– Прекратите все это, – резко произнес он, а потом несколько смягчил свой тон, – прошу вас. Кто это построил?

– Я разработал и построил модель собственноручно, – поклонился сэр Томас.

Готова поспорить, что он вполне может создать более толковую пишущую машинку, подумала Эдит. На той, что стоит здесь, буквы расположены без всякой логики.

В наступившей тишине бизнесмены рассматривали ее отца, чья холодная улыбка демонстрировала его скептицизм.

– А вы проверяли ее полномасштабный вариант?

– Я был близок к этому, сэр, но финансирование….

– То есть все, что у вас есть, это игрушка и красивые слова, – прервал его Кушинг.

Сэр Томас поник, и Эдит почувствовала негодование по отношению к своему отцу. Естественно, что Картер Кушинг имел право задавать англичанину любые вопросы, но не таким тоном. Пренебрежительным. Совсем как тон Огилви в разговоре с ней.

Ее отец взял документ, лежавший на столе возле него, и внимательно просмотрел его, прежде чем заговорить.

– Вы уже попытались – правда, безуспешно – найти деньги в Лондоне, Эдинбурге и Милане.

– Да, сэр, вы правы, – по слегка приподнявшимся бровям англичанина было видно, что он удивлен.

– И вот теперь вы здесь, – отец Эдит встал из-за стола. Его тон стал жестче, и Эдит бессознательно отошла от стены, хотя и не имела права вступать в спор, что бы ни говорил ее отец. Это бой сэра Томаса, и если она в него ввяжется, то это только приведет его в замешательство.

– И опять вы правы, сэр, – ответил сэр Томас.

– Люди, сидящие за этим столом, все без исключения, достигли своего нынешнего положения благодаря тяжелому и честному труду. Ну, или почти все. Мистер Фергюсон юрист, но он в этом не виноват.

Это была старая избитая шутка, но промышленные титаны Буффало рассмеялись. Их взгляды показывали, что Кушинг добился того, чего хотел. Они всего «достигли» честным и тяжелым трудом, а сэр Томас, по определению, нет. И все они были такими же снобами, как и сама Эдит до совсем недавнего времени. Она перестала им быть не больше чем час назад.

Титулованный и очень английский сэр Томас стоял посреди комнаты, наполненной тертыми американцами, которые выше любых прекраснодушных рассуждений ставили реальный результат. Эдит почувствовала, что ситуация меняется в пользу презрительного отношения ее отца, хотя и не могла понять, кого же тот в конечном итоге презирает – сэра Томаса Шарпа или его машину.

– Я начал свою деятельность как литейщик, который потом стал строить дома. И строил я эти дома добросовестно, как для себя, – продолжал между тем ее отец. Он подошел к сэру Томасу и поднял руки. – Такие же крепкие и надежные, как я сам. А вы, сэр….

Он схватил сэра Томаса за руки. Спина молодого человека слегка напряглась, и Эдит вспомнила, что где-то читала, что англичане не такие открытые, как американцы. Возможно, им не нравится, когда до них дотрагиваются. И тут же ей пришла в голову мысль о том, что неплохо было бы дотронуться до кончиков пальцев сэра Томаса. А может быть, даже и до его неулыбчивых губ.

Неприлично думать о таких вещах.

– У вас самые нежные руки, которые я когда-либо видел, – объявил ее отец. – Здесь, в Америке, мы ставим на усилия самого человека, а не на привилегии, данные ему от рождения. И именно так мы построили эту страну.

Он несправедлив, подумала Эдит. Сэр Томас сказал ему, что разработал и построил модель собственноручно. Наверняка понадобились немалые усилия, чтобы придумать и создать столь революционный механизм. Ей пришло в голову, что англичанин такой же творец, как и она, и ему, как и ей, вот-вот откажут в его просьбе.

Ее отец отошел от англичанина. Ярко-синие глаза баронета засверкали от возмущения, и он высоко вздернул подбородок.

– Я пришел сюда со всем, что у меня есть, сэр, – произнес он с уважением и смиренностью, что выгодно отличало его тон от тона отца Эдит – покровительственного и всезнающего. – Со своим именем, участком земли и желанием, чтобы эта земля приносила доход. Самое меньшее, что вы можете мне дать, это возможность высказаться и доказать вам и этим уважаемым джентльменам, что моя воля, уважаемый сэр, по крайней мере, ничуть не слабее вашей.

Прекрасно сказано, просто отлично, подумала Эдит, и когда сэр Томас взглянул на нее, она поняла, что ей пора уходить. Сэр Томас был намерен отстаивать свое мнение, и, возможно, присутствие в комнате дамы могло ему помешать. Он полностью владел собой и был готов выступить против ее отца. Немногие на это решались.

Он не отступится. Я это чувствую. По ее спине пробежали мурашки. У меня тоже есть сила воли. Такая же, как и у него.

Но она ощущала нечто большее. Это было нечто, о чем раньше она читала только в книгах и в существование чего никогда не верила. Эдит покраснела и отвернулась. Когда она выходила из комнаты, ее охватила дрожь, и ей пришлось собрать все свои силы, чтобы не обернуться и еще раз не взглянуть на поклонника Юнис Макмайкл.

В тот же вечер

Эдит смотрела из окна на великий и грязный город. Диккенс назвал бы его городом, полным уныния и копоти. Косые потоки дождя превращали улицы Буффало в реки грязи, густой, как глина.

Закутанные в тяжелые пальто, скрывающиеся под зонтиками, пешеходы пробегали мимо усадьбы Кушингов, стараясь спрятаться от ненастья, тогда как в самом доме Кушингов слуги зажигали газовые лампы. В вечерних сумерках от солидного здания из красного кирпича исходил теплый свет.

Одетая в платье цвета горчицы, Эдит любовно смотрела на отца, который внимательно рассматривал себя в зеркале. Он был во фраке и расшитом золотом поясе, который Эдит так любила. Через пару недель они будут праздновать его день рождения, и она приготовила для него восхитительный сюрприз – альбом с акварельными рисунками его самых главных архитектурных проектов. Сейчас он был уже готов.

– Мне нужен корсет, – произнес отец со вздохом, рассматривая свой слегка округлившийся живот.

Она была тронута его тщеславием, потому что оно показывало, насколько он раним. Подойдя к отцу, девушка поправила его шейный галстук.

– Нет, не нужен.

– Мне бы хотелось, чтобы ты передумала и поехала сегодня со мной. Миссис Макмайкл долго готовила этот вечер, – он неожиданно фыркнул. – И маленький лорд Фаунтлерой[11] тоже там будет.

Она чуть не поперхнулась, услышав это прозвище, но сдержалась. Отец был слишком суров с сэром Томасом, и Эдит не хотела, чтобы он думал, что она одобряет его поведение. Совсем наоборот.

– Ты имеешь в виду Томаса Шарпа? – намеренно уточнила она.

– Сэра Томаса Шарпа, баронета. Кажется, он всерьез заинтересовался молодой Юнис.

Эдит задумалась, нравится ли он Юнис чем-то, кроме своего титула и очарования. Он явно был умным, думающим человеком, который, соединившись с партнером, уважающим игры разума, мог достичь степеней известных. Юнис же всему предпочитала походы по магазинам и танцы. Но может быть, именно этого он и ждет от своей будущей жены? Отец воспитал ее совсем по-другому. Как будущая наследница приличного состояния, она могла позволить себе заранее решить, чего она ждет от своего будущего мужа. Более того, положа руку на сердце, она частенько задумывалась над тем, чтобы вовсе не выходить замуж. Вот если бы сэр Томас был свободен – тогда другое дело…. Но он был занят.

Но и в этом случае она не могла не встать на его защиту.

– Разве его предложение было настолько ужасным, что заслужило столь жесткой отповеди с твоей стороны?

– Дело не в его предложении, а в нем самом, девочка моя. В нем есть что-то, что мне сильно не нравится. Что именно? Не знаю, – ее отец пожал плечами. – А мне не нравится, когда я чего-то не знаю.

– Ты очень жесток, – продолжала настаивать Эдит.