- Пойдём к нам! Ты же гопник! И мы тоже гопники! Ну как нам своему не помочь?!
Из-за чего гопницкая семейная пара сочла меня своим, мне не ясно. Может, факт моего обитания в сгоревшем "общежитии", моя небритость да моя одежда явились достаточным основанием для причисления меня к гопникам? Или то, что я - единственный русский, кто жил в этом "общежитии". Гоприки накормили меня от души, поплакались на свою жизнь и отвели меня в пустующую комнату в их доме, где бы я мог поспать. Я спал прямо на полу, подстелив под себя картон и какой-то коврик, имевшиеся в этой комнате.
Бомж original
Часть первая
Чем я занимался на следующий день после пожара, я не помню. Значит, ничем. Мне запомнилась моя первая ночь, проведённая мной на улице под открытым небом. Это было на Крестовском острове. Там росли каштаны. Много каштанов. И ведь в это время как раз была пора их созревания. Я подобрал какую-то палку и принялся кидать её в крону каштанового дерева, сшибая каштаны. Я радовался тому обстоятельству, что это занятие меня увлекло до такой степени, что я в прохладной ночи не мёрз и не думал о том, что меня ждёт в будущем. В ближайшем и далёком. Упавшие с дерева каштаны я собирал в мешок. Зачем они мне, я не думал, главное, что я не замёрз и "убил" эту свою первую ночь на улице. Утром поехал на Гражданку в квартиру, где Тимур делал ремонт, и присоединился к его работе. А он всё продолжал "кормить меня завтраками", то есть оставлял мне надежду получить от него "хоть какие-нибудь" деньги, бóльшие, чем 20-50 рублей, которых мне едва хватало на "Беломор" и на что-нибудь одно съедобное типа булки с кефиром. К квартире, где на этот раз Тимур делал ремонт, меня тянуло, потому что жильцы из квартиры не съезжали и подкармливали меня, видя, что Тимур потчует меня недостаточно. Раньше времени я не отчаивался, ещё надеясь на суд. Только составить исковое заявление мне было совершенно никак. Не то, чтобы некогда, хотя и это тоже, но мне было не собраться с мыслями, ведь мне нужно не одностраничное заявление, а большое, с указанием всех отрицательных последствий: как невыдачи вовремя государством мне загранпаспорта, так и из рук вон плохой работы фирмы UCI, возглавляемой Якубовской, - для возмещения мне не только материального вреда, но и морального. С учётом моего пребывания в рабстве, ночёвок на улице. Но как я докажу, что я бомжую? Только свидетельскими показаниями. И я начал собирать данные - ФИО и домашний адрес - у людей, которые видели меня посреди ночи на улице, ведь мне нужно будет доказать в суде, что я не в одну ночь был на улице, а еженочно провожу время под открытым небом. И после ремонта до следующего утра я время проводил либо бродя по городу, либо катаясь на метро. На метро я катался на выданную Тимуром мелочь. Проезд тогда стоил 10 рублей. Катался и вечером, до закрытия метро, и утром, как только оно открывалось. Катаясь, я выяснил, что на каждой линии метро своя температура, чего раньше не замечал. На Правобережной линии на конечных станциях поезд не выезжал на поверхность земли, то есть доехав до конца мне не нужно было заново платить за проезд, достаточно было перейти на другую сторону платформы, но эта линия была самой холодной (в вагонах, можно сказать, было прохладно) и короткой. На всех остальных линиях одна из конечных станций была на поверхности земли, и если проспишь и доедешь до неё, то, чтобы уехать обратно в город, придётся за проезд снова платить червонец. На самой тёплой и длинной линии, красной, такой станцией была "Девяткино", поэтому мне необходимо было не проспать предпоследнюю станцию, то есть "Гражданский проспект". Но ведь мне так хотелось спать! И я иногда уезжал в "Девяткино". А спал я в это время, сезон каштанов, на улице: перед одной парадной на Гражданке была скамейка, "утопленная" несколько в нише дома. Однажды утром я проснулся, а рядом, в моём изголовье, лежал полиэтиленовый мешочек с яблоком и печеньем. А одет я был как капуста: несколько курток одна поверх другой. У меня был зонтик. Но когда шёл ночью дождь, я подыскал один открытый подвал в "хрущёвке" со сломанным кодовым замком на входной двери. Зажигалкой освещая себе путь, я проник в подвал довольно далеко и обнаружил наваленные ватники, куртки и тряпки-лежанку бомжей. Я не стал сразу ложиться на неё, а предварительно разложил поверх тряпья газеты, бесплатные такие газеты, которых было много у меня на всякий такой случай, как этот. В подвале было сыро, и я понял, что здесь мне не место: здесь туберкулёз мне точно обеспечен. Я не знаю, во сне ли или так мерещились мне крысы, которые пищали. Жуть: темно, сыро и крысы, реальные или привидевшиеся, да к тому же голодно - где же тут крепко заснуть: будут мерещиться крысы!
В начале октября, когда я ещё работал на Тимура, а он почитал за великую милость со своей стороны, что подкармливает меня (именно подкармливает, но не кормит), ночуя на улице, я на одной из набережных Невы прямо на тротуаре нашёл мягкую игрушку: зелёного мехового крокодила длиной порядка 60 сантиметров длиной от кончика носа до кончика хвоста. Так я этого крокодила стал использовать в качестве подушки. И на улице спал, подкладывая его под голову, и в вагоне метро. Однажды после холодной ночи я поспешил в только что открывшееся метро. На станцию "Гражданский проспект". Прокатившись на первом поезде метро до конечной станции "Проспект Ветеранов" по красной линии, я перешёл на другую сторону платформы и сел в вагон метро, идущий в противоположном направлении, то есть до "Девяткина". Я знал, что мне нельзя проспать предпоследнюю станцию "Гражданский проспект" - только бы не проспать, только бы не проспать! - но я проспал и приехал в Девяткино, где одноимённая станция находится на поверхности земли. А снова уехать обратно оттуда у меня больше не было денег. Не было каких-то десяти рублей! Я обращаюсь к служащей метрополитена, что дежурит у пропускающих в метро турникетов. Я ей говорю, что я проспал свою остановку, а денег ещё раз платить за метро у меня нет, и прошу пропустить меня в метро за так, то есть бесплатно. А она мне:
- Все вы тут просыпаете! И что, я всех буду так пропускать? Вон, садись на электричку и едь в город бесплатно.
Надо пояснить, что в Девяткино в одном месте находились как станция наземных электричек, так и станция метро. Обе рядом. Есть выход из метро на железнодорожную платформу. Подходит электричка. Я сажусь и еду в сторону центра города одну или две остановки. Выхожу там, где рядом с железнодорожной платформой ходят трамваи. Выхожу и иду к трамваю на остановке. Стоит какой-то. Мне всё равно, какой номер у этого трамвая: все трамваи идут в сторону центра города. У стоящего с открытыми дверями трамвая 2 вагона. Сквозь вагонные стёкла видна фигура кондуктора в первом вагоне (я понял, что это именно кондуктор, по его оранжевому жилету и сумке на груди). Редкие люди садятся в первый вагон. Я же сажусь в пустой второй. Почти пустой. Всего один пассажир сидит прислонившись головой к оконному стеклу. Возможно, что здесь у трамваев кольцо. Я захожу и почти сразу за мной двери закрываются. Я особо не задумываясь сел на место наискосок и несколько позади от одинокого пассажира, то есть он сидит на правой стороне вагона, там, где двери, и места установлены по два, я же с левой стороны и сзади. Я кидаю взгляд в проход межу сиденьями и вижу чёрный полиэтиленовый мешок с ручками. Он, почти пустой, колышется от движения трамвая. Он искушает меня вопросом, что в нём находится, взять его и посмотреть вовнутрь него. То, что это, возможно, мешок прикорнувшего у окна пассажира, просто свалившийся со свободного сидения рядом с ним в проход, мне не приходит на ум. А вдруг там есть что-нибудь поесть? - думаю я. И эта мысль о еде побуждает меня встать со своего места и взять в руки этот мешок. Я заглядываю в мешок. И обнаруживаю в нём мобильный телефон и ещё что-то. Ну, - думаю, - значит, это мне Бог посылает мобильник для уменьшения у меня чувства моей оторванности от окружающего меня мира. Только теперь я начинаю понимать, что чёрный мешок принадлежит прикорнувшему мужчине у противоположного окна. Принадлежал, - думаю я. - Надо немедленно выходить на следующей остановке, а то этот трамвайный соня если проснётся, то отберёт у меня этот поистине Божественный подарок судьбы. И тут как раз двери трамвая открываются, и я пулей выскакиваю из вагона. Всё. Телефон мой. И я не испытываю угрызений совести за то, что я его вроде бы как украл. Нет! - это не кража! Ведь в момент, когда я потянулся и брал чёрный мешок с трамвайного пола, я не идентифицировал этот мешок как принадлежность трамвайного сони, и, следовательно, не осознавал противоправности своего движения к мешку и его взятия в мои руки. А когда этот мешок уже оказался у меня в руках, я настолько переполнился мыслями о божественности подарка, что я без злого умысла оказался держателем этого средства связи с миром, и что бывший хозяин телефона, этот соня, не сильно то и дорожил им, коли держал его не в кармане или пристёгнутым, стало быть, для него это будет не велика потеря, для меня же, маргинала, выпавшего из общества, этот телефон - это, повторяю, божественный подарок судьбы, чтобы я, выпав, не сильно от этого общества удалялся: держал с ним связь, так сказать, что, возможно, поможет мне восстановить свой социальный статус.
