Выводили по одному, и компания разбилась. Камера Егора оказалась общей, в ней по предварительной оценке было около десятка человек. Кто-то спросил и Егора, почему его задержали. 'На митинге', - буркнул Егор, вспомнив слово 'обезьянник' и пытаясь понять что же общего здесь с местом обитания мартышек и прочих горилл и шимпанзе. 'Подвальненок, падаль малолетняя', - засопел кто-то злобно из угла камеры. Егор, несмотря на то, что был достаточно физически крепким, поежился. 'Да не бойся! С кем не бывает! Угощайся', - покровительственно заявил спрашивавший, протягивая Егору конфету. По-видимому он был неформальным главарем помещения. Егор сразу почуял ловушку в его словах, поэтому отказался от всех проявлений покровительства. Сопящий из угла продолжил кидаться оскорблениями. Прибыл еще один новенький, и тоже с митинга. Он начал с первых же шагов активно агитировать. Егор удивился, что сопящий молчит в своем углу. 'Заснул, должно быть', - заключил он. Но Егор ошибся. Тот уже вылез из своего угла, представ во весь свой гигантский рост. Новоприбывший истошно завопил, что сталинизм засаживал 'политических' в камеры с уголовниками, чтобы те разобрались с не почитающими 'пахана'. Запахло всеобщей свалкой. Тот, кого Егор определил в неформальные лидеры, бегал и суетился, крича миротворческие лозунги. Но лидерство его оказалось сейчас опущено в глазах Егора: никто не слушал крики. Дверь открылась, и вошли служители правопорядка. Свалка прекратилась. У агитатора из носа сочилась кровь, а амбал уже вовсю сопел в своем углу. На окровавленного и на Егора надели наручники и увели. 'Что ж, вот и допрос... - думал Егор. - Эх, все бы отдал сейчас, и свободу, только бы его проводила... она'. И он начал рисовать в своем воображении картины, как должна была выглядеть эта 'она', какие у нее будут жесты, какие вопросы она задаст, как она даст ему протокол и Егор все подпишет, пусть даже там будет обвинение в убийстве Кеннеди. Егора ввели в комнату. Окровавленного уже не было, Егор, замечтавшись, и не заметил, как их пути, бывшие вначале параллельными, разделились. Но не это было неприятным. Неприятным было другое: за столом сидели два следователя, и оба были мужчинами. Егор тяжело вздохнул и закатил глаза. Ему в тот момент стало абсолютно все равно на происходящее, и первые вопросы он слышал поверхностно. Но постепенно самообладание к нему вернулось.

- Присаживайтесь, - мягко заявил первый следователь.

'Сейчас начнем в доброго и злого полицейского играть', - догадался Егор.

- Не волнуйтесь, расслабьтесь, - неожиданно сорвал с себя уже торжественно надетую на него воображением Егора маску злого полицейского второй следователь.

- Да, слушаю вас, - предельно медленно произнес Егор, пытаясь сообразить на ходу, какую линию поведения занять. С одной стороны, можно было сыграть в наивного либерала, поведшегося на заокеанскую пропаганду, с другой - заявить, что попал на митинг случайно. Вариант говорить правду Егор отмел сразу, не столько потому что боялся сумасшедшего дома больше, чем административного срока, но из самого факта признания. Говорить открыто о подобных своих странностях Егор был не готов. Пока он так размышлял, прошел ряд стандартных вопросов по установлению личности, информации о месте работы, составе семьи и так далее. И вот, размышления и небрежные ответы Егора прервал второй следователь, которого он уже успел развенчать до доброго.

- А вы не боитесь неприятностей на работе? - следователь, до этого улыбавшийся широко и искренне, на сей раз улыбался немного ехидно.

- Моя работа и без того одна большая и глубоко противная неприятность. Если вы туда передадите, хах. Да это смешно. А смысл теперь меня никуда не брать? Какая выгода от этого вам, государству?

- А чем Вас так не устраивает работа? - первый продолжал говорить предельно благодушным тоном. - Может, помочь Вам подыскать? У Вас же высшее образование? По какой специальности?

- Не стоит. Не надо. Государственное... управление... или как-то так... Муниципальное... и так далее. Ну вы поняли.

- То есть Вы не смогли сами оказаться во власти, поэтому перешли на сторону ее противников? И думаете пробраться таким образом? - явно продолжал провоцировать второй.

- Да не хочу я никакой власти. Я справедливости хочу, - сам не зная для чего выпалил Егор последнюю фразу.

- И Вы думаете, митинги даруют справедливость? Как Вы считаете, в чем основная проблема нынешнего государства? Или несколько их даже?

- Не приносят ничего... Да тут уже мертво все... Как справедливость... Все равно, - Егор всеми силами решил подчеркнуть свое равнодушие к теме беседы. - Да хоть монархию возвращайте... Царь все же, его не покритикуешь... Да чего хотеть с этим народом? А проблемы вам решать, не мне, вот и отвечайте.

- То есть Вы презираете народ, не ходящий на митинги? - уточнил первый, меняя тон с радушного на более деловой. - Они не понимают, как власть плоха, насмотрелись пропаганды, да? Не видят, какое же зло творится вокруг. Наивны и глупы. И есть Вы - честь и совесть отечества, кто понял, кто проникся! Ай да чудо! Красота! Шедевр! - при этих словах первого Егор вытаращил глаза и засмеялся.

- Я Вам могу повторить еще раз. Мне все равно. Мне власть не нравится, и более ничего. При чем тут остальные? Да пусть хоть ботинки Тупину лижут.

- То есть Вы придерживаетесь либеральной идеологии? А знаете ли Вы...

- Я этого не говорил, - Егор совсем осмелел, что даже перебил второго.

- Но давайте...

- Я не разбираюсь в ваших идеологиях! Это вы их выдумываете? Что мне? Я ваш пленник, значит, вы правы, и вы победили. Делайте со мной что хотите. Сейчас вот допрос, но мне все равно, о чем вы спросите.

- Собираетесь ли вы в будущем ходить на несогласованные с властями акции протеста? - второй назидательно взглянул Егору в глаза.

- Нет, - тяжело вздохнув, понурился Егор.

Его доставили обратно в камеру, но не надолго. Вскоре его вызвали вновь, но уже не на допрос, а подписать документы. Егор внимательно следил за бумагами, но подвоха не нашел, поэтому все подписал. После этого его отпустили.

Когда он вышел на крыльцо изолятора, был вечер. На телефоне отображались пропущенные звонки из дома. Но перезванивать Егор не стал. Сейчас все внимание Егора сосредоточилось на крыльце, где о чем-то своем мило беседовали две девушки, по всей видимости, работающие в учреждении. Наблюдая за ними, Егор увидел, как из дверей вышел один из допрашивавших его следователей и внимательно уставился на него.

'Догадался? Или просто пришел за мной?' - испуганно подумал Егор.

- До свидания! - крикнул он следователю и сбежал по ступенькам вниз, не оборачиваясь на девушек.

'Наверное, он сейчас думает, - рассуждал Егор, - ну и чудак ты, первый человек, кого я вижу за наше время, кто не спешит скрыться подальше от треклятого места. Но надо скрываться'. И Егор побежал. И никто не бежал за ним. Это была свобода. Он победил. Но победил себя, и то в какой-то мелочи.

Придя домой он, как обычно, первым делом включил компьютер. Интернет был заполнен картинками с давешнего митинга, а также видеозаписями задержаний на фоне криков 'позор'. Егор досмотрел видео, и тут из ниоткуда вылезла вкладка 'рекомендованное вам', на заставке красовалась полуголая-полуодетая по-военному девушка. Егор сплюнул, отдернулся и, не успев ничего подумать и вообразить, злобно и звонко нажал на крестик. Думать о девушках в милицейской форме он не мог всю ближайшую неделю, до тех пор, пока с ним не случилась еще одна неприятная история, о которой мы и упомянем должным образом.

Глава XVIII. Падение

Вечерело, на углу тротуара перелезла через ограду маленькая девочка и нагло начала лепить снежки из выпавшего на днях обильного снега. Из магазина вышли ее родители, заходившие туда за пивом, и именно их она и выбрала своей первой мишенью. Однако мать ее игривых порывов не разделила. Она начала орать на всю улицу: 'Ты чего кидаешься! А если ты попадешь в прохожего!' Далее девочку схватили за руку и поволокли в неизвестном направлении.