Силибистро с Пупи, разумеется, не снисходили до каждого прохожего на Хонской дороге, но дворян, купцов и вообще чистых клиентов не пропускали.
Таков был семейный уклад Силибистро Квачантирадзе, когда родился Квачи.
Квачи рос на удивление быстро. Другие дети примерно в год начинают ходить и говорить. Квачико же не было и шести месяцев, когда он впервые пролепетал:
— Баба... мама... деда...
А на ноги он встал и того раньше.
По этому поводу Нотио не без оснований заметила:
— Поверьте мне, ежели дитя растет не по дням, а по часам, значит, из него вырастет славный и большой человек...
Разумеется, ей охотно поверили и с еще большим тщанием принялись холить и баловать маленького Квачи.
После рождения сына Силибистро стал основательнее хозяйствовать в доме, не гоняясь по городу за каждым двугривенным.
Но тайная мечта и зыбкая надежда точила душу и сердце духанщика. Временами она буквально истязала его: Силибистро не был дворянином! Ох, нет, прошу прощения: Квачантирадзе были древнейшего и знатнейшего рода, и вся страна знала об этом, но дворянство их не было доказано. Чтобы получить грамоту, Силибистро не раз ездил в Озургети и Кутаиси, нанял поверенного, но дело не ладилось. Его щедро обнадеживали и столь же щедро обирали, однако в паспорте по-прежнему значилось постыдное — "из крестьян".
Между тем Силибистро был из тех, которых называли "ичучи", что значит "ищущий", то есть соискатель несуществующего дворянства.
В конце концов какой-то доброжелатель подсказал ему:
— Ашордия!
Силибистро немедля ринулся в Зугдиди.
После долгого торга и препирательств сговорились.
Минул еще годок-другой.
И вот в доме Силибистро опять радостная суматоха. Все взволнованно перешептывались:
— Ашордия едет!.. Едет Ашордия!..
К вечеру и впрямь заявился странного вида человек. Квачантирадзе встретили его как нельзя почтительно.
И грянуло веселье — семейный праздник.
Необычный гость привез радостную весть, в ожидании которой истомилось семейство Силибистро. Поначалу, еще не распалившись от вина, Ашордия только улыбался и шутливо требовал подарка за благую весть. Затем встал и во всеуслышанье объявил:
— К нашему семейству благородных родов Грузии прибавилась еще одна почтеннейшая семья. Всем известно, что дед ваш Квачантирадзе был столбовой дворянин, но судьба отвернулась от него. Где-то как-то так случилось, что этого благороднейшего человека не записали в какую-то книгу. Смутные времена пережила наша родина! И вот теперь я исправил давнюю ошибку и несправедливость; мой дорогой Силибистро, я доказал ваше дворянство и, можно сказать, утвердил вас в нем — тебя и глубокочтимое твое семейство. Поздравляю с великим праздником и торжеством справедливости, желаю быть достойным царской милости. За здоровье дворянина Силибистро Квачантирадзе!
И в покосившемся доме на Хонской дороге подобно фонтану взметнулся ввысь глас радости и восторга. Ашордия торжественно вручил Силибистро древнейшую царскую грамоту, которую на следующий день с завистью читала и разглядывала вся Самтредия.
За ужином пятилетний Квачико приложился к руке благодетеля и сказал:
— Спасибо вам, дядя!
Ашордия с улыбкой поцеловал мальчика в лоб.
— Дружок! Я открыл тебе дорогу к счастью и успеху. Распахнул перед тобой все двери. Теперь дело за тобой! Будь счастлив вместе со своими родителями и послужи во славу отчизны. Пью за здоровье маленького Квачико! Ура!
И опять взорвались радостные возгласы и грянула веселая песня.
На следующий день, когда Ашордия собирался в дорогу, Квачико еще раз приложился к его руке.
— Дядечка! Пеледай цалю, что Квачико Квачантиладзе не забудет твоей услуги. А когда выласту, неплеменно отблагодалю тебя.
Все засмеялись. Ашордия же подзадорил мальчика:
— Что ж, теперь хоть знаю, на кого мне уповать, — и уехал.
Откуда им было знать, что впоследствии Квачико походя затмит Ашордию, изрядно переполошит сей мир и украсит свою родословную поистине блистательным венцом.
Сказ об отрочестве Квачи
С тех пор как Силибистро Квачантирадзе утвердился во дворянстве, в нем, как и во всем его семействе, обнаружились перемены. Они заважничали, напыжились и "облагородились". Со своими соседями не знались, как прежде, а принимали их столь надменно и покровительственно, что отбивали охоту к общению.
Время от времени Силибистро так наставлял маленького Квачико:
— Сынок Квачи, этот мир делшся на начальников и подчиненных, на богатых и бедных. На могучих и немощных. Тут князья и дворяне, там же глехи-крестьяне и прочая мелочь. Ты, сынок, истинный дворянин и не должен равнять себя со всякой рванью. Мужик-работяга ничего тебе не даст, даже напротив — урвет чего-нибудь... Водись, сынок, с дворянами да богатыми, угождай им, потакай. Богатый и сильный всегда пригодится: один слово замолвит и выдвинет, где надо, другой чего-нибудь подарит, третий поддержит в нужный час. Так уж устроен этот мир, сынок, и надо жить по его правилам...
Квачико рос смышленым и послушным мальчиком, легко усваивал наставления Силибистро и охотно следовал им.
Едва успев дорасти до шести лет, он стал вмешиваться в торговые дела: когда закупали у крестьян провизию, Квачико непременно встревал в торг:
— Этот товал не годится... Долого!.. Утлом нам за гливенный давали...
Посетителей "гостиницы" встречал заискивающей улыбкой и забавными поклонами:
— Здавствуйте, дядя... Меня зовут Квачи... Мне уже шесть годочков... Я сынок Силибисто... У нас вы найдете все, что вашей душеньке угодно: флукты, купаты, сулугуни, халчо, яйца, а с нашим свилским вином никакое кахетинское не славнится...
И бежал отдавать приказания, покрикивая:
— Сколее! Живо подайте все самое лучшее! Со столов убелите и наведите полядок. Вытлите! Вымойте! Ну-ка, живее!
Учиться он начал у дьякона.
Восьми лет его отвезли в Кутаиси — для поступления в гимназию.
При виде такого большого, чистого и красивого города, каким был в те годы Кутаиси, все слегка оторопели. Силибистро, заметив состояние домочадцев, строго проворчал:
— Слушайте сюда: даже если чему сильно удивитесь, виду не показывайте, а то станут насмехаться или, чего доброго, разыграют. Ежели зайдет разговор, скажите, что вы не только в Кутаиси — и в Тбилиси бывали.
Квачико лучше других усвоил отцовские наставления и в тот же день за обедом у дальнего родственника — Буду Шолия, когда речь зашла о Тбилиси, между прочим заметил:
— Тбилиси — ничего, большой город, мне понравился... Да, в том году дважды там был... Головинский хорош, и театр, и вокзал... А духаны там знатные... — И не покраснел, и голос не дрогнул, и так глянул на всех, словно хотел сказать: ну-ка, кто сумеет доказать, что я вру?
На самом же деле даже Кутаиси поразил Квачико — аж дух захватило у мальчика.
Мог ли тогда маленький Квачантирадзе предположить, что впоследствии, когда под княжеским титулом он объездит Петербург, Париж, Вену, Берлин и Лондон, при воспоминании о Кутаиси горькая улыбка скривит его губы и с уст сорвутся едкие слова:
— Оказывается, я родился в курятнике и вырос в свинарнике и только теперь попал во дворец...
Через неделю, обустроив Квачико в Кутаиси, Силибистро с семейством вернулся в Самтредию.
А еще неделю спустя, обряженный в новенькую гимназическую форму, Квачи старательно, как наставлял отец, приступил к учебе.
Сказ о характере Квачи
Прошло несколько лет.
Квачи вырос, возмужал, налился, расправил плечи. Он рос высоким, стройным и сильным отроком. Способностями — среди первых, старательностью — среди последних, а в целом — посредственный ученик. Учить уроки и зубрить всякие правила для него было пыткой. И все-таки он без труда тянул ярмо гимназической премудрости, поскольку цепкая память легко схватывала слышанное в классе.