– Ты там застрял? – громкий шепот Невилла отразился от стен и вернулся искаженным эхом.
– Нет, – отозвался Гарри, подтягиваясь на руках, чтобы не ободрать спину об острые камни. Свет впереди – тусклый, словно огонек «Люмоса» был придавлен гранитным массивом над ними – мигнул и погас. Что-то зашуршало, а потом раздался дробный перестук – так сдвигаются пласты насыпи. Еще один обвал был бы сейчас очень некстати.
– Ты в порядке? – неуверенно добавил Гарри, силясь разглядеть силуэт Невилла. Камни под опорной рукой задрожали, и Гарри перенес вес тела на другую. Дышать с каждым шагом – или как назвать это карабканье по щерящейся сколами щебенке? – становилось все труднее. Воздух был спертым и тяжелым как в старой шахте.
Свет вновь зажегся – еще более рассеянный и бледный. Палочку Невилла сломали два дня назад, и Гарри отдал ему свою – Невилл сам вызвался идти первым, руководствуясь указаниями Гарри. В любом случае сбиться с пути в тоннеле, не имеющем ответвлений, было сложно.
– Я просто выронил палочку, – лицо Невилла было похоже на хэллоуинскую маску – белый череп на фоне сплошной черноты. Гарри испугался сравнения. – Нам еще долго идти? – Невилл отошел в тень и наваждение исчезло. – Не нарваться бы на побудку.
Внеплановый обыск спален – еще одна инициатива Кэрроу – случался едва ли не каждую ночь. И невыспавшимися на уроки приходили чаще всего гриффиндорцы.
– Тогда давай поторопимся, – Гарри выбрался на открытое пространство и потер ушибленную коленку, радуясь, что в темноте не видно как он гримасничает от боли. Он не планировал втягивать Невилла – тот, прилипчивый как репей,– пожелал узнать, что «Рон» делает в коридоре после отбоя. Можно было соврать и сбежать под благовидным предлогом росписи стен антипожирательскими лозунгами, но Гарри стало стыдно – он и без того заврался – и себе и другим. Надоело. Говорить правду – пусть и не всю – оказалось до странности приятно.
*
– Не думал, что это место такое… Безнадежное. – Невилл остановился и, задрав голову, рассматривал статую Салазара Слизерина. – Какому нормальному человеку взбредет в голову хоронить себя в подземелье? Пусть даже в виде статуи.
Гарри пожал плечами. Он не очень-то понимал, зачем Слизерин устроил себе памятник там, куда забрести могли лишь его потомки. Не вязалось это с самоуверенным гордецом из легенд. Хотя кто доищется истины спустя тысячу лет?
За три года яд стал темно-янтарным и вязким как клейковина. Регулус говорил, что пройдет еще поколение – и тот закаменеет, станет алмазно-твердым – и почти бесполезным. Подозрения снова шевельнулись клубком змей: Регулус слишком много знал о вещах, давно утерянных или забытых. Он утверждал, что яд василиска поможет уничтожить крестражи, но Гарри не знал, стоит ли ему верить.
Пахнуло разложением – слабо, но ощутимо: вентиляцию строили на века, как и сам Хогвартс. Невилл, а вслед за ним и Гарри, шагнули на каменную тропу, вьющуюся среди искусственных прудов – и запах усилился, тошнотворно сладкий как подгнившие фрукты.
Кости, обтянутые высохшей шкурой – огромной как накидка великана, – белели в полумраке. Стены сочились влагой, плесень скрывала всю правую сторону лица Салазара, и он казался пораженным лишаем. Гарри сглотнул.
Опустился на корточки перед трещиной, которая словно сочилась желтым гноем, и принялся распаковывать сумку. Невилл постоял рядом, заглядывая ему через плечо, а потом медленно двинулся дальше, обходя тушу василиска неровным полукругом.
Стеклянными палочками, расплющенными на конце как стило, собирать было неудобно, но увы – яд василиска растворял металл как бумагу, а вот предметы, имеющие в составе кремний и углерод – Регулус обьяснял принцип, но Гарри не слушал – нет.
Гарри закупорил первую колбу и размял чуть подрагивающие от напряжения пальцы, прежде чем закинуть удочку:
– Не жалеешь? – он присоединил полную колбу к череде пустых в держателе.
Невилл сделал вид, что не услышал. Гарри и сам не знал, что ответил бы на такой провокационный вопрос. У него не было ни единого шанса избежать участия в войне, но у Невилла была возможность устраниться – и не только у него. Неслучившийся герой пророчества никому не интересен, пока не создает проблем властьпредержащим.
– Как думаешь, с Гарри все в порядке? – пришлось зайти с другого бока. Но Невилл настроен был незыблемо.
– Не знаю, – буркнул он, пиная мелкую – фута три длиной – кость, выпирающую сквозь прореху в шкуре. Сухие чушуйки захрустели под ногой. – Но если его схватили, мы бы знали.
Война изменила Невилла, обточила как скульптор – кусок породы, стесав все лишнее, наносное. Человечное. Иногда Гарри думал, что в этом есть и его вина – он словом и делом показывал остальным, что палачей не прощают. И за ним шли – сначала ведомые злостью, а после – поглощенные тем чувством общности, какое возникает у людей, сплоченных кажущейся значительной идеей. Гарри уступил Невиллу, потому что полагал: в качестве лидера Армии тот сумеет образумить учеников, не даст им в безрассудном стремлении отомстить уподобиться Пожирателям. Он ошибся.
*
Со стороны завала раздался короткий, быстро оборвавшийся стук. Гарри поднялся, вглядываясь. Обернулся к Невиллу, приложил палец к губам и медленно двинулся к источнику звука, переступая крупные булыжники и подсвечивая себе огоньком на конце волшебной палочки. Камни ложились под ноги с тихим шорохом, дрожащая тьма тенями разбегалась от огонька. Ощущение взгляда в спину было почти материальным и напоминало щекотку. Гарри повел плечами и поежился: от пота, выступившего меж лопаток, спину неприятно стягивало.
– Что случилось? – спросил Невилл, когда затянувшееся молчание стало действовать на нервы.
– Все в порядке, – лживые успокаивающие нотки скрыть не удалось.
От каменных стен веяло осязаемым ужасом, от которого скручивались в тугую пружину внутренности. Тишина, нарушаемая только стуком капель о пол, давила на уши, Гарри сам себе представлялся невесомым, бесплотным как привидение. Словно задернули полог, отделяющий его от окружающего мира.
… Стена пламени на мгновение заслонила скелет перед глазами, рев огня заглушил шаги. Отпечавшиеся на сетчатке размытые радужные пятна мешали видеть происходящее и Гарри, слепо выставив вперед руку с палочкой, откатился в сторону. Подальше от выплывшего из клубов желтоватого дыма Амикуса Кэрроу.
Гарри метнулся под прикрытие скелета, споткнулся и больно ударился коленями. Горячими грязно-серыми хлопьями осыпались на плечи сгоревшие чешуйки; языки пламени лизнули оскаленный череп василиска и перепрыгнули на длинную шею. И вся шкура занялась – вспыхнула как сухой лист. Гарри отодвинулся немного, оставаясь под защитой. Невилла он не видел, но почти чувствовал исходящие от него волны неуверенности, сомнения, словно тот должен был сделать то, чего совсем не хочется. И Гарри прекрасно понимал, в чем дело: напасть на Кэрроу он тоже не решался. Тот приближался – Гарри это чувствовал, но не высовывался.
– Рон! – кто-то потянул его на себя и Гарри, потеряв точку опоры, завалился на бок – они с Невиллом упали на колени, все еще держась друг за друга. Под спиной что-то хрустнуло – неразбиваемые очевидно, колбы, и Гарри отшвырнул сумку в сторону, ближе к пылающему факелу, в который превратился василиск.
Лицо у Невилла в лунном свете было как свежий снег, а широко открытые глаза казались черными. Гарри оглянулся – отступать оказалось некуда. Выставив в сторону предполагаемого противника палочку, Гарри выпалил первое пришедшее на ум заклинание:
– Импедимента!
Отдачей швырнуло на пол; падая, Гарри еще успел пожалет, что не увидит, достигло ли заклинание цели. Он провалился сквозь стену, не выпуская из мокрой ладони запястье Невилла.
*
Невилл наградил стену за их спинами опасливым взглядом и медленно поднялся на неустойчивые ноги. Закашлялся, избавляясь от пыли и дыма в легких.
Гарри высвободил руку и осторожно пошевелил пальцами. Вроде целы? Комната кружила перед глазами в бесконечном водовороте, а нещадно слезившиеся глаза болели так, словно через нервы пропустили ток. На перефирии сознания мелькнула вялая мысль о том, что пора подниматься; отойти подальше от стены и, наконец, поразмыслить о заклинании, могущем остановить Кэрроу, но не убить. Прищурился, вглядываясь в странные – словно через пластину слюды смотришь – камни – те вздрагивали и шептались, и Гарри сжал пальцами виски, тщетно стараясь унять разрастающуюся в глубине черепа боль.