В этот момент раздававшиеся за дверью шаги вплотную приблизились к двери палаты. В помещение зашёл третий посетитель.

-Я не вовремя?

К дверному косяку привалился Мелькор, остановившийся на пороге.

Оба нолдо, не говоря ни слова, тут же поднялись с постели больного. Саурон ещё столько не узнал и не сказал, но останавливать кого-либо, уговаривать, убеждать, что у него есть право любить не самого удобного для общества вала на свете, было выше его сил сейчас.

-Если что-то нужно будет – сообщи нам, – обернулся Инголдо, подхватив сумку со стула, – я ещё раз скажу: ничего не изменилось. Ты понимаешь?

Сау кивнул. Мелькор не смотрел на эти проводы, за что майа был благодарен безмерно – Его острый, настороженный взгляд был бы лишним доказательством того, что, хоть ничего и не изменилось, но прежнего уже не вернёшь – вала бесцельно смотрел в окно, освободив выход для эльфов.

-Ты рано сегодня, – констатировал майа, когда звук закрывшейся двери сообщил, что он остался со своим тано наедине.

-Ты просил забрать тебя домой. Я приехал.

От яркого дневного света глаза неприятно жгло – Сау снова устроился головой на подушку, потирая веки и отворачиваясь от навязчивых волн солнечной радиации. Он ждал, когда уже Мелькор начнёт язвить, как делал это всегда, когда речь заходила о прежних друзьях Саурона, но на вала явно снизошло неприсущее ему смирение. Мелькор сел на стул для посетителей, положил ладонь на предплечье майа.

“Жалеешь, что связался со мной?” – очень ясно читалось в такой деликатности.

Но Сау не жалел. И поэтому, побыв в глухой обороне ещё совсем недолго, перетянул Мелькора к себе на постель. Закрываться от света им было удобнее, чем собственной ладонью, и можно было притвориться, что нет ни вещей, ни событий, укутаться в мрак, в небытие вдвоём.

-Ну хочешь, я их украду для тебя? Как раз подвал свободен, ограждение менты сегодня сняли...

-Хочу, – шепнул Саурон, – но они в неволе не размножаются.

“Куруфинвэ, ты ок?”

“Я ок, сам как?”

“Лучше всех! Ты тоже что ли в больничку ко мне ходил?”

“А то! У меня даже фоты остались, посмотришь?”

“Кидай”

В майарский телефон постучались входящие файлы.

“Чё ты мне там на лбу написал на третьей фотке?”

“Это рисунок)))”

“Художник хренов”

Про себя, однако, Саурон порадовался: хоть один нормальный, не измождённый страданьями индивид посещал его в тяжёлый час.

“Слуш Курво, ты же всё знаешь. Расскажи чё за Оссе такой?”

“А ты сам не знаешь?”

“Он не колется”

И в самом деле – на допросах подсудимый молчал. Чем бы ни прельщали и ни угрожали следователи – он не вёлся на сделки, не боялся самых суровых квалификаций и длительных сроков заключения. Правда, до вынесения окончательного приговора могло пройти ещё около года, и оставался шанс, что подследственный испугается или одумается и расплескает наконец-то ту воду, что набрал он в рот в момент задержания.

Сау оставалось только смотреть материалы дела. Мелькор добросовестно отснял для него каждую страницу, даже прошивку, но что можно узнать путёвого, когда безмолствует главный фигурант?

Опознали несчастного, который послужил материалом для запугивания обитателей Форменоса своей отсечённой дланью: трижды судимый, нигде не работавший товарищ Берен Эрхамион, опознанный в городском морге и отправленный на общее захоронение. Бесхозное тело закопали как невостребованное, и искать концы – кто отсек сию руку и продал частному лицу – было бесполезно. Как явствовало из документов, страдалец поступил в морг хоть и мёртвым, но в полном составе.

Подрядная организация, что устанавливала в университете двери летом этого года, однако, преподнесла сюрприз: по её сообщению, заменены были только сами двери, в замки которых были установлены личинки с прежних, устаревших: перспектива полной замены ключей вызывала панический ужас у администрации учебного заведения. Все работники, трудившиеся летом на этом объекте, вроде бы и узнавали подследственного, а вроде и нет: если и крутился одновременно с ними в одном и том же месте, то уж точно не поразил воображения.

