Гарри сел на скамью рядом с двумя другими пленниками, потер запястья, стянутые мокрой веревкой, и покосился в сторону стола, где Малфой яростно спорил с сортировщиком.

Старший из пленников походил скорее на честного работягу-магла, чем на мага; каштановые волосы проредило время, и оно же обильно присыпало их сединой, узловатые пальцы была темны от вьевшейся грязи. Сидящая рядом белокурая девушка годилась ему во внучки; она все раскачивалась взад-вперед; по подбородку текла струйка слюны, руки подергивались. Гарри на такое насмотрелся в школе. Постэффект круциатуса. Неконтролируемая дрожь.

Гарри натянул веревку, проверяя крепость узлов, и вновь взглянул на силуэт Малфоя, который рябил как отражение на поверхности реки. Парень грыз перо и вжимал голову в плечи, но продолжал настаивать на соблюдении стандартных процедур. Малфой, если дать ему время, уболтает и мертвого – молоть языком он был истинный мастер. Вот только времени – этой самой дефицитной в нынешние времена единицы, не было – действие оборотного зелья заканчивалось.

В теории все выглядело просто замечательно. И просто, и замечательно. Оглушить сортировщика, наложить на комнату заглушающее заклятье, развязать пленников и переправить их через камин. Проверки личности, необходимости пробраться за силовое поле и разблокировать камин, план не предусматривал. Досаду вызывало и то, что подать Малфою знак поторапливаться было невозможно – это привлекло бы внимание.

– Как же тебя угораздило попасться такому недотепе? – глаза у мага-магла оказались карими, с зеленоватыми крапинками. Широкий как у лягушки рот растянут был в невеселой улыбке.

– Ему повезло, наверное, – вежливо ответил Гарри. В спешке он затянул свободный узел слишком туго. Малфой уже начал нервничать, и надо было спешить, пока он не наделал глупостей в угаре страха.

– С удовольствием пожал бы тебе руку, но вот незадача – я связан как индейка на гриле, – маг-магл подмигнул Гарри. – Как тебя зовут, мальчик?

– Рон, – «я не мальчик» прозвучало бы попыткой самоутвердиться.

– Лайелл. Мои-то конвоиры уже ушли, получив свои деньги, а твой что-то долго торгуется – неопытный, видно.

– Он начинающий, – сказал Гарри, незаметно выпутывая правую руку и сжимая в кулак закостеневшие пальцы. Словоохотливый Лайелл прислонился спиной к стене и повел лопатками. Он, как и всякий, сопротивляющийся режиму, не назвал фамилию – протест, тем более бессмысленный, что рано или поздно ее узнавали. Не соратники, так палачи из Министерства.

Девушка беззвучно заплакала. Крупные как горошины слезы катились по щекам, смывая дымную копоть. Пальцы постукивали по коленям.

– Давно она так? – спросил Гарри, почувствовавший дурноту при виде столь неподдельного горя. Каким зверем надо быть, чтобы довести до безумия почти ребенка? Впрочем, ясно каким. Пожирателем. С Меткой или без нее – принадлежность к повернутым на чистоте крови маньякам определяется не несмываемым рисунком на предплечье, а вьевшейся в душу идей превосходства.

– Я ее неделю назад подобрал, она все молчит, иногда бормотать начинает, а порой как сейчас – рыдает в три ручья и сжимается, точно кто-то ее обижать собрался. Ты не трогай – она кричать начинает страшно, словно режут по живому. Сегодня утром приступ случился – тут нас и взяли.

– Приступ? – Гарри перешел ко второй руке, мысленно прикидывая расстояние до стола. У Малфоя должно хватить ума снять щит и обездвижить сортировщика.

– Эпилепсия, – пояснил Лайелл. – В Мунго такие отбросы общества, как мы, не принимают, а в магловскую больницу путь без документов и денег заказан.

– В самом деле? – невнимательно отозвался Гарри, сбрасывая веревки на скамью и сдвигаясь так, чтобы не было видно, что он освободился.

– Ты как вчера родился, мальчик, – укоризненно заметил Лайелл. – Полукровка?

– Предатель крови.

Лайелл вперил задумчивый взгляд в его скрытые от глаз посторонних руки. Телодвижения Гарри не остались незамеченными.

– Любопытно, что ты будешь делать, если сейчас зайдут егеря?..

Парень за столом поднял ладонь, точно собирался отдать честь, и взмахнул волшебной палочкой, убирая щит; глаза его были мутными как старый чай, подернутый пленкой. Империо Малфой накладывать умел – практиковался летом, не иначе. Тренировка непростительных заклятий в качестве дополнительного домашнего задания. Экзамен сдан на отлично, получите билет в Азкабан в один конец.

– Я думал, ты никогда не начнешь, – Гарри разрезал веревки на запястьях Лайелла. – Мог и не ждать так долго, стукнул по голове и все.

– Это тебя надо стукнуть. О стену, – раздраженно сказал Малфой, следивший за входом. – Снять барьер способен только тот, кто его наложил. Как и блокировку с камина – но это к слову. Любой маг – настоящий маг, – знает об этом.

Лайелл покрутил кистями, разминая, без зазрения совести ухватил со стола чужую волшебнул палочку и остановился перед девушкой – та стучала одним сжатым кулаком о другой, мелкие кровавые брызги разлетались по полу и стенам. На губах у нее застыла розоватая пена.

– Почему ты медлишь? – Малфой заставил своего пленника открыть камин и теперь нетерпеливо поглядывал в сторону двери, надеясь сбежать прежде, чем егеря решат погреться в доме. – Уизли, давай скорей!

– Наложи заглушающие.

Малфой пробормотал что-то о перестраховщиках, но произнес «Муффлиато». Гарри протянул свободную руку к девушке.

– Я не сделаю тебе ничего плохого, – успокаивающе произнес он, касаясь ее.

Визг ударил по барабанным перепонкам. Девушка толкнула Гарри так, что он упал на пол, и вскочила на скамью не переставая вопить. Лайелл схватил девушку в охапку и перекинул через плечо, не обращая внимания на то, что она колотит ногами и руками по спине. Припечатал пониже поясницы тяжелой ладонью. Направив на сортировщика его же волшебную палочку, негромко проговорил что-то. Уничтожил следы крови, выдвинул нижний ящик стола, выбрал из лежащих там палочек свою, и протянул Гарри охапку остальных.

– После такого Конфундуса он даже свое имя будет полчаса вспоминать, – махнул он остолбеневшему Малфою. – Вам есть куда идти, мальчики?

Гарри впервые с начала этой операции по спасению растерялся: руководство уплывало от него стремительно и неотвратимо. Существовали вопросы, ответы на которые могут предоставить только те, кто живет сейчас на площади Гриммо, 12. Однако Регулус не позволит притащить в дом безумную и маглорожденного.

– Значит, гостями будете, – заключил Лайелл и, бросив щепотку летучего пороха, первым шагнул в изумрудное пламя, громко называя адрес.

20

За широким полукруглым окном открывался вид на заросший кустами можжевельника дворик и сбегающую с крутого склона прихотливо виляющую тропу. Вдалеке – до ближайшего дома, кажущегося с такого расстояния игрушечным, было с полмили, – лежала деревня. Из труб поднимался дым, по улице медленно тащился древний автомобиль, фыркающий синеватыми бензиновыми облаками. Идиллическая картина.

Девушка, – «я называю ее Элизой, ей все равно, думаю», – безучастно смотрела поверх плеча Лайелла; кушетка, на которой она сидела, была единственным предметом мебели в крохотной – троим едва развернуться – гостиной. Яростная вспышка, даровавшая Элизе силы, прошла, и она, скорчившись как котенок под мусорным баком, обхватив себя руками, застыла в неудобной позе. Надломившаяся изнутри от пережитого как дерево под ударом топора, она спать не собирась вовсе. Наверное, ей было слишком страшно. Они все боялись до чертиков. Любопытных соседей-маглов, неожиданного рейда Пожирателей, оборотней, нередко охотившихся за беглецами.

– Давайте я попробую покормить ее, – предложил Гарри, задергивая розовую камчатую занавеску и отворачиваясь от окна. С кухни тянуло вонью разогретого жира и пригоревшей муки – Малфою напрасно поручили присмотреть за оладьями. Магией Лайелл пользоваться запретил – «отследят» – а чугунную сковороду – Гарри поспорил бы на что угодно, – горе-повар видел впервые в жизни. Оставалось с тоской вспоминать перченую баранину, тушеную в масле тыкву, и свежий, только из печи, ароматный хлеб с кухни Хогвартса. И услужливых эльфов, которые рады угодить вечно голодным ученикам.