Квачи улыбался, пил и дружески похлопывал барона по плечу...
Прошло немного времени. "Афганский принц" и эти деньги пустил по ветру — прокутил и профукал.
Туго ему пришлось, очень туго! А как приперло, опять взыграла творческая жилка. Он маялся, тужился, буквально как роженица, и произвел на свет премилую комбинацию. Она была так хороша, что Квачи проявил особое старание: тщательно сплел силки, завязал узлы — все привел в надлежащий порядок и затем явился к директору одного крупного банка:
— Позвольте представиться: я от фирмы Патте. Мне нужно снять ограбление банка для синема. Не буду долго занимать ваше внимание, сейчас вы все поймете: банк ваш, а артисты наши. Вы с сотрудниками также примете участие в съемках и навсегда останетесь на экране. К тому же неплохо заработаете.
Директор расплылся в улыбке.
— Спасибо, что остановили выбор на нашем банке...
Собрал сотрудников и сообщил новость. Все оживились.
— Мы приедем завтра, каждому разъясним мизансцену и проведем репетицию...— говорил Квачи: — Да, вот еще что: дайте знать полиции! Впрочем, я и сам договорюсь с ними.
Bce так же улыбаясь, директор взялся за телефон.
— Алло! Мсье Град, это вы? Сообщаю, что завтра наш банк будет ограблен.
— Что? Кто?! Что вы такое говорите?!
— Успокойтесь, мой друг, успокойтесь! Это собираются снимать картину для экрана. Да-да, и вас тоже снимут. К вам сейчас же заедет режиссер от Патте...
На следующий день Квачи и полицмейстер обошли полицейских в окрестностях банка. Полицмейстер предупредил каждого.
— Этот человек будет снимать для синематографа ограбление банка. В самом банке и на подступах разыграют суматоху, поднимут крик. И тебя тоже снимут. Но пока вот этот человек не даст указаний, ни во что не вмешивайся. Понял?.. Передай остальным!
Затем Квачи и его свита с аппаратом заявилигь в банк.
— Итак, все по местам! Работайте, как ни в чем не бывало. Когда ворвутся бандиты, вы испугаетесь. Вот вы полезете под стол... Вы броситесь к директору... Да, да, именно так... Вы не успели закрыть кассу, подняли руки вверх и с перепугу разинули рот. Пошире чтоб было посмешней... И все! В этой сцене больше ничего. Погоню за бандой снимем на улице... Итак, по местам!..
Разъяснив мизансцену клеркам, Квачи зашел к директору.
— Вот этот бандит ворвется к вам и станет угрожать револьвером. Вы окаменеете от страха и не сможете шелохнуться. Вот этот перережет телефон и...
— Револьвер случайно не заряжен?
— Ну что вы! Можете не волноваться... Начнем, пожалуй.
Чипунтирадзе ворвался в кабинет директора и в самом деле перерезал телефон. Оператор во всю крутил ручку аппарата:
— Сцена с директором снята! Отлично! Переходим в кассу...
"Артисты" вышли в общий зал и вынесли аппарат.
— По местам! Сначала снимем кассу, а уже после остальных... Второй и четвертый бандиты, начинайте!
Чипунтирадзе и Бесо Шикия ворвались в кассу.
Квачи носится и командует:
— Руки вверх! Вверх!.. А вы раскройте рот пошире! Не улыбаться, испортите! Отвернитесь, отвернитесь! Бесо. шуруй! Чипи, сметай все! И дуйте, братцы, со всех ног! Кассир, можете повернуться!
Пока Квачи командовал, оператор крутил ручку аппарата, а кассиры изображали из себя артистов, "бандиты" и впрямь смели все из касс и сейфов и исчезли.
Директор и несколько служащих как-то насторожились, в их души закралось сомнение: деньги-то и впрямь унесли...
Оператор направил аппарат на встревоженных служащих, восхищенный естественностью их игры. Квачи кричал:
— Именно так! Замечательно! Гениально! От артистов никогда не добиться такой подлинности!.. Теперь снимем сцену на улипе!
Директор бросился к перерезанному телефону, остальные погнались за Квачи.
— Помогите! — завопили кассиры.— Банк ограбили! Ловите!
— Знаем, знаем! — посмеивались в усы полицейские и не двигались с места.— Это все для кино...
— Да говорят вам, ограбили!
Не скоро удалось убедить полицейских ринуться в погоню, но...
Режиссера от Патте разыскивают по сей день.
Дурные деньги, также дурно утекали из рук. Приходилось плести и раскидывать все новые силки и сети.
Но тут грянул гром и европейский Эдем поразила молния — началась мировая война.
И Квачи мгновенно сменил фронт: изобрел новые капканы, ловушки, обрядился в соответствующие времени доспехи.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
Сказ о тайном обязательстве
Берлинская биржа походила на сумасшедший дом. Одни связали судьбу и свое состояние с войной, другие — ставили на мир: крутился поистине неистовый вихрь из акций, облигаций и тысяч ценных бумаг, а также бумаг, не представляющих ни малейшей ценности; одни в течение дня взлетали на немыслимую высоту, другие низвергались в бездну.
Квачи поставил на войну и, соответственно, положил глаз на акции рудников, сталелитейных концернов и оружия. Воспользовавшись ситуацией, вступил в сговор с игравшими на понижение и скупил акции Шнейдер-Крезо, Шкоды, Армстронга и Круппа. Вложил в эту операцию все, оставшись почти без наличности.
Затем, подхватив лозунги толпы, стал вопить на улицах, в газетах, в кафе и салонах:
— Нах Пари! Нах Москау! — На Париж! На Москву!
Через несколько дней из Германии проник во Францию и там тоже сорвал голос:
— А Берлин! А Берлин! — На Берлин!
Позже, вернувшись в Россию, надрывался, где только мог:
— На Берлин! На Константинополь!..
Прошло время. Искра, высеченная в Сараево, ярким пламенем охватила весь мир. Выстрел Принципа отозвался эхом, гром которого достиг небес. Капля крови, пролитая в Сербии, сперва превратилась в реку, а затем разлилась неоглядным морем. Миллионы обученных воинов яростно ринулись друг на друга. Остальные подперли тылы и стали служить кровавому Марсу, одинаково страстно утверждая: "С нами Бог!" И крестились окровавленными пальцами, и молили Властителя Душ о поддержке, видя в нем военного союзника.
Враг рода человеческого сперва ступил в кровь по щиколотку, затем вошел по колени, погрузился по пояс в кровавую запруду, а под конец саженками вплыл в кровавый омут и целых пять лет бултыхался в нем.
Поднебесье и преисподняя захлебнулись слезами и кровью, оглохли и ослепли от плача, причитаний и стонов.
Только Квачи Квачантирадзе с подручными точно зубастая щука шнырял по морю крови, носился по гудящему мировому пожарищу и, обезумев от свалившейся удачи, сражался на всех фронтах:
— Акции Шнейдер-Крезо продать!.. Круппа купить!.. Армстронга заложить!.. Шкоду выбросить!.. Сахаром запастись!..
Но вот к нему зажился французский закон в фуражке с козырьком:
— Квачи, на фронт!
Квачи на фронт? То есть, на войну? В Верден или в Ардены?.. Спятили они, что ли? А вдруг рядом разорвется снаряд и прольется кровь? И какая кровь — князя Квачантирадзе, афганского принца, грузинского Багратиона!..
И поскольку Лондон все еще был опасен для него -— уж очень он там наквачил и проквачился во время своего пребывания, Квачи с товарищами вынырнул в Манчестере.
Прошло немного времени, и тот же закон настиг его в Англии:
— Тотальная мобилизация! Все на фронт!
— Бесо, видать и туточки свихнулись! Айда в Рим...
В Риме повторилось то же самое.
И только в Женеве Квачи достиг мирного берега. Забрался повыше в Альпы и с тихой своей кочки, с безмятежного островка поглядывал на полыхающий пожар войны.
Там, на островке, его нашло письмо Распутина. Учитель писал:
"Брат мой Аполончик!
Чаво виляйся~то по иропе паганой? Воротись суды, ато скушно биз тибя да дилов очинъ много. Здеся будит у тибе мир, покой, слава, деньги и благодать Божия. Да тащи суды илену и таню. Так хочу я! Да, я! Григорий! Мотри, не опоздай. Да, Григрий!"
Напуганный и обрадованный этим письмом российский посол обеспечил Квачи комфортабельное путешествие по суху и по морю и просительно скуксился на прощание: