– Так почему же вы его до сих пор не производите?

– Потому что теория – это одно, а на практике получается совсем непонятный парадокс. Как только появляется первая молекула создаваемого вещества, происходит взрыв, уничтожающий все вокруг в радиусе несколько десятков метров. Погибли даже ученые, которые первыми напрямую экспериментировали с производством. А сколько еще было уничтожено оборудования и целых лабораторий!

– Слишком это все странно, – с сочувствием произнесла Кетин.

– Именно эта странность и ставит нас всех в тупик! Столько расчетов, а толку никакого! Видимо, есть некий фактор, который мы никак не можем учесть. – Устлик подпер голову руками и отсутствующим взглядом уставился куда-то поверх стола.

– Эй, старина! – Чинкис, извиняясь, похлопал друга по плечу. – Даю слово не приставать к тебе по этому поводу. Сегодня мой праздник, поэтому давай будем веселиться и никаких разговоров о работе. Договорились?

– Ха! Если бы все было так просто! – Ученый потянулся к своей тарелке. – Впрочем, с таким тортом забудешь что угодно!

– Ну вот и прекрасно! Выпьем чего-нибудь веселящего?

– С удовольствием! Наливай!

Неистощимые гурманы, аларастрасийцы во всех им известных мирах собирали не только рецепты самых дивных и вкусных кушаний, но и изысканнейшие, оказывающие самое разнообразное влияние на их организмы напитки, содержащие алкоголь. Конечно, только те кушанья и напитки, которые были идентичны и подходили аларастрасийцам по обмену веществ. Вот и сейчас Чинкис разлил по бокалам высоко ценимый и очень редкий хоундрейский джин, который изготавливался из мельчайших зернышек черного винограда, растущего на гигантских секвойях на окраине галактики. Джин оказывал немалое возбуждающее действие на организм и поэтому употреблялся только после обильного угощения и подавался, как правило, к десерту. Устлик огласил тост за здравие юбиляра, и мужчины опорожнили бокалы до дна. Кетин только пригубила и поставила джин обратно на стол.

– Он же тебе нравится! – удивился Чинкис. – В твои годы женщины с удовольствием выпивают по нескольку бокалов этого джина.

– Кто как… – скромно возразила его молодая жена. – Я пойду лучше выпью чего-нибудь прохладительного. Здесь все-таки довольно душно.

Поцеловав мужа, она вышла на огромный балкон, где в сгущающихся сумерках велись оживленные беседы между гостями. Кто-то из них отдыхал после танцев; кто-то собирался танцевать под вновь начинающуюся музыку, но Кетин, ни к кому не присоединяясь, прошла к самым перилам и, облокотившись на них, стала смотреть на покрывающееся звездами небо.

– Тебе когда в очередной рейс? – неожиданно спросил Устлик.

– Не раньше чем через два месяца: хочу кое-что достроить.

– Почти четыреста сорок дней… – Устлик задумался. – По идее, времени должно хватить.

– На строительство?

– Да нет! На поправку твоего здоровья! В особенности – зрения!

– Кто бы говорил! – завелся Чинкис. – Это у тебя вставные линзы, а у меня зрение как у молодого: только неделя как прошел последнюю медкомиссию.

– Хе-хе! – Его друг залился смехом. – Я хоть и с линзами, а вижу намного лучше тебя!

– Странно… Э, да ты уже пьяненький!

– А при чем тут «пьяненький»? – еще больше развеселился Устлик. – Ты и трезвый видишь хуже, чем я, когда выпью.

– Да ты о чем? – Глядя на веселящегося товарища, Чинкис и сам еле сдерживал смех.

– Да так, о жизни. – Постепенно посерьезнев, Устлик обнял юбиляра за плечи. – Эх, дружище! Просто хочу первым тебя поздравить и пожелать всего наилучшего!

– Ну, вспомнил! Надо было приходить с самого утра… – и неожиданно осекся, перехватив взгляд Устлика, остановившийся на фигуре Кетин, все еще стоящей на балконе.

Сердце ухнуло и как будто остановилось в предчувствии чего-то громадного. В памяти завертелся калейдоскоп событий сегодняшнего дня. Вспомнились разрозненные, незначительные вроде бы сцены: обещание подарка, внимательная заботливость остальных жен, отказ от алкоголя, духота в хорошо проветриваемом помещении…

– Не может быть! – ошеломленно прошептал Чинкис непослушными губами.

