— Уже отлегло, — ответил Стас, удивляясь откровенности, которая в нем проснулась. Вот уж кому ничего не стоит пойти на шантаж. Они же так и зарабатывают: чудовищные наценки, секьюрити в очках, статус. Ходишь — ходи, мало ли у кого проснется желание поговорить откровенно с журналистами. Просто, посмотрев на Виктора Степановича, Стас подумал, что ему будет лень выкручивать такие мудреные схемы.
— Это вряд ли, — сказал Виктор Степанович. — У тебя же нет никого.
— Вам-то какое дело, — ответил Стас. Идея зайти к Виктору Степановичу начинала казаться бредом.
— По большому счету, никакого, — сказал Виктор Степанович. — Но я его нанял, и работает он нормально. Можешь попробовать, обломится — с тебя бутылка.
— Чего? — спросил на автомате Стас.
— Слез радости, — ответил Виктор Степанович без особого энтузиазма. — Ладно, давай так. Знакомые хирурги на улице не валяются, знакомые владельцы клубов — тоже. Я толкну парня в нужном направлении, с тебя — отвечать на звонки. Я не злоупотребляю, можешь не сомневаться.
— Витя из-за этого вас недолюбливает? — спросил Стас.
— Нет, не из-за этого, — вздохнул Виктор Степанович. — Из-за того, что я прикрыл задницу Кости.
Стас промолчал — об этом он не знал.
— Это не самый большой секрет, — продолжил Виктор Степанович. — Он принес деньги, я отдал, куда нужно. Проблема решена, вопрос закрыт.
— И? — у истории должно было быть продолжение, Стас чувствовал.
— Теперь, когда он на меня смотрит, он вспоминает взятку, — ответил Виктор Степанович. — Не у всех я вызываю приятные ассоциации. Издержки работы.
— Какой работы?
— Разной, — отрезал Виктор Степанович. — Слушай, Стас, уламывать тебя я не буду. Мне на парня чихать с колокольни. Еду, койку, работу я ему дал, он всё отработает. Я ему не должен — он мне. Хочет дополнительный сервис, с тебя круглосуточно включенный телефон.
— Какой дополнительный сервис? Он либо гей, либо нет — проще нечего сделать, спросить и забыть.
— Ага, — усмехнулся Виктор Степанович. — Какой у тебя простой мир в голове. Из медицинского многие с таким приходят. Из военки и из медицинского. Либо в атаку, либо в окопы, либо режем, либо шьем. Третьего не дано. Мое дело — предложить, а согласишься ты или нет — это уже твое дело.
— Не-не-не, — Стас даже пальцем помотал от переполнявших его чувств. — Виктор Степанович…
— Вик, просто Вик.
— Да как угодно. Вик, я на этот развод не куплюсь.
— Это не развод, — Виктор Степанович безразлично пожал плечами.
— Парень только что посмотрел на меня так, будто я трахнул его маму.
— Сколько ему лет? Двадцать три? Двадцать пять? Ну, не веришь так, давай на спор. Три дня, и в койку, — Виктор Степанович протянул Стасу руку.
Это было такой вопиющей наглостью, что Стас ответил очень грубо, используя все богатство детдомовского лексикона.
— Ну, нет так нет, — Виктор Степанович, все такой же безразличный, убрал руку.
— И как ты собираешься это сделать?
— Поговорю с ним.
— О чем?
— Как пойдет. Наверное, о сексе.
— И всё?
— Шмоток нормальных подкину.
— Нет-нет-нет, это бред какой-то.
Через десять минут, разбитый, измученный разговором, Стас диктовал номер мобильного телефона для экстренных случаев. Он вышел торопливо, хлопнул дверью, о чем-то поговорил с Алексеем, от вида которого стало тошно, потом добрался до выхода и глотнул затхлой столичной гари.
Чтобы успокоиться, пришлось выпить водки. Он пообещал себе, что целый месяц не будет больше пить ее, но позволил себе набраться до состояния, когда сделка с Виком перестала казаться мерзкой.
— Да не сможет он, — бормотал Стас, сидя перед экраном. Показывали военную часть, красивые декорации и много голых тел.
«А если сможет?» — ужасалась трезвая часть Стаса, постепенно засыпая.
Он проспал смену, но выспался и отлично чувствовал себя. Столкнувшись с ним в коридоре, Вика сказала шепотом:
— Выглядишь отлично. Сорвал пластырь? — она огляделась по сторонам.
— Ага, — Стас нервно рассмеялся, — раз, и готово.
========== 6. Гламур ==========
Когда Виктор Степанович сказал Лёхе, что вечером они едут покупать ему одежду, Лёха поперхнулся ролтоном и побежал к Наташе спрашивать, в чем дело. Наташа не спеша окинула его взглядом и выдала:
— Клиенты, наверное, пожаловались.
Лёха сходил в туалет, долго крутился перед зеркалом, поправлял воротник рубашки, одолженный у Ярослава галстук и растрепанную прическу. На что тут жаловаться? Ходит человек, убирает мусор. Ему что, тоже в темных очках с бритой головой в пиджаке маяться? Нет, если так пойдет, ему и квартира не нужна и казенные харчи на ужин.
Машина у Виктора Степановича была из разряда тех, где не совсем ясно, для чего она нужна владельцу. Единственным ее преимуществом на московской дороге была четко озвученная позиция: «Я — очень дорогая вещь». В результате их редко подрезали, и по пробке они плыли как по волнам дружелюбного моря. Лёха с тоской думал, что ребята из двора на такой выжали бы каких-нибудь заоблачных двести и даже смогли бы прокатиться взад-вперед по заброшенному военному аэродрому, куда вела худо-бедно асфальтированная дорожка через лес. В детстве там они испытывали отцовские «Волги», пока на них не осталось даже следов покрышки. Вот бы туда эту красавицу, он бы…
— Машина нравится? — спросил Виктор Степанович, чей дар телепатии начинал надоедать Лёхе. Он кивнул, стараясь сделать это угрюмо.
— Дорого и глупо, я так считаю, — заявил Виктор Степанович, как будто они говорили о чьей-то еще машине. — Если я сяду на другую, люди не поймут. Такие дела. Если ты сядешь за руль, люди тоже не поймут. Они очень непонятливые, правда?
Лёха решил, что такой вопрос не стоит даже очень угрюмого кивка, поэтому не сделал вообще ничего в знак немого протеста.
— Я москвич, кстати, — продолжил Виктор Степанович. Ехали они достаточно быстро, чтобы у Лёхи не возникло желания открыть дверь и выбежать на вечернее шоссе.
— У меня так мало знакомых москвичей осталось, что это уже вроде предмета гордости. Я из тех редких, кто «не понаехал».
Лёха отвернулся и стал разглядывать пейзаж за окном — мусорные баки, бомжей, грязь на обочине.
— Стас тоже москвич. Не такой, как я, но москвич. Из-за этого он думает, что ты ни черта не понимаешь.
— Что? — Лёха не выдержал, несмотря на данное себе слово молчать всю дорогу. Слишком выбивался этот вопрос из предисловия. Причем здесь Станислав Валерьевич? Чего Лёха не понимает?
— Ну хоть засыпать перестал, — ответил Виктор Степанович. — Ладно, слушай теперь, куда мы едем и зачем. Ты приперся в Москву в поисках хорошей жизни, приключений и чего-то лучшего, чем было у тебя дома. Я всю свою жизнь наблюдаю, как люди, похожие на тебя, приезжают за этим в Москву. Наверное, они приезжают за этим же в Питер или во Владивосток, если живут там неподалеку. Хочешь рискнуть, поставить все на кон и добиться успеха — вали туда, где много людей, проблем и денег. Ищи людей с проблемами, решай их и получай деньги. Были такие мысли?
Лёха согласился, что мысли были, хотя он и формулировал их немножко иначе. Например, в Москву он поехал не для решения чужих проблем, а потому что знал, что у себя дома сопьется и начнет выплачивать ипотеку собственной печенью.
— Вот тебе задачка. Вычитать и умножать не придется. Есть один человек, москвич, с квартирой, работой, с головой. И он тебя сбил. Догадываешься, к чему я клоню?
Лёха разозлился и ответил, как думал:
— Вы меня совсем за дурака принимаете?
— Ты приехал в Москву, нажрался, попал в аварию, а потом пошел работать грузчиком в БДСМ-клуб. Да, я принимаю тебя совсем за дурака. Встречный вопрос: ты считаешь меня говнюком?
Вместо ответа Лёха рассмеялся. Да, это было честно. Со стороны вся эта авантюра была такой нелепой, что даже рассказывать о ней историю было как-то неловко. Попал в аварию, а потом сел на шею врачу, который его спас. Так, что ли?