Но, как минимум, воображение одного конкретного рыжего эльфа злоумышленник поразил, и этот момент удивлял Саурона необычайно: как можно верного, умного, надёжного и, в конце концов, хорошо сложенного Фингона поменять на это... на эту...

“Познакомились 22 сентября прошлого года,” – сообщал протокол. Даже, кажется, раньше, чем Оссэ посмел клеиться к Саурону... Рассчитывал быть “многостаночником”? Хотя, скорее, втёрся в доверие к Майтимо, успешно проник в Форменос, выкрал разработку Мелькора и Феанора. А затем, видимо, решил применить испытанную схему и к Саурону. Возможно, хотел соблазнить, “наставить на путь истинный”, подговорить начать дело против вала – но просто Сау к тому моменту уже не принадлежал себе.

“Курво, слуш, а Майтимо говорит что-нибудь про него?”

“Говорит, что он умел уговаривать. В смысле языком работать.”

И это всё? “Отношения были исключительно интимного плана, носили непостоянный характер,” – сообщалось в протоколе.

И у этого “непостоянного характера” были ключи от дома Мелькора. Ключи от Его кабинета. Его паспортные данные, раз сей “языкастый” сумел оформить сим-карту на Его имя. Что ещё у него было? Всё труднее становилось верить, что такие успехи – результаты просто хорошо спланированного мошенничества, без непосредственного “доступа к телу”.

Внизу хлопнула дверь. Саурон поднялся с кровати, хоть и не совсем привык ещё к ходьбе после долгого постельного режима. Направился вниз.

Майа застал хозяина дома на кухне, расставляющим содержимое пакетов по столу. Остановился на пороге, не выходя из тени.

Сау иногда за Ним подглядывал. Как тот работает, кормит собак, орудует на кухне. Иногда, уже проснувшись, притворялся спящим, чтобы не нарушать безмятежность Его черт в свете, просачивающемся сквозь жалюзи или льющемся с экрана ноутбука. Когда не надо держать лицо, Он был по-особенному притягателен для Сау, как-то неописуемо, будто майа и нет рядом, будто он растворился или стал одним целым с Ним. Под рёбрами защемило от одной мысли о том, что на месте Саурона в такие моменты мог бывать этот приторно-сладкий пидор... он же даже не во вкусе тано!

Мелькор перебросил волосы на одно плечо. Вала иногда делает так, когда... когда... прогибается, чтобы дотянуться до губ Саурона. Те несколько раз, когда вала отдавался ему. Обычно – требовательный и властный, Он становится чуть более развязным с каждым движением внутри себя; жадно ловит ладони майа своими, их языки прерывисто мажут по коже друг друга, всё смешивается в горячее, тесное, влажное, скольжение... пока бёдра майа задают нарастающий, неконтролируемый ритм, будто в последний раз в жизни... пока язык вала мучительно медленно проходит по ладони Саурона... майа чувствует, что рассудок уже не владеет Его телом, а наоборот – это оно, оно само извивается и изворачивается, подставляется, плавится и течёт, просит внимания, преклонения, заполненности... абсолютно невозможно, чтобы кто-нибудь другой когда-либо видел Его таким! Пусть бы Он драл всех без разбора направо и налево – без разницы, но отдаваться другому... тем более этому Оссэ грёбаному!!! Да это просто сюр какой-то!

Сау вышел из тени, подкрался как можно тише, но вала, конечно, заметил, хоть и не подал вида: продолжил заниматься своим нехитрыми, мужскими домашними обязанностями. Майа уткнулся носом в Его плечо, прижался, закрыл глаза, но, достав всё из пакетов, Мелькор развернулся к нему. Подсадил, размещая Саурона на свободное место на столе, сразу за салатом в упаковке.

-Как ты себя чувствуешь? Головные боли есть?

Вала с деловым видом взял в ладони лицо Сау, заглянул в глаза – в каждый по очереди, как на комиссии.

-Со мной хорошо всё, спасибо, – ответил обследуемый.

Вала перешёл к рассматриванию рубцов, оставшихся от снятых с ног и бёдер затянувшихся швов.

-Сейчас здесь закончим, и я наверху тебя смажу.