— Поехали, что ты как… С Лёхой пересечемся, выпьем, поедим чего.

— Ты бы завязывал, — Стас остановил выбор на позавчерашнем пакете.

— С чем?

— Со всем: с выпивкой, с едой этой, с клубами. Найди себе нормальную бабу и женись — тебе полезно будет.

— Жениться?

Стас не заметил, когда сам вырулил на серьезную тему, но отступать было поздно:

— Да, жениться. Маешься, бегаешь по всей Москве, как маленький.

— Я-то как маленький?! Да ты вообще про будущее не думаешь. У меня хоть Люба есть, у тебя и таких отношений за всю жизнь не было.

— У меня Вика есть, — возразил Стас, используя старую байку.

— Вика твоя тут даже не появляется, — ответил Виктор, — живешь бобылем, ни хозяйства, ни уюта — одни пакеты.

— Сам-то свое хозяйство давно видел? Как ни зайду, у тебя там пять мешков мусора, икебана какая-нибудь и разбитая посуда посреди кухни.

— Да у меня хоть посуда есть, а ты жрешь из этого вторсырья, сколько я тебя помню. Учит еще, ты смотри. Взрослый стал. Правильно мама Нина говорит, надо было тебе за границу валить.

— Куда? — про за границу Стас услышал впервые.

— Не бери в голову, — отмахнулся Виктор, — это мы с ней раньше думали, кого куда жизнь забросит.

— Мне-то не забыли сказать? — Стас злился.

— Ты для этого города слишком честный, — ответил Виктор. — Тебе в Европу надо или еще куда, где таким платят много, а тут пропадешь.

— Ты мне это как коррупционер со стажем говоришь, да?

— Ну зачем ты так, Стасик? Я же не со зла. Начал мне тут про женитьбу, я и ответил. Все у тебя хорошо будет, и у меня тоже.

— Не будет! — Стас вышел в коридор и указал рукой на входную дверь. — Давай, иди к своей Любе. Или Наташе, или Маше, или кто там у тебя следующий вариант. Иди и жалуйся им на свою жизнь. Нужен будет мудрый совет от брата — поезжай к Косте. У вас с ним много общего, будет о чем поговорить. Все, хватит с меня.

Виктор никуда не пошел, а вместо этого стал разглядывать кухонный гарнитур:

— Вот я раньше понять не мог, как люди одни живут, — заметил он глубокомысленно. — Приду к тебе, у тебя тут спокойно, тихо. Никто не орет. Сижу, думаю, как тебе повезло. Характер, наверное. Я вот не могу к себе не позвать, душа, наверное, гостеприимная. А у тебя порядок. Один раз притащил этого своего Лёху сбитого, и все. И я вот так сижу, слушаю, как у тебя тихо, успокоюсь, а потом домой тянет. Или в клуб. Там люди, жизнь. У тебя тут как в склепе. Вроде и хорошо заглянуть, а жить так — нет, я бы не стал.

— Ты меня не слышал? — Стас еще раз указал на дверь. — Выход там, иди и философствуй, сколько душе угодно. Я устал, хочу отдохнуть и мне не нужны твои клубы.

— Клубы, Стасик, всем нужны, — ответил Виктор. Медленно со значением поднялся со своего места, прошел по коридору и стал неторопливо проверять ключи, мобильник, барсетку. — Успокоишься — звони, — сказал он на прощание.

Стас хлопнул дверью, закрыл ее на два замка и пошел в комнату: есть, пить и смотреть телевизор.

Шла передача, смысл которой Стас никак не мог уловить, поэтому он переключил канал. Потом еще раз, еще, пока не понял, что допивает вторую бутылку, щелкая каналы. Выключил телевизор и пошел на балкон курить.

В серебряном портсигаре лежали ровным рядком любимые сигареты. На зажигалке можно было прощупать гладкую гравировку: «Палата №6». Коллеги скинулись, не пожалели времени найти мастера. Наверняка, Вика подала идею. Нина Валерьевна никогда бы такой подарок не сделала — все повторяла, что курить вредно. Заботилась о них, как могла, старалась напомнить, что хорошо, что плохо, детдомовцам, которые научились обманывать и воровать раньше, чем различать буквы.

— За границей, значит, — вздохнул он, выпуская сигаретный дым. — Конспираторы херовы.

Зазвенел телефон — он поднял трубку, не глядя, и стряхнул пепел в банку из-под кофе. Пепельницу ему никто не дарил.

— Привет, — голос в трубке был вроде бы знакомым, но Стас долго не мог примерить его к коллегам и братьям.

— Привет, — автоматически-нейтрально ответил он.

— Сегодня работал?

Стас убрал от уха трубку и посмотрел на номер: «Алексей Петренко». Он перехватил трубку поудобней, вернул к уху, затянулся и ответил:

— Работал.

— Я извиниться хотел.

Стас тяжело вздохнул:

— Валяй.

— Я не должен был соглашаться, — сказал Алексей Петренко, — надо было сказать Вику, чтоб шел куда подальше. Он просто все так подал, как будто… Не знаю, как будто я должен. И я вспомнил, я же правда тебе должен. По-хорошему в смысле должен. За больницу, квартиру и все такое. Спасибо.

— Пожалуйста, — Стас выбросил окурок в банку и достал еще одну сигарету.

— Завтра конец недели, мне зарплату дадут, — Алексея Петренко явно несло, — я тебя хочу пригласить поесть. Чтоб извиниться. Ладно?

Стас проглотил улыбку и ответил как можно серьезней:

— Ладно.

— Окей, — обрадовался Алексей Петренко, — вечером позвоню.

— Слушай, давай я в клуб к тебе приеду? — предложил Стас. — Чего мы мотаться будем по всей Москве? Ты после работы, я после работы. Поедим там, отдашь свой очень страшный долг, извинишься и замнем. Окей?

Алексей Петренко долго обрабатывал информацию, но все-таки выдал:

— Окей.

— Закажу омара с красной икрой, — пошутил напоследок Стас и повесил трубку. За тридцать три года жизни в амплуа гея он выучил только одно правило — не прощаться слишком долго. Как только это превращается в долгий обмен любезностями, человек включает логику и здравый смысл, а допускать этого нельзя. Потому что с включенной логикой и здравым смыслом адекватный человек геем в Москве не будет. За границей, как правильно сказала Нина Михайловна Виктору. Только он, конечно, ни черта не понял за своими Любами и Машами.

***

— Повеселел вроде, — сказала Вика перед сменой.

— Да вроде, — ответил Стас. — Брата вчера прогнал.

— Брата прогнал?

— Он у меня считай поселился, я ему вчера все высказал.

Вика прокашлялась. Стас оглянулся посмотреть, что с ней, и увидел Нину Валерьевну.

— Чаю будешь? — спросила та, сурово сдвигая седые брови.

В ординаторской, где Нина Валерьевна владела не только чужим вниманием, но еще и парой шкафов, напичканных упаковками чая, печеньями, шоколадом и сервизами, Стас приготовился слушать нравоучения.

— Жениться ему надо, — сказала Нина Валерьевна, разлив в две кружки горячий напиток. У нее он получался всегда нужной крепости и приятного вкуса. Она утверждала, что дело в чайнике, но Стас верил, что дело в Нине Валерьевне.

— Я так и сказал.

— Не надо было, — Нина Валерьевна размешала сахар и начала неторопливо пить.

— Почему?

— Он тебе и так завидует, а ты его еще жизни учить будешь.

— Завидует? Мне?

— Еще бы, — она поставила кружку на блюдце и серьезно посмотрела на Стаса. — Послушай меня внимательно, не перебивай и дай договорить. У Виктора кризис среднего возраста. Жениться он боится — ему подавай свободу. Карьера такая, что сиди и жди, а он любит вперед. Ходит обивает пороги, то ко мне, то к девочкам, то к Костику. К тебе вот пристал. Не бери в голову, Станислав, у него пройдет. Он добрый — это главное, а остальное приложится. Найдет хорошую женщину, она ему покажет, как хорошо, когда дома ждут, и все у них сложится. За него я не волнуюсь, я за тебя волнуюсь. Работу ты себе выбрал хорошую, я и не мечтала. Горжусь, — она хлебнула чаю, — но в меру. Тебе семья нужна.

— Нина Валерьевна, я…

— Просила же, дай договорить. Вы у меня все разные: ты, Костик, Витя. Я больше мальчиков забирать не стала — поняла, что не справлюсь. Старая слишком за вами бегать. С девочками проще, они на меня смотрят и повторяют. Им мама нужна была, а вам — полевой фельдшер. Ты когда в детском доме жил, ни с кем не дружил особенно. Няньки мне жаловались, замкнутый мальчик, не поймешь, что на уме. С Костиком и Витей вы общий язык нашли. Учиться стал хорошо, поступил. Сейчас опять замыкаешься. Работа, сон — это до тридцати хорошо, Станислав. Потом надо что-то еще. Мне вы помогли. Костику чем помочь, я не знаю. Виктор ищет — найдет, я и не сомневаюсь особенно. Он переборчивый, ему все и сразу давай, без компромиссов. У тебя другое.