— Это ты, Джон? — спрашивает она дрожащим голосом.

Здесь я немного сокращу, потому что старик почти глух и ей приходится, крича, повторять вопрос несколько раз:

— Это ты, Джон?

— Это ты, Дороти? — вопит в ответ старик примерно через полчаса.

Именно столько времени ушло у медсестры на то, чтобы громкими криками объяснить старику, что спрашивает у него старуха из соседней коляски. Старики никого особенно не волнуют, поэтому дальше я опять прокручу эту историю, снятую на основе реальных событий, в ускоренном темпе. Грандиозное венчание. Джон, разумеется, вдовец, а Дороти вдова. Муж Дороти, которого она никогда не любила, потому что всю жизнь мечтала о Джоне, умер лет десять назад. Отравился рыбой. Они прожили в несчастливом браке шестьдесят лет. Нелюбимая супруга Джона умерла после пятидесяти лет несчастливого брака. Без какой-либо особой причины. Просто угасла. Пара влюбленных, которые не успели трахнуться в гимназии или в партизанской школе в лесах, наконец-то встретилась. На венчание собрались все. Старики и старухи из дома престарелых, врачи и медицинские сестры, дети от их браков; договоры о наследстве и брачные контракты подписаны, поэтому дети могут спокойно радоваться счастью Джона и Дороти. Здесь и телевидение, и огромный торт. И пластмассовые куколки жениха и невесты на седьмом этаже торта. Почему именно на седьмом? О, этого я ждала. Я ждала этого дурацкого вопроса. И теперь я спрашиваю себя: а когда вы смотрели этот фильм, вы хоть поняли его главную мысль, его послание? Какая разница, в сколько этажей был торт? Да никакой. Может быть, семь этажей было потому, что свидетели жениха и невесты слишком толстые и у них хороший аппетит. А ведь кусок торта полагается каждому! Онанисты несчастные! Вы вообще хоть что-нибудь понимаете? Здесь главный акцент на истории «неосуществленной мечты», истории, которая актуальна не только для меня, Бориса, Мирьяны. Это повсеместное явление. Всеобъемлющее. Общее место. Это то, что отличает одних людей от других. Отличает огромное нормальное большинство, которое в гимназии или в любом другом учебном заведении системы народного просвещения не сумело осуществить траханье, от незначительного меньшинства, которому удалось вовремя вставить или принять член. Взять хотя бы мой случай. Мы отмечали пятнадцатилетие окончания школы. Да, я туда пошла. Хотела встретиться со своей Неосуществленной Мечтой. Мой Кики про Него знал. Я моему Кикочке перед свадьбой рассказала всю свою жизнь. Поэтому в тот день, перед тем как я отправилась на празднование окончания школы, Кики меня оттрахал не просто, а образцово-показательно. Чтобы во время встречи у меня не проснулся интерес к члену. Праздновали мы в ресторане «Пещера». Кики знает этот ресторан, он вообще отлично знает весь город.

— Там выступает тот самый дуэт, — сказал Кики. — Всю ночь там будут играть Энджи. Ты ведь знаешь Энджи!

Я в музыке не разбираюсь. Мне вообще противна любая музыка, кроме Габи Новак и Тины^[22]… И вовсе не потому, что мы с ними ровесницы!! Говнюки! Злобные говнюки! Вот вы кто! Просто обе они на самом деле классно поют. Да, музыку я не люблю, но кто такие эти Энджи, знаю.

— Имей в виду, — сказал Кики, — мне совсем не наплевать, если тот тип тебя трахнет. Имей это в виду. И когда он, пока парочка дрочил будет тянуть жилы из «Анджелы», возьмет тебя за задницу, подумай о том, что я смотрю на тебя, все вижу и говорю тебе: «Тонка, держись подальше от его члена!»

Ладно. Мы сидели за большим столом. Белые скатерти. Шум моря. Неосуществленная Мечта стал гораздо лучше, чем был в гимназии. Уши поменьше, шея потолще. Когда мы прикончили ужин, на танцпол вышли два фраера, Энджи. У каждого в руках гитара. Акустическая, как сказал мне дома Кики. И эти Энджи, так сказать, наполнили теплую ночь звуками музыки. Во время ужина я делала вид, что Неосуществленная Мечта вовсе не был моей неосуществленной мечтой. Просто обычный одноклассник вроде толстяка Матко, который вел себя совершенно по-дурацки. Мара несколько раз давала ему слово, он поднимался и низким голосом зрелого мужчины начинал: «В те годы…» И делал многозначительную паузу. А потом нам, которые в те годы сидели в классе за ним, детским голоском шипел: «Подскажи, ёб твою мать» — и снова: «В те годы…», потом пауза, потом опять: «Ёб твою мать…» Понимаете? Я делала вид, что Неосуществленная Мечта и толстяк Матко играли в моей жизни одинаковую роль. Но любому притворству в определенный момент приходит конец. У каждого человека есть границы его возможностей. Когда парни с гитарами заиграли «Анджелу», Мечта заключил меня в объятия. Под «Анджелу» нельзя танцевать на расстоянии пяти метров друг от друга. Это всем ясно. Я тут же почувствовала, как у него встает здоровенный член. Откуда я знаю, что он здоровенный? Сейчас я сообщу вам кое-что, чего вы обо мне не знаете. Дело в том, что на эту тему я могла бы защитить кандидатскую, докторскую, стать профессором, деканом, ректором, ведущим колонки в самом солидном еженедельнике. Неосуществленная Мечта танцевал с полузакрытыми глазами. Я смотрела на темно-синее море за его плечом, оно было темно-синим, это я знала, хотя в темноте казалось черным. Я почувствовала его крупные ладони, ладони, напоминавшие лопаты, на своей маленькой, высокой, круглой заднице… Кто врет?! Да вы-то откуда знаете, какая у меня задница?! Он плотно прижал меня к своему гибкому, твердому зверю, соприкосновения с которым я избегала, к зверю, который становился все нетерпеливее и даже уже начал выходить из себя. Может быть, даже высовывать голову из клетки. Я на миг закрыла глаза. «Анджела» кончилась. И тут же зазвучала снова. Я в музыке не разбираюсь. Видимо, сейчас я употреблю неправильное слово. Та музыка, в ту ночь, это было попурри… я правильно сказала — попурри? Вы тоже понятия не имеете? Короче, эта музыка — это было попурри из десяти или даже больше чем десяти «Анджел», которые без паузы сменяли одна другую. Если, конечно, попурри это когда играют песню за песней без пауз. Кроме того, я не знаю, может ли попурри быть из одной и той же песни за песней без пауз? Всегда одна песня? Да, вижу, вы тоже не очень в этом вопросе ориентируетесь. Неосуществленная Мечта, танцуя, увлек меня на террасу. Обнявшись, мы смотрели вдаль. Туда, где утром появится огромный красный или еще какой-нибудь шар. Разумеется, если мы действительно смотрели на восток. Если же нет, то утром шара не будет, но это неважно. «Пойдем?» — сказал Неосуществленная Мечта и мотнул головой в сторону красного ауди. Его ауди. И тут у меня в ухе зазвучал голос Кики: «Тонка, держись подальше от его члена!» И голос этот был каким-то угрожающим. Кики вообще-то миролюбив. И нервы у него вовсе не слабые. Но именно такие люди оставляют не очень приятное впечатление, когда выходят из себя, когда начинают говорить таким голосом, каким Кики в тот вечер прошипел мне в левое ухо: «Тонка, держись подальше от его члена!» Так что я проигнорировала член и продолжила танцевать «Анджелу». Но теперь с толстяком Матко.

