Молодые самцы начинают проявлять агрессивность только к концу двенадцатого месяца жизни, зато взрослые члены семьи все разом набрасываются на чужака, и часто поднимается такая катавасия, что непрошеному гостю едва удается ретироваться, сами же преследователи нередко при этом кидаются друг на друга. Даже малыши, почти не отходящие от родителей, выходят с ними навстречу чужаку, чтобы обратить его в бегство; в то же время, встретив его за пределами своей территории, они убегают. Особенной агрессивностью отличаются кормящие самки — нередко они нападают на своего самца.

Обычно животное сразу же бросается в атаку. Вид бегущего противника неизбежно вызывает реакцию преследования. Обычно самка в случае нападения не убегает: почувствовав укус, она с криком распластывается по земле, и нападение сразу же прекращается.

Здесь мы сталкиваемся (причем не только у мышей, но и у других животных, когда они подвергаются преследованию со стороны вожака) с так называемым обрядом подчинения. Мышь, на которую нападают, становится перед нападающим на задние лапки и выставляет самую уязвимую часть тела — брюшко; волк при таких же обстоятельствах подставляет горло!.. Атака сейчас же прекращается. Тинберген и Мойниген оспаривали высказанную Лоренцем мысль о существовании обряда подчинения. В том факте, что животные оставляют незащищенными свои самые уязвимые места, они склонны видеть лишь случайное следствие бегства. Но тот, кто наблюдал за мышами, никак не может согласиться с таким объяснением; здесь речь идет, как заметил Моррис, об определенной и характерной позе, а не об уловке. Поза, выражающая подчинение, возможно, прямо противоположна угрожающей позе. У некоторых рыб это особенно отчетливо видно: в угрожающей позе рыба становится вертикально головой к дну, а в позе подчинения — головой к поверхности (см. рис. 40).

По каким-то непонятным причинам считалось, что иерархия существует только у высших животных. Однако, занимаясь на протяжении ряда лет изучением домовых сверчков, я неоднократно наблюдал у них во время водопоя соперничество, которое очень близко напоминает отношения господства и подчинения. В 1961 году Александер опубликовал интересную работу об иерархии у полевого сверчка. Чаще всего схватки насекомых ограничиваются тем, что сверчки сцепляются усиками и толкают друг друга. Иногда дело заходит дальше: самцы подпрыгивают, исполняют песню нападения и, наконец, отбрасывают побежденного в сторону; впрочем, увечья наносятся сопернику очень редко. Сражение тем интенсивнее, чем дольше оно длится, оно гораздо более жестоко, если в нем участвуют самцы близких рангов. Высшего ранга насекомое достигает дней через 12 после окончательной линьки и сохраняет до смерти. В большинстве случаев — но отнюдь не всегда — доминирующее положение занимают более крупные самцы. Ранг самца не изменяется, если покрыть его глаза лаком, удалить антенны (кроме первых, базальных их члеников) или укрепить на передней части груди картонный гребешок. Но удаление базальных члеников антенн приводит к понижению в ранге, порождая одновременно некоторые ненормальности в поведении; именно в этих члениках расположены очень важные органы чувств. Обычно насекомое высшего ранга сопровождает бой песней нападения, которая зачастую звучит сразу вслед за отступлением побежденного противника. Этот последний стрекочет очень редко, а если уж он застрекочет, значит, он скоро повысится в ранге.

Территория ревностно охраняется. Как только сверчок находит себе подходящую трещинку или вырывает норку, он начинает систематически проверять свое жилье и осматривать ближайшие окрестности; неся свой дозор, он выпрямляется на лапках, вытягивает сяжки, причем проявляет крайнюю агрессивность даже в отношении тех своих сородичей, которые на нейтральной территории доминируют над ним; поет он на своем участке громче и дольше.

Как непохожи друг на друга мышь и сверчок. А между тем иерархия у них проявляется почти одинаково, сходство заметно даже в деталях. Быть может, мы здесь сталкиваемся с некоей тенденцией, присущей организованной материи вообще, — тенденцией столь важной и столь древней, что она сохраняется, несмотря на то что эти две группы так далеко отошли друг от друга в процессе эволюции.

Легко убедиться в том, что даже куры — а уж они-то не блещут интеллектом — пользуются целой серией позывных, для того чтобы созвать цыплят, предупредить их об опасности или оповестить о корме: У них есть сигналы, выражающие угрозу, торжество и так далее — всего десятка два сигналов. Все это, конечно, нельзя сравнить с человеческой речью; это скорее, по меткому замечанию Ванделя, нечто подобное нашему крику. Не нужно учиться, чтобы суметь крикнуть от боли, и этот крик понятен всем людям, независимо от того, в каком уголке земного шара они живут, без всякой предварительной подготовки.

Но все ли это? Не совсем. Вспомните удивительный язык пчел, о котором столько писали, вспомните богатство звуковых комбинаций у птиц, земноводных, насекомых. Благодаря развитию техники звукозаписи за последние 10 лет наши знания в этом направлении стремительно развиваются Сейчас начаты исследования языка рыб (водная среда гораздо лучше воздуха проводит звук). Хорошо известно, что млекопитающие также отнюдь не безгласны, хотя и нельзя сказать, чтобы звуки много значили в их жизни. Обезьяны, в частности, достаточно болтливы, но тоже не владеют подлинной речью… Только человек резко выделяется в этом отношении из животного мира.

Как же поют насекомые? Аппарат, при помощи которого они извлекают звуки, сильно отличается от голосового аппарата позвоночных. У кузнечиков, как вообще у всех прямокрылых, звучащее устройство обычно представляет собой две покрытые бороздками части хитинового покрова, трущиеся одна о другую; это могут быть либо внутренняя часть бедра и надкрылье, либо два края надкрылий или крыльев. При трении хитиновых поверхностей возникают звуковые колебания различной частоты; некоторые насекомые способны издавать ультразвуки. Со звуковым аппаратом связан слуховой аппарат, иногда чрезвычайно сложный и расположенный нередко самым странным образом: у саранчи — на первом сегменте брюшка, у кузнечика — на голенях передних ножек.

Уже давно известно, что самцы прыгающих прямокрылых своим пением привлекают самок. Реген в 1910 году показал, что кузнечик может вызвать самку «к телефону»! Если подставить ему, когда он стрекочет, микрофон, который передаст вызов через громкоговоритель, установленный в другом помещении, то самка подлетит к громкоговорителю и попытается даже проникнуть в него. Не только прямокрылые (кузнечики, сверчки, саранча) славятся своим пением; греки считали отличными певцами цикад; они утверждали, что сами Музы обучили этих насекомых столь дивному искусству; но лично мне оглушительное стрекотанье цикад скорее напоминает звук, производимый при проведении ногтем по зубьям гребенки. Другое дело — песня домового сверчка осенним вечером, когда в камине угасает пламя. Или пение маленьких лесных сверчков Nemobius, миллионами живущих в опавших листьях и своей едва слышной музыкой напоминающих описанный поэтом «мох, трепещущий под каплями дождя».

Песни насекомых делятся обычно на пять различных категорий: призывная песня самца, призывная песня самки, песня «обольщения», исполняемая всегда самцом, песня угрозы, также свойственная самцам, и, наконец, звуки, издаваемые насекомыми обоего пола, когда они чем-нибудь обеспокоены. Песни двух первых категорий слышны на большом расстоянии, двух последующих — главным образом на коротком. Пение связано с атмосферными условиями, но всегда оно звучит лишь в определенные часы суток — разные у разных видов. Американская цикада Tibicen auletes поет в сумерки. Как только освещенность снижается на несколько люксов, внезапно, в одно и то же мгновение, по свидетельству Александера, миллионы насекомых начинают стрекотать; словно порыв ветра проносится по лесу… Затем, когда становится еще темнее, пение, продолжавшееся менее часа, так же внезапно смолкает.