«Они сейчас, наверно, уже вон за той лысой горой, – подумал он, вздохнув, глядя на торчащую на самом горизонте высокую сопку. – Теперь даже если и захочешь, наверно, уже не догонишь».

Взбодрив коня поводьями, Хасар разогнал его на крупную рысь.

Позади за холмами скрылся курень. Оставив отцовский след, Хасар повернул влево, поближе к прибрежным кустам. Из болотца в низине испуганно вспорхнули два чирка, полетели низко над землей.

«Дуры, – пренебрежительно подумал о них Хасар. – Не видят, что без лука еду».

Показались вчерашние старые ивы, окруженные густым высоким кустарником. За ними, под крутым берегом был омут, где поставлена его ловушка. Хасар внимательно огляделся вокруг. Никого не было видно. Он круто повернул лошадь к кустам.

Оставив саврасого в зарослях, пробрался к берегу. Волосяная веревка, привязанная к прибрежной коряге, нависшей над водой, была на месте. Присмотревшись к ней, Хасар ощутил едва заметное подрагивание.

«Попало!» – радостно вздрогнуло в груди.

Схватившись обеими руками за веревку, он потянул. Тугая тяжесть, свиснув на ней, держала ее там, в глубине. Напрягаясь всем телом, Хасар уперся ногами во влажный песок. Гутулы увязли почти по щиколотку, а веревка подалась всего лишь на две ладони. Побурев от натуги, Хасар набрал воздуха полную грудь, потянул изо всех сил и тут же отпустил.

«Одному не поднять, – он недоуменно смотрел на привязанный над водой конец веревки. – Что это туда попало, не корова же?»

Хасар был уверен, что зацепиться к чему-нибудь не могло. Вчера, когда ставил ловушку, он привез с собой ургу и прощупал все дно, оно было ровное. Ловушка была большая, длиной выше его роста, но он для пробы два раза вытаскивал его из воды – и без усилий.

Потоптавшись на месте, Хасар пошел к своему каурому, отвязал от тороков волосяной аркан и вернулся на берег, ведя коня за поводья. Отцепил конец веревки от коряги, связал с арканом и долго, старательно приплетал к конскому хвосту.

Успокаивающе потрепав саврасого за гриву, взял его за недоуздок и осторожно потянул, выбирая дорогу среди кустов. Конь дернул раз, другой и, недоуменно кося на него глазом, с натугой шагнул вперед. Аркан натянулся струной, и узел над водой медленно пополз к берегу. Мокрая волосяная веревка долго выбиралась из темной глубины, чертя по воде короткими рывками.

Хасар прошел вместе с конем шагов десять, когда на воде, наконец, показалась узкая горловина ловушки. Конь сделал еще два шага, и тут сзади вдруг резко и шумно заплескало, как будто по воде разом забила крыльями стая взлетающих гусей. Хасар, удивленно выпучив глаза, подбежал к наполовину вылезшей на берег ловушке. Внутри нее в белой пене бились темные туловища крупных рыбин. Хасар просунул руку в горловину и одну за другой выволок за жабры извивающихся тайменей. Он выхватил из прибрежного ила тяжелый округлый камень и, с широким размахом разбивая толстые тайменьи лбы, оттаскивал их от берега. Рыбин было пять, самая большая длиной почти сравнялась с ним самим.

Хасар вынул старательно отточенный вчерашним вечером свой нож и наскоро распотрошил рыбу. Над ним отчаянно кричали чайки, слетаясь со всех сторон. Снижаясь почти до верхушек кустов, они угрожающе требовали дани, оглушая его своими противными голосами. Не обращая на них внимания, Хасар разделывал туловища тайменей на части. Уложив коня на землю, прикрепил к торокам наполненные рыбьим мясом сумы. Сверху, поперек конского крупа, он положил пустую ловушку и крепко привязал веревками к седлу. Заставил коня встать и, еще раз оглядев поклажу, тронул его, ведя в поводу за собой.

Еще в кустах, не доходя до открытого места, Хасар услышал конский топот. Сквозь просветы в зарослях он увидел взрослых мужчин, проезжающих мимо верхами. Их было трое, ехали они с восточной стороны, в шагах двадцати от кустов. Все были при луках и колчанах.

«Охотники с озер возвращаются, – решил Хасар, успев рассмотреть полупустую переметную суму у крайнего. – Видно, не очень удачливые».

Обрадовавшись, что можно будет присоединиться к ним, послушать взрослые разговоры, заодно и свою добычу показать, он уже хотел выйти к ним навстречу, как тут же опомнился: так он свое рыбное место выдаст.

«Э, не-ет, – мысленно проговорил он и улыбнулся. – Я вам не такой глупец, чтобы свои места показывать».

Передумав, он завел коня в тень, прислушался. Всадники приближались. Укрытый за низко склонившейся ветвистой ивой, Хасар одной рукой осторожно отодвинул ветку, другую руку положил на морду саврасому, чтобы не заржал сдуру.

Всадники о чем-то возбужденно переговаривались между собой. Хасар замер, напрягая слух.

– Убить его надо было! – приглушенно вскрикивал ближний, с силой ударяя в воздух кулаком. – Какой случай упустили! Таргудай нам этого не простит.

– Говорить всегда легко, – сердито возражал ему другой всадник. – Убили бы мы его, а потом двадцать его нукеров нас на мелкие куски раскромсали бы?

– Не раскромсали бы, если бы по-умному сделали: из-за холма пустили бы три стрелы, а сами прочь по низинам. Пока они разбирались, что да откуда, мы уже далеко были бы.

– Чего же ты тогда не стрелял, – насмешливо смотрел на него третий, с краю. – Если это так легко делается?

– Ума не хватило, как и у вас, баранов с колчанами!

– Ладно, давайте думать, что мы Таргудаю скажем.

– Уж лучше ничего не скажем. Никого не видели, и все.

– Правильно, а то в новую опалу попадем.

– Он потом всю жизнь нас этим помыкать будет.

– Вы его знаете, если уж начнет, то все…

Всадники скрылись из виду, голоса их еще доносились некоторое время, удаляясь, пока не растворились в шуме листвы. Озадаченный Хасар долго стоял на месте, туго обдумывая услышанное.

«Кого они хотели убить? – он вопрошающим взглядом уставился на саврасого. – Разве тут есть враги?… Татары, меркиты далеко, значит, они своего хотели убить? и что это за люди? Видно, что не нашего куреня, чужие…»

Хасар вспомнил лицо ближнего – одутловатое, с толстыми, темными веками, – и вдруг оно показалось ему знакомым. И голос его, сухой, трескучий, он тоже будто когда-то слышал.

«Где же я его видел? – он сжал от нетерпения кулаки и изо всех сил напряг память, с надеждой перебирая в уме давние, полузабытые случаи. – У кого, в каком курене?»

Вот-вот, казалось, в голове что-то откроется и он увидит, что и где было. Но вместо этого лицо того человека в памяти стало понемногу размываться, ускользая, уходя куда-то в сторону, и Хасар теперь уже не был уверен, видел ли его когда-нибудь.

«Показалось, – наконец, решил он и рассердился на себя: – Стою здесь, как тронутый умом, раздумываю, а рыба портится. Лучше расскажу брату Тэмуджину, он и решит к чему все это».

Домой Хасар приехал понурый. Мать Оэлун, увидев рыбу, ахнула.

– Сколько рыбы! Одну я сейчас же сварю в котле, на всех вас хватит, а остальные сейчас же иди и раздай по айлам, а то протухнут, – говорила она, сильными руками выбирая тяжелое тайменье туловище. – Дядю Бури Бухэ не забудь, говорят, его до сих пор от вида мяса тошнит. Хачиун, Бэлгутэй, помогите ему отнести.

– А где брат Тэмуджин? – спросил Хасар.

– В курень генигесов уехал.

– Зачем?

– Отец приказал ему съездить за топорами к их кузнецу.

– А когда вернется?

– Должно быть, к вечеру.

Бури Бухэ, только сегодня отошедший от беспробудного пьянства в честь праздника, страдал с похмелья.

– А, Хасар… – голый по пояс, он лежал на крепких, гладких досках китайской кровати у правой стены, беспорядочно увешанной разным оружием. Искоса глядя на него, он хмуро спросил: – Ты чего пришел?

Измученный взгляд его опухшего, почерневшего лица застыл в тяжелом безразличии.

– Проведать вас, – Хасар восхищенно уставился на огромные, будто из камня высеченные мышцы на руках и плечах дяди. – А вы что, дядя Бури, заболели?

– Да, вот, заболел, – тяжело проворчал Бури Бухэ и перевел тоскливый взгляд на потолок. – Сильно я заболел, Хасар.