— Умный человек не делает глупостей. Хоть вы и заслуживаете виселицы, но за это добро я вас когда-нибудь отблагодарю.
— Отблагодарите сейчас.
— Я слушаю...
— Вы бываете в Смольном у Иванова.
— Да, не отрицаю.
— Передайте ему, что этой ночью я намерен арестовать двенадцать большевиков. Адреса их конспиративных квартир у меня в кармане — перепишите список. Если исполните мою просьбу и скажете Иванову обо мне несколько добрых слов, считайте, что мы в расчете... Для Иванова у меня и в дальнейшем будут ценные сведения, поэтому было бы прекрасно, если бы вы устроили нам встречу.
Квачи переписал конспиративный список, но в душе решил: "Встречи с Ивановым не будет. Лучше я послужу связующим звеном — в таком случае вы оба будете у меня в руках..."
Павлов ушел.
Елена приняла Квачи прохладно: их связь с годами ослабла; Квачи так увлекся наведением новых мостов и связей, что раз в месяц едва выкраивал время для старой приятельницы.
— Елена, ты давно знаешь Павлова?
— Месяцев шесть.
— Он твой сердечный друт?
— А тебе что за дело?
— Неужели я потерял право даже на такой вопрос?
— Ты сам от него отказался.
— Ты права. Я вижу тебя раз в месяц, да и то не всегда. Что поделаешь, так обернулась наша судьба...— Квачи глянул на часы.— Собственно, я заехал дать тебе один совет: все, что имеешь — распродай. Не сегодня-завтра грянет буря и все потеряешь.
— Давно распродала.
— Вот и умница. Что ж, прощай, моя хорошая...
На улице он подозвал извозчика и через полчаса подкатил к штабу красных.
— Здравствуйте, товарищ! — гаркнул он и протянул руку бородатому Иванову в кожанке и пенсне. — У меня к вам дело особой важности. Надеюсь, здесь нет посторонних? Отлично! Так слушайте: вот список, ночью этих людей должны арестовать... Откуда мне это известно? Вот этого не могу сказать. Убедитесь сами, верны ли мои сведения. А теперь примите меры. Свой долг перед революцией я выполнил. Прощайте!
И отправился на нелегальное собрание, где который день болтали без конца одно и то же, и произнес там речь, ласкавшую слух бежавшим с фронтов дезертирам:
— Товарищи! Терпение русского мужика лопнуло! Он сам начал отбирать у помещиков землю и делить ее. Запомните, товарищи, и передайте другим: тот, кто опоздает, останется без надела. Так долой же проклятый фронт! Бросайте оружие и возвращайтесь к своим семьям и к матушке-кормилице русского мужика, не то опоздаете и останетесь без земли! Да здравствует наш новьсй лозунг: "Домой! К земле!"
— Домой! К земле! — откликнулись изголодавшиеся по крестьянскому труду, измученные войной солдаты и вскипающей волной обступили красное знамя и транспаранты, на которых вкривь и вкось было начертано: "Мира и хлеба! Мир хижинам, война дворцам! Земля крестьянам! Власть Советам!"
Донесение Квачи подтвердилось: ночью ищейки Павлова обыскали конспиративные квартиры, но никого не обнаружили. Этим поступком Квачи снискал себе полное доверие в глазах красных.
В канун Октября он сказал своему отцу Силибистро:
— Отец, тут не сегодня-завтра такое начнется — сам черт отсюда не выберется. Лучше вам, не откладывая, рвануть в Грузию,— усадил родителей в поезд и отправил восвояси.
Сказ о делах сомнительных
"Общество защитников Революции" еще больше расширилось. Только теперь оно называлось "Общество защитников Красной Революции". Новой власти недосуг было ревизовать их, поэтому в логове Квачи все шло прежней квачиевской дорожкой.
Однако со временем обстановка стала проясняться и в Смольном вспомнили о героическом обществе.
Квачи понял степень опасности, и дал следующие указания:
— Теперь нам быстро шеи своротят. Пора разобрать гнездышко по жердочке. Пришло время послужить, прикрыться должностью. У нынешнего мандата такая сила, что ради него я готов и без оклада служить...
Сказано — сделано. За неделю Квачи всех рассадил на новые места. Себя определил в банк — комиссаром; Хавлабряна устроил там же кассиром; Чхубишвили протащил на склад общества Красного Креста; Чикинджиладзе — на монетный двор, а Чипи Чипунтирадзе и Павлова бросил на сыск и разведку.
Ежедневно в полдень Квачи звонил Бесо Шикия:
— Бесо, ты?.. Сегодня напишешь пять миллионов.
— Ладно... — И через часок в банк поступала заявка на пять миллионов от "Общества защитников Красной революции".
Вечером друзья собирались у Квачи, делились новостями, подбивали бабки, раскидывали новые силки и придумывали капканы...
А небо пылало от пожаров, мир обливался кровью, улицы полнились стонами, и земля содрогалась от канонады.
Квачи с друзьями навострились, так и зыркали по сторонам, действовали ловко, споро. Добычу добывали, упавшее подбирали, павшего обирали, в щель пролезали, бесхозное прибирали к рукам, а порой умудрялись урвать и у живых хозяев.
Павлов энергично вступил в новые обязанности и чувствовал себя, как в собственном доме; скоро он сделался правой рукой Квачи: дня не проходило, чтобы не подал новую идею или не сообщил ценную информацию.
Квачи отдал по отряду приказ:
— Будьте готовы в любую минуту покинуть город.
Правительство переехало в Москву, — Квача намеревался последовать за ним, но задержался, поскольку оставались "недопровернутымй" несколько делишек.
Но тучи над их головами сгустились. Запахло грозой.
Раза два в отдалений сверкнула молния. Наконец в один из вечеров Чипунтирадзе ворвался в дом с выпученными глазами и заверещал:
— Все пропало!.. Все узнали!.. Читайте!..
Раскрыли вечернюю газету и прочитали:
"К революции примазался также небезызвестный князь Квачантирадзе — дружок Распутина, верный приспешник царя, который..."
Вслед за Чипи пришел Павлов и коротко доложил:
— Все раскрыто до подробностей. Надо немедленно уходить. Завтра будет поздно.
— В таком случаем встречаемся на вокзале! — приказал Квачи.
Через час товарищество собралось на вокзале.
— Пропали! —завопил опять Чипи.— Поезда не ходят!..
— Не вопи! — успокоил Квачи взъерошенного дружка.— Бесо, ступай и раздобудь поезд. Плати любые деньги.
Бесо вернулся через десять минут.
— Сейчас подадут два вагона. Сто золотых не слишком дорого?
— Не дорого,— согласился Квачи.
Через полчаса поезд из двух вагонов мчался в сторону Москвы. В салон-вагоне сидели девять "Членов правления Общества защитников Красной революции" с особым заданием "навести революционный порядок на поездах, перевозящих революционных солдат".
— А такой мандат примут? — робея, с дрожью в голосе спросил Седрак.— Не подведет?
— Примут, да еще как! Такой мандат все дороги нам откроет! — ответил Лади Чикинджйладзе.
-— Ну, братцы, давайте ужинать!
Через полчаса грузинская "Мравалжамиэр" заглушила стук колес и лязг сцеплений, за "Мравалжамиэр" последовали джалиловские баяты, а за баятами — "Вниз по матушке, по Волге"...
Утром поезд подошел к небольшой станции. Друзья умывались после сна, потягивались и собирались завтракать.
Усеянный серыми шинелями перрон встрепенулся, как пчелиный улей, и взвыл:
— Идет!.. Идет!!
Как только поезд встал у платформы, толпа энергично ринулась к нему:
— Давай!.. Лезь!.. Гони в шею!..
Вооруженные и нагруженные мешками, тюками и рюкзаками солдаты в мгновение ока заполнили коротенький состав, с матом и угрозами ворвались в вагоны и расположились там. Кто врывался в двери, кто лез через окна, кто карабкался на крышу.
— Товарищи! — кричали Квачи и его друзья.— Стойте, товарищи! Сюда нельзя! Это поезд для правительственной делегации! Нам поручено навести революционный порядок!.. Вот мандат!..
Но никто не желал ни видеть мандат, ни узнавать его содержание. Квачины вопли встречали смехом и угрозами. Кто-то крикнул: