Вообще, замечали вы или нет, но у всех родителей есть этот огромный страх, что ребенок сделает нечто, что не понравится другим взрослым. У многих этот страх даже основной. Еще бы! Ведь не хочется оказаться в неловком положении, обнажив пробелы в воспитании своего драгоценного дитяти. 'Отойди, не мешай дяде', 'не трогай тетину сумку' и так далее - все что угодно, лишь бы убить в ребенке тягу к познанию мира.
Мимо по улице косолапил, сильно шатаясь, молодой человек. Девочка тыкала в его сторону руками, но родители не обратили на пьяного никакого внимания и потащили ее дальше - все в том же неизвестном направлении. Но мы не будем поступать подобным образом и внимание на молодого человека обратим. Каково же будет наше удивление, когда мы признаем в нем... Да, да, по улице плелся, спотыкаясь и охая... Егор! Как же он оказался в подобном состоянии? Да, мы помним, что неделю назад он попал в неприятную ситуацию на митинге... Но неужели эти события связаны? Попробуем перенестись на несколько часов назад и разобраться.
Егор в тот день впервые в своей жизни оказался на таком очаровательном мероприятии, как предновогодний корпоратив. Данный корпоратив состоял из двух частей - официальной и неофициальной. И, в отличие от Коровьева, который мог по своему усмотрению принимать одно из двух подобных положений, здесь последовательность была строгой. И если на первую, официальную часть, высокоградусные напитки проносились тайно, в упаковках из-под сока (это был один из важнейших навыков, среди тонн бессмыслицы, получаемой в школе), то на второй, неофициальной, коллеги рассортировались по интересам и по градусности предпочитаемых напитков, употребляя их в неограниченных количествах. Егор немного просчитался с выбором подобной подгруппы, и в итоге он был пьян, хотя до сей поры выпил суммарно за свою жизнь не более пары стаканов различных алкогольных напитков. С чем было связано текущее настроение Егора, сказать сложно, равно как сложно провести линию к задержанию, случившемуся неделю назад. Даже если бы и можно было прийти к каким-то выводам, то Егору в тот момент от них точно лучше бы не стало. Постанывая, он никак не мог оценить всю тяжесть своего грехопадения; равно как тяжело ему было свое тело, которое отказывалось слушаться. Егор абсолютно не чувствовал почвы под своими ногами, но надо было идти домой, и иного пути не было. Даже будучи сильно пьяным, Егор смог сообразить, что в таком виде домой приходить крайне нежелательно, поэтому тешил себя мыслью, что морозный воздух прояснит голову. В подобном брожении мы его и встретили с помощью девочки. Он бродил так уже четвертый час, было темно и холодно. В глазах наметилось некоторое просветление, но голова все так же раскалывалась, любая появлявшаяся мысль сразу расплывалась на несколько, он пытался уцепиться за какой-то из этих кончиков, но они упрямо ускользали один за другим и поймать он их не мог. Он поднялся и пошел. 'Надо идти, идти вопреки всему', - думал он, но овеваемая снегом скользкая земля не желала слушаться. Она упрямо ускользала из-под ног, и, как это бывает в перетягивании каната, когда соперники долго не могут сдвинуться с места, а в один момент одна из команд проявляет легонькую слабинку и паровозом уезжает на сторону победителей, так и сейчас, Егор, находившийся на лестнице, ведущей к его дому, слегка расслабился, решив, что сумел преодолеть слабость, совершил широкий шаг и оступился на обледеневшей ступеньке. Словно мешок картошки скатился он вниз, не успев даже охнуть. Пролежав пару минут и одумавшись, пока какая-то девушка в сапогах на высоком каблуке аккуратно переступала через него, опасаясь запачкаться, он попытался встать. И попытка отдалась тупой болью не то в лодыжке, не то в левой руке. На четвереньках он заполз на последнюю ступеньку, и, наконец, разогнувшись, схватился за выступ стены дома. Введя с десятого раза верный код от подъезда, Егор оказался перед одним из заключительных испытаний: мини-пролетом до лифта. Благо, перила были с правой стороны, попытки открыть входную дверь левой рукой все еще отдавались молотковым эхом по всему телу. Он сумел покорить эту вершину и с гордостью навалился всем весом на вожделенную кнопку. Лифт уже поджидал его на первом этаже, двери с шумом распахнулись, и Егор ввалился внутрь, съезжая вниз по стене. Дверь закрылась. 'Почему же мы не едем? Неужели лифт застрял?' - начал тревожиться Егор, прислушиваясь. 'Позвонить?' - взгляд его упал на кнопку тревожного сообщения. Егор приподнялся и случайно бросил взор на зеркало, которое до сих пор было сзади и справа, так как ввалился в лифт он полубоком. В зеркале он увидел опухшего молодого человека, одетого в Егорову куртку... Губы были раздуты, шапки не было. Егор пошарил в кармане: ключи были на месте, там же, в кармане лежал мобильный телефон. Шапка, видимо, осталась на месте падения. Он усмехнулся: еще не все было потеряно. Но собственный вид (а теперь он уже не сомневался, что парень в зеркале - это он, Егор, а не кто-то иной) удручил его. В этот момент хлопнула дверь подъезда, и раздались шаги. Егор вмиг сообразил, что вошедший сейчас вызовет лифт, двери откроются, а Егор предстанет в таком обличьи. А вдруг это кто знакомый из соседей? Егор дернулся и нажал цифру пять. Трудно сказать, как так вышло, но он действительно жил на пятом этаже, поэтому спустя полминуты настал чарующий момент приближающейся победы: он всунул ключ в дверь своей квартиры. Ключ не засовывался, и спустя минуты злобного тырканья он вдруг понял, что пихает в щель не тот ключ. Наконец, дверь поддалась. В этот момент Егора обуял ужас: он вспомнил отражение, и отчетливо понял, что домашние сейчас увидят на пороге не того Егора, к которому привыкли, а вот этого, жуткого даже для него самого парня из зеркала. Он остановился, не решаясь открыть внутреннюю дверь. Он отчетливо представил, как мать (а она и была единственным персонажем, входящим в категорию 'домашние', кто мог оценить его положение, ибо третьим домашним был кот) заняла позицию с обратной стороны двери, вооружившись сковородкой; он подносил и отводил ключ. Сознание немного прояснилось, и он почувствовал легкую тошноту. Он вышел из проема назад и остановился. 'Тьфу, все равно терять нечего, уже напился, придурок', - ударил он себя связкой ключей, отчего левая рука вновь взвыла, и резким движением вставил его в личинку замка и отворил дверь. В квартире была тишина. Егор, сняв быстренько помятые ботинки, на цыпочках прокрался в свою комнату, разделся и заполз под одеяло. Тошнота усилилась, но тут он почувствовал, как наваливается сон. Где-то далеко открылась дверь, зашелестели шаги. Егор вдруг понял, что не спит, а в комнате горит свет. Он осторожно, пряча лицо, прекрасно понимая, что попытка избежать расспросов домашних не удалась, повернул голову. 'Почему ты не отвечаешь на мои звонки? Я тебе уже десять раз набирала?' - строго поинтересовался голос, отдаленно напоминающий голос матери. 'Прости, я плохо себя чувствую... Давай завтра... Живот болит', - промямлил Егор, и собственный голос показался ему еще более жутким, чем тот парень в зеркале лифта. Возможно, это был и не его голос, создалось ощущение, что кто-то транслирует мысли, которые Егор подносит ко рту и выводит подобным образом. Тошнота усилилась, сделавшись почти невозможной. Неудачное движение опять выявило резчайшую боль в левой руке, и Егор почти вскрикнул. Ему стало жутко, захотелось вскочить с постели и кинуться в окно, но слабость атаковала его. Он опустил голову на подушку, усиленно глотая слюну, чтобы хоть как-то подавить неисступляющуюся тошноту.
'Что ты пил?' - поинтересовалась мать, знавшая об этом еще до того, как увидела лежащего Егора и даже до того, как ушла в магазин, позволив тому прийти в пустую квартиру. Егор ничего не ответил, перевернулся и уткнулся носом в подушку. В голове что-то зазвенело, словно кто-то бил в цимбалы. Мир кружился, то порхал, то взлетал. Свет погас, и тьма охватила комнату, и понял Егор, что ему очень и очень плохо. Ему хотелось сейчас прорезать эту тьму хоть тончайшим лучиком света, но его не было. Он привстал. Только сейчас он заметил, что мать сидит около постели на маленьком стульчике, и это было самое неприятное ощущение из всех пережитых за этот вечер. Он ударил себя по левой руке, надеясь, что боль заглушит все сердечные муки. Рука резко отозвалась, в голове помутилось и поплыло. Очнулся Егор уже при свете, со стаканом воды в руке. От прикрывавшего его одеяла пахло свежей блевотиной. В голове кто-то играл в сквош, всякий раз ударяя мячом в разные точки черепной коробки. Мир уходил, покрываясь легкой дымкой; даже с полностью открытыми глазами Егору нельзя было понять, спит он или нет. Не было отчаяния, но боль в левой руке прибывала. Несмотря на нее, он заснул.