Да. Мирьяна и Борис держались за руки, их пальцы сплелись. Они не сводили друг с друга глаз. На Корзо продолжали вопить ряженые. Мирьяна понимала, что страус медленно приближается к цели. К какой цели? К паркингу метрах в пятистах от Корзо. Если вы не страус и не едете на машине, участвующей в параде масок, то до паркинга можно дойти за несколько минут. Через новый мост. Он называется мост Героев. Но если вы в колонне, на машине, да к тому же еще и в страусе, дорога до паркинга может занять несколько часов. Элла в тот день навещала больную маму. На визит к маме тоже может уйти несколько часов. Нужно заварить ей чай, прочитать, что написано мелкими буквами на бумажке. Действительно ли этот антибиотик следует принимать каждые два часа по две таблетки, как утверждает больная мама, или же иначе. От мамы вы услышите, что партизаны расстреливали своих же товарищей, если те украдут горсть черешни, а эти, нынешние… Маме неудобны зубные протезы, и верхний и нижний, теперь они совсем не те, что делали раньше, умерла тетя Славка, какая тетя Славка, та, которая присматривала за тобой, умерла и Мица, какая Мица, ну та, из нашего магазина… Нужно посмотреть «Вести». И фотографии из маминой молодости. Приходится смотреть и фотографии из своего детства. С собакой, с котом, с покойным отцом покойного отца, потом настроить спутниковую антенну, посмотреть отекшие пальцы на маминых ногах, помассировать ей тонкую шею, найти таблетки вольтарена, на ночь, разломить таблетку ирумеда в десять миллиграмм на две половинки по пять… На все это нужно время. Так что у Мирьяны и Бориса было много, много времени. И все же люди, которые годами ждали осуществления своей мечты, всегда бывают нетерпеливы. И им не хочется терять драгоценные минуты, дуя на заледеневшие пальцы и сжимая их в своих ладонях. Они встали из-за столика. Почему я так спешу? Почему хочу поскорее перейти к сексу? Я знаю, у вас дома тоже есть и ирумед, и вольтарен. И мазь, и таблетки. И мама у вас тоже есть. ОК. Они встали из-за столика. Борис повел Мирьяну к своему стоядину… Кто над вами издевается?! Вы что, забыли стоодинов?! Вы не помните своих стоодинов?! Я уверена, что иногда вы их вспоминаете. Хотя бы раз в месяц, когда выплачиваете по двести пятьдесят евро по кредиту, взятому на покупку вашего нынешнего металлолома. Так вам и надо! Короче, Борис повел Мирьяну к своему стоядину! Да! Он запарковал его в монастырском саду. Как это он нашел место в такой толчее? Что вы за гады такие недоверчивые! А вот так и нашел, нашел, потому что хорошо знал город, а еще потому, что до войны у попов не было такого транспортного парка, как сейчас. Сегодня у каждой монашки в распоряжении джип, ауди для поездок в Триест и смарт, чтобы передвигаться по городу. Тогда было не так. Довольны? Сейчас в этом саду не запаркуешься. Места нет. Ворота открываются прямо с алтаря, пультом. По ограде пропущен ток. Сигнализация. Сейчас другое дело, сейчас все стало хреново. Да, я же должна вам рассказать, что произошло в том автомобиле. Но меня там не было. Это, конечно, всегда создает трудности. Трудно говорить о чем-то с чужих слов. Скорее всего, в машине Мирьяна сняла туфли, колготки и трусики, а еще до этого пальто и жакет и расстегнула блузку и бюстгальтер. Скорее всего. Вероятно. А Борис расстегнул ширинку. «Ширинка» — это мощное слово! Звучит гораздо лучше, чем «шлиц». «Шлиц» звучит уж очень как-то резко, остро, вроде опасной бритвы. А бритва и член… Плохое сочетание. Мирьяна сказала Борису: