«Ну и что?» – подумала Арина. – Даже если эта Амалия и ходит по дому, то после погребения ее душа успокоится, и больше не будет тревожить меня. «Я опять займусь своими делами, буду жить, как жила…», – размечталась Арина и снова впала в состояние легкой тоски вперемежку с нежеланием заняться чем-нибудь полезным.

Все валилось из рук Арины, а мысли мотало из стороны в сторону. Так прошел час, другой, потом навалился третий.

Ей давно хотелось подкрепиться, но чай надо было сначала заварить, картошку отварить, а за продуктами сбегать в магазин. Грязное белье кучей лежало в пластиковой корзине и с упреком смотрело на нерадивую хозяйку. Арина включила новости, но ничего не понимала из того, что говорила светловолосая девушка в строгом костюме.

– И почему они все так тарахтят? На поезд опаздывают? – раздраженно буркнула Арина и выключила телевизор. – И вообще чего я жду?

Раздался резкий звук телефонного звонка. Арина встрепенулась, потом напряглась, как струна и, схватив с тумбочки трубку, с силой прижала ее к уху. Ее пальцы побелели, а глаза-незабудки потемнели.

– Алло! – дрожащим голосом спросила Арина.

– Это я, Лука.

– Какие новости?

– Все готово.

– Что все? – не поняла Арина.

– Мы с отцом Василием сделали все, что обещали. Все готово к погребению нашей Амалии.

– Так быстро? – удивилась Арина.

– А чего медлить-то? Тут дел-то раз плюнуть.

– Понятно…

– Значит-с, Арина Павловна, жду вас сегодня в три часа у ворот Пятницкого кладбища.

– Спасибо вам, Лука. Я приду, – выдавила Арина, да так и застыла, с трубкой в руках.

Мутная дрожь пробежала по ее телу, ойкнула в голове, замутила мысли. То был страх, страх неизвестности. Сыграв множество сказочных героинь в театре, не знала Арина, какая жуткая роль предстоит ей в жизни.

Застывшая ледяная вечность утра разразилась сильным снегопадом. Воздух загустел снежинками, и они стали падать наперегонки на разжиженную землю. Некоторые из них таяли прямо в воздухе, оставляя после себя дождь. Кап, кап, кап, словно говорили они на прощание.

По запорошенной снегом брусчатой мостовой шла облаченная в темный платок женщина. Она шла, опустив голову, как будто бы боялась быть узнанной. Высокие серебристые каблучки коротких сапожек, тихо позвякивая, отстукивали ее легкие шаги. Женщина свернула к рынку и, закрыв половину лица платком, стала кого-то искать. Скрежет, крики и гвалт этого средоточия жизни стихли, словно пережидали последнюю зимнюю бурю. Рынок молчал, ибо снег падал крупными хлопьями, не жалея никого. Только черноглазая цыганка Марька, видимо, решила стоять до конца и, накрыв свой капризный товар, зазывала покупателей своим сиплым голосом:

– Цветы! Цветы! Покупайте весенние цветы! – кричала она. Но ее слова уносили пышные снежные хлопья.

Женщина в черном одеянии незаметно подошла к торговке.

– Мне букет весенних ландышей, – тихо попросила она.

Посмотрев на покупательницу, Марька почуяла что-то неладное и на всякий случай сказала:

– Да какие могут быть ландыши в марте!

– А вот такие! – И женщина, резко скинув с головы черный платок, в упор посмотрела на Марьку и в упор спросила.

– Не узнаешь, обманщица?

– Ой! – испугалась Марька и от страха еще плотнее закуталась в теплый платок.

– Мне нужны ландыши! – сказала женщина. – Не достанешь, пожалеешь!

– Да откуда же я вам их возьму?

– Откуда хочешь.

Марька что-то прикинула в уме, а потом деловито сказала:

– Подожди.

Пошарив под прилавком, она снова взглянула на женщину, опять о чем-то подумала и громко позвала:

– Вадик!

На ее зов к ней подошел маленький вежливый таджик с пушистыми изогнутыми дугами бровей и бронзовым смуглым лицом. Одет он был в легкую синюю курточку, а на голове у него красовалась вышитая тюбетейка. Видимо, его не пугала переменчивая московская погода, а может, он жил где-нибудь в подвале со своими соплеменниками, и его вещи сгрызли пронырливые мыши.

– Да, Марья Ивановна, – вежливо поклонился Марьке таджик.

– Ты, кажись, вчера тут продавал первые ландыши. Всю торговлю мне перебил.

– Так точно, Марья Ивановна.

– