Гвинни пришлось оставить ее там, поскольку начали заходить остальные ученики. Она быстро засунула брошенную обертку в карман и разложила оставшиеся папки. Остальную часть дня она пребывала в агонии. Ириска не желала сидеть тихо. Гвинни – как и весь класс – слышала, как она шуршит и стучит среди книг в шкафу.

- Кто принес сюда мышь? – спросила миссис Клейтон.

Никто не ответил, но судя по взглядам и смешкам, все думали, что кто-то принес. Гвинни чувствовала себя всё более виноватой и пристыженной.

Когда все ушли на физкультуру, которая была последним уроком, Гвинни попросила у Линды Дейвис носовой платок, поскольку ее собственный являлся всего лишь бумажной салфеткой, и задержалась в классе. Собрав папки, Гвинни с крайней решимостью немедленно приступила к делу поимки ириски, опустошая полку – книга за книгой. Ириска поспешно удирала с открытых пространств, пока не оказалась загнанной в угол – за тремя книгами Мэри Плейн. Тогда Гвинни вытащила их все одновременно и резко бросилась на ириску. И поймала ее. Та яростно извивалась. Гвинни это не нравилось, поскольку она не выносила гладкие, тепловатые, извивающиеся существа. Но ей удалось завернуть ириску в платок Линды и завязать уголки так, чтобы она не смогла сбежать. Ириска оказалась сильной, и Гвинни подумала, что она заметно подросла с тех пор, как сбросила обертку.

Почему-то – Гвинни не знала почему – ей было ужасно стыдно. После школы она, сторонясь своих друзей, окольными путями потихоньку вернулась домой. Ириска извивалась так бешено, что Гвинни пришлось вытащить платок из кармана и крепко держать его за узел, чтобы не потерять. И что, во имя всего святого, она будет делать с ириской, когда принесет ее домой?

Из-за этого Гвинни пришла позже, чем обычно. К главным воротам она подошла одновременно с Малколмом.

- Что это у тебя такое? – спросил он, с интересом глядя на распухший дергающийся платок. – Мышь?

Гвинни чувствовала, что теперь хорошо знает Малколма после того, как провела с ним целый вечер, считая его Каспаром. А кроме того, ей отчаянно хотелось рассказать кому-нибудь, кто мог понять.

- Нет, это пластинка ириски. И она ужасна. Она живая.

- Серьезно? – лицо Малколма порозовело от возбуждения. – Покажи.

- Тогда приготовься ловить ее. Не поверишь, какая она шустрая. Сегодня перед природоведением она удрала как молния.

Малколм кивнул и, приготовившись, протянул руки. Гвинни начала развязывать платок. Но ириска оказалась слишком юркой для них обоих. Она выбралась наружу и заскользила вниз по руке Гвинни раньше, чем Малколм успел пошевелиться. Она вырвалась, когда он схватил ее, спрыгнула с подола пальто Гвинни на землю и желтовато-коричневой полоской удрала под живую изгородь.

- Фу ты! – воскликнула Гвинни.

Малколм восторженно расхохотался.

- И правда ириска! Потрясающе! Это из-за той бутылочки, которую пнул Дуглас?

- Думаю, да.

- Изумительно! Гвинни, я отблагодарю тебя за это. Только подожди.

И с восторженным восклицанием он помчался в дом и затопал наверх по лестнице с таким грохотом, с каким обычно топал Джонни.

Гвинни последовала за ним и обнаружила в прихожей Людоеда, который мрачно наблюдал за тем, как пятки Малколма исчезают за углом.

- Привычки вашей семьи, должно быть, заразные, - сказал он Гвинни. – Это же был Малколм, правда?

- Да, - ответила Гвинни. – Он чем-то взбудоражен.

- Очевидно, - угрюмо согласился Людоед.

- Он не делает ничего плохого. Ему просто надо немного побегать. Обычно он слишком уж старомодный.

- Старомодный? Странно слышать это от тебя. Я всегда думал, что это ты старомодная.

- О, я – нет. Я современная. На самом деле, - добавила Гвинни, думая об ириске, – возможно, я очень новомодная. Я только что совершила новейшее изобретение.

Людоед засмеялся.

- Тогда тебе стоит запатентовать его, - предложил он, заходя в гостиную. – Пока кто-нибудь не украл твое изобретение.

Гвинни задумчиво поднялась по лестнице. Хотя бутылочку пнул Дуглас, изобретение, по сути, принадлежало Джонни, и у нее было чувство, что Джонни будет в ярости, когда узнает, что она рассказала Малколму. Она прошла мимо двери в комнату Каспара и Джонни и поднялась прямо к себе.

В своей комнате Каспар и Джонни восхищенно смотрели на шесть или семь пластинок ирисок, свернувшихся на комиксах и греющихся в послеполуденном солнце. Все они сняли обертки, и те лежали разбросанными вокруг – большинство рядом с тем местом, где прежде находились строительные детали. Джонни бросился поймать одну из ирисок. В тот же миг другая ириска рванулась из-под комикса рядом с его ногой и метнулась к шкафу. Греющиеся ириски, пробужденные движением, распрямились и тоже бросились прочь. Через секунду от них не осталось и следа, за исключением слабого шороха тут и там.

- Прямо как ящерицы, - по-прежнему восхищенно заметил Джонни.

Каспар смотрел на сброшенные обертки:

- Их здесь ужасно много. Вдвое больше, чем мы видели.

- Некоторые могут быть от тех, которые мы съели, - заметил Джонни.

- Сколько их у нас?

- Понятия не имею.

- Тогда лучше пересчитать обертки. И найти еще одну коробку, чтобы поместить в нее ириски, когда поймаем их. Они расползутся по всему дому, если мы не будем осторожны.

- Я схожу вниз и поищу коробку, - предложил Джонни.

Но перед тем как уйти, он открыл одну из банок из-под печенья, чтобы посмотреть, как дела у строительных деталей. Они корчились и двигались так же, как прежде, и одна-две неизбежно подбирались к краю, так что пришлось скидывать их обратно.

- Не надо ли их покормить? – спросил Джонни. – Раз они живые.

- Захвати печенья, когда пойдешь за коробкой. Ириски, возможно, тоже голодные.

Джонни снова плотно закрыл крышку и спустился на кухню, пока Каспар собирал все обертки, какие смог найти, и тщательно пересчитывал. Их оказалось девятнадцать. Мысль о необходимости изловить девятнадцать вертких ирисок немного пугала. К тому времени, как вернулся Джонни с большой картонной коробкой и пачкой мелкого «Сдобного печенья к чаю», ему удалось отловить всего одну. И то поймал он ее только потому, что накануне вечером Джонни откусил от нее кусочек. И из-за этого она была гораздо медлительнее других и передвигалась, будто прихрамывая.

- О, бедняжка! – сказал Джонни, когда Каспар показал ему. – Я больше никогда не съем ни одной ириски.

Он нежно положил ее в коробку и удобно устроил с несколькими комиксами и сдобным печеньем к чаю. Ириска не хотела там оставаться. Какой бы она ни была искалеченной, она продолжала пытаться выбраться, пока Каспар не придумал поставить коробку рядом с батареей. Похоже, увечной ириске это понравилось. Она умиротворенно свернулась и стала немного липкой на вид.

Тогда они попытались поймать остальные восемнадцать. Спустя полчаса беготни и отчаянных бросков, каждый поймал ровно по одной, а Дуглас и Людоед рычали, требуя тишины. Единственным выходом оставалось очистить пол.

Так что впервые в жизни они убрали всё в шкаф и на книжные полки, а остальные вещи сложили на подоконнике. И это был нелегкий труд. Но они были вознаграждены. Гораздо легче стало охотиться за мелькающими ирисками, когда они метались по краям комнаты, и почти так же легко было схватить те, которые скрылись под кроватями.

- Что ж, по крайней мере, мы знаем, что больше ничто не ожило, - сказал пыльный и торжествующий Каспар, неся бьющуюся пригоршню ирисок к батарее и пересчитывая их, пока кидал в коробку. – Девятнадцать. Все, наконец.

Тепло батареи нравилось их пленникам. Они сонно свернулись среди комиксов, и Джонни дал им печенья. Но после ужина печенье оставалось по-прежнему нетронутым. Строительные детали тоже свое не съели. Джонни забеспокоился. Он стоял, склонившись над картонной коробкой, пытаясь соблазнить едой хотя бы увечную ириску, когда вошла Салли.

- Какая чудесно чистая комната! – воскликнула она. – Что там у вас в коробке?