Стрелы секли хорватов, впиваясь в тела, они падали в грязь, стонали, сцепив зубы от боли; то тут, то там завязывались схватки - и не всегда чудины выходили из них победителями, но все же войско Драгослава полностью окружило противников.

Один за другим падали Буривоевы воины, не в силах прорвать окружение, и снова взревел Буривой, охваченный испепеляющей яростью. Он кричал "Вперёд! Вперёд!" - и вокруг него снова собирались войска. Смертоносный клин, нацеленный в самое сердце строя чуди - ровно напротив Драгослава.

Собрав в кулак всю свою ярость, они ударили. Разбежавшись, Буривой прыгнул к врагам - и тут же обрушил на них град ударов своей секиры. Каждый его удар сражал наземь одного противника; он уже не рычал - хрипел, пресыщенный схваткой, с губ текла кровавая пена. За ним в строй чуди врезался клин его ратников - и для всех из них то была последняя схватка.

Бой превратился в свалку. Чудины сомкнулись над хорватами, как море над брошенным в него камнем. Кое-где ещё звенела сталь, доносились крики и стоны, звук металла, врубающегося в плоть - но бой уже был закончен.

Вздохнув с облегчением, Драгослав отвернулся. Он склонился над телом Айнегары, провёл рукой по её густым светлым волосам. Скоро её заберёт погребальная крада, а ведь он так и не сказал ей, как сильно её любит. Не коснулся в последний раз губами её волос, губ, грудей, запястий, пальцев на ногах. Не подарил цветок с вершины Алатыря, как когда-то обещал...

- Эй, ветродуй! Повернись ко мне, сука, я не убиваю в спину!

Драгослав вздрогнул. Этот голос - низкий, рычащий - должен был принадлежать не человеку, а озлобленному псу. Или очень голодному волку.

Навык бойца не подвёл его. Стремительным движением схватив Иней, Драгослав поднялся на ноги и отскочил в сторону - за удар сердца до того момента, как на том месте, где он стоял, свистнула секира. Он не сомневался, что этот удар разрубил бы его надвое.

Кажется, это и был Буривой, князь хорватов. Он прорвался сквозь окружение чуди.... один. Вся его рать осталась далеко позади.

Буривой выглядел как чёрт из Чернобожьей свиты. Его панцырь был красным от крови, в глазах лопнули сосуды. Шелома не было, и волосы свисали спутавшимися грязными лохмами. Кровь текла ручьями с волос, с секиры, изо рта, из носа...

Оскалившись по-волчьи, князь-берсерк бросился на Драгослава. Удар секиры княжич принял на дол Инея. Полетели искры, пальцы Драгослава пронзила такая боль, что они чуть не разжались. Княжичу показалось, что он увяз в земле.

"Ещё одного удара я не вынесу", - подумалось ему.

Буривой взревел, закрутив секирой мельницу - аж засвистел воздух. Княжич не успел отскочить, оружие князя со скрежетом резануло по его панцырю, инерция повела Драгослава в сторону, он сбился с шага, споткнулся о мёртвое тело, упал.

Над ним поднялся топор, ринулся вниз, рассекая воздух.

Из последних сил княжич метнулся в сторону, свалившись по другую сторону трупа. Секира Буривоя врубилась в мёртвое тело, почти развалив его надвое, но, кажется, застряла в позвоночнике.

- АРРРРРХХ!!! - загарчал Буривой, пытаясь вытащить топор. На его шее и лице вздулись жилы, лицо исказилось ещё сильнее, напоминая скорее пугающую маску из тех, что надевают на Коляду.

"Вот оно!" - блеснуло в голове Драгослава. Застонав, превозмогая тошноту, ужас и усталость, он, приподнявшись, перехватил рукоять Инея обеими руками, рубанул слева направо - на уровне локтей Буривоя.

Чародейский металл отсёк ему обе руки.

Буривой отшатнулся, опустил взгляд, недоуменно разглядывая обрубки, с которых текла кровь. Рот князя-берсерка удивлённо приоткрылся.

Драгослав встал, занёс меч для последнего удара.

- Т-ты... Я видел тебя... Ты... Дражко? Сынок? - прохрипел Буривой. В его глазах появилось осмысленное выражение.

- Да заткнись ты уже, - бросил Драгослав, замахиваясь Инеем.

"Какой я ему сынок?" - подумал княжич, когда голова Буривоя покатилась по земле.

Так окончился жизненный путь Буривоя. Поистине великую цену заплатил он за то, что ослушался слов матери. Не уйди он с варягами, быть бы ему до века воином князя Вышана. Вадим, так и не получивший бы имени Буривой, состарился бы в Старигарде, женился и обзавёлся детьми, и умер глубоким стариком. И не сплелась бы его судьба с судьбой Халы, и не родился бы у него сын со Змеевой душой - только дочери.

Его женой должна была стать рыжая, веснушчатая и смешливая девчонка из Старигарда по имени Избрана. Они бы встретились вскоре после возвращения Радомира из похода, на ближайшего Купалу, и поженились бы на Коляду, как и заведено.

А так на Купалу Избрана ушла с развязным и нахальным парнем из какой-то деревеньки. Больше его никто не видел - ничего особенного не было в его внешности. А вот тело Избраны, обнажённое, обесчещенное, синее от бесчисленных побоев и порезов, нашли в тростниковой заводи возле датской колонии через два дня после праздника.

Если бы Буривой не ступил в Индерию, накликав на себя гнев Карминты, его дружина осталась бы на зиму в Альдегейе. Следующей весной он напал бы на Бирку, захватил в ней власть и объявил себя конунгом всего свейского побережья. Десять лет бы держал Буривой свеев в ежовых рукавицах, пока не умер бы на охоте, задранный медведем. Его сын стал бы воином-берсерком, постоянно слыша голос Змея, но не зная, что с ним делать. Он погиб бы в одной из своих первых схваток, и отец похоронил бы его.

Если бы Буривой не женился вовсе ни на Дубравке, ни на Векославе, князь Горан вскоре изгнал бы его из земли белых хорватов, и он бы закончил жизнь охранником караванов в полянской земле, так и не женившись и не произведя на свет дитя со Змеевой душой - эта сомнительная удача выпала бы другому. Женись он на Дубравке - стал бы счастливым основателем династии, что освободила бы Халу и, опираясь на его мощь, создала бы великую империю...

Но произошло то, что произошло - и Буривой пал от рук собственного сына, не ведающего, что творит. И дитя с душой Змея окончательно ступило на путь, которым вела его судьба с того самого момента задолго до его рождения, когда его отец нарушил границы владений Карминты.

А ещё была одна женщина, обольщенная змеем, которая теперь ненавидела весь дом Буривоя и жаждала власти в земле белых хорватов только для себя. И она, затаив дыхание, ждала сейчас в Пересечне.

Потому быль о Буривое не кончается на этих страницах. Напротив, самые кровавые её кощуны ещё впереди.

13

Погибших в битве под Пересечнем было столько, что до конца серпня-месяца изрядно поредевшие количеством смерды таскали тела на кучу, складывали на поленницы и жгли. Снова столбы дыма поднимались к небесам, но теперь то был дым погребальных крад. Айнегару и павших вил с чудинами похоронили с почестями в курганах, и Драгослав положил у ног любимой прощальный дар - секиру Буривоя и его череп. Его дружина изрядно поредела: пали все вилы, которых Айнегара повела в безрассудную атаку, и множество чудинов, но войско Буривоя было уничтожено практически полностью.

Звонимир был всего в одном дне пути от Пересечня, когда услышал о поражении и гибели Буривоя, а также о появлении могущественного чародея, чьи заклинания могут уничтожить целое войско. Тогда он повернул назад, надеясь вывести тиверцев быстрее, чем Гонитель ветров - так прозвали Драгослава - ударит им в тыл.

Отступая, он попросил прохода у полян, расплатившись с ними добычей, награбленной в земле уличей, и к середине осени вернулся в Стольское. В конце врещня у Ярославы и Бранимира родился сын. Его назвали Лихобором, ибо так говорил Бранимир:

- Тёмные времена настали ныне, весь цвет хорватской знати полёг в земле уличей, да и я всего за год потерял деда и отца. Пусть же в имени первенца моего отразится надежда, что лихая пора пройдёт!