– Счастливчик! Надо же быть таким невнимательным к своей семье. Расслабься, а то ты совсем не дышишь! А тебе надо себя беречь!

Чинкис шумно выдохнул и восхищенно взглянул на Устлика:

– Да мне теперь придется строить целый новый дом!

– Ты ведь и так собирался заняться каким-то строительством?

– Я решил пристроить к этому особняку небольшое крыло, а теперь, если все именно так, надо проектировать и достраивать чуть ли не такое же здание.

Все гости давно разошлись, и огромный дом затих, погасив почти все свои огни. На широком балконе под усеянными звездами небом Чинкис вместе с младшей женой встречал свой второй день в шестьсот первом году со дня своего рождения.

– Как ты могла молчать о таком важнейшем событии в нашей жизни целых двадцать дней? – Он нежно прижимал Кетин к своей груди, вдыхая приятный аромат ее тела. – Все всё знают, а я узнаю об этом последний.

– Но зато узнал в день своего рождения и поэтому лучше запомнишь, что скоро станешь отцом. Или ты хотел получить от меня какой-нибудь другой подарок?

– Дорогая! Ты надо мной смеешься? Я получил немыслимые подарки, но известие о том, что у меня будут наследники, – самое желанное в моей жизни. И как я мог бы о таком забыть? Может, ты считаешь, что я настолько стар – страдаю потерей памяти?

– Что ты, родной! – пылко возразила Кетин. – Наоборот, я считаю тебя слишком молодым, ветреным и безответственным.

– Интересно почему?

– А потому: ты мог бы перейти на более спокойную и престижную работу, но будешь продолжать свои опасные полеты. Вместо постоянной заботы о семье ты будешь рисковать жизнью немыслимо где и лишать меня сна и покоя.

– Да о каком риске ты говоришь? – Чинкис беззаботно рассмеялся. – Мои полеты не опаснее, чем полеты на флайере.

– Это ты так говоришь! Я узнала статистические данные и просто ужаснулась: за последние сто лет из полетов не вернулось двести сорок три чистильщика. И ты готов утверждать, что в этой работе нет никакой опасности?!

– А остальную статистику ты не просматривала? Там, кстати, говорится, что за те же годы в нашей галактике на флайерах, которые разбились при различных обстоятельствах, погибло более сорока тысяч аларастрасийцев. А сколько жизней оборвалось при отравлениях, падениях с лестниц и крыш, да и вообще при несчастных случаях? Так что мои полеты – не что иное, как малодушное бегство от нашего опасного для жизни повседневного быта. И учти: подавляющее большинство погибших или пропавших чистильщиков – начинающие, неопытные пилоты.

– Конечно, тебя послушать, так рейды чистильщиков не что иное, как увеселительные прогулки. Почему же тогда на вашу работу не берут женщин? Я бы, например, всегда с удовольствием тебя сопровождала.

– Ну о чем ты говоришь? – Чинкис даже рассердился. – Это строжайше запрещено! Великий Фетиус категорически не разрешал даже думать о вылете женщин за пределы нашей галактики. Только в виде исключения пятьсот лет назад высший совет разрешил женщинам постоянное проживание на оборонных базах, которые находятся в плотных туманностях, окружающих галактику. Женщины – самое дорогое и самые охраняемое, что у нас есть, без них у цивилизации нет будущего.

– Ну вот – раз меня надо охранять, возьми меня с собой в полет. Ведь ты уверен, что там намного безопаснее, чем здесь.

– Ты все стараешься перекрутить. Дальний космос опасен для женщин тем, что лишает их возможности иметь детей.

– Странно! Я никогда раньше о таком не слышала.

– А зачем о таких вещах говорить? Вполне достаточно запрета, который все должны выполнять беспрекословно.

– Я специально поинтересуюсь у медиков насчет бесплодия, но мне все-таки очень интересно хотя бы послушать о тех мирах, где ты бываешь. Расскажи мне поподробнее о своих полетах.

– Что же именно?

– Да все, что хочешь. Ты ведь знаешь, я ни разу не летала дальше наших спутников. Сколько времени надо, чтобы долететь, например, в то место, к той яркой звезде?