглядов, и ответил:

— Извините.

— Давай уж на «ты» — по телефону-то особо не церемонился.

— Ладно, на «ты», — согласился Лёха. — Вроде ты не особенно старый.

— Стараюсь.

— Давай уже, заказывай своих омаров с икрой.

— Я поел.

— Зачем?

— Ко мне брат приехал — он повар. Неудобно было.

— Это который?

— Костя, — Станислав Валерьевич хлопнул стакан минералки залпом — как водку.

— Не особо ладите?

— Не в этом дело. Долгая история.

— Ладно, валяй, я послушаю. Я тут уже таких историй наслушался.

— Он тоже человека сбил, — сказал Станислав Валерьевич. — Насмерть.

— Понятно, — Лёха уже не был рад, что ввязался.

— Виктор ему рассказал, что там у меня произошло, решил, будет полезно, если мы поговорим.

— Поговорили?

— Не особенно. Он пьяный был. Заснул на кухне.

— Я тоже у тебя на кухне заснул — там стулья удобные.

— Их Нина Валерьевна покупала. Давно еще, мы мелкие были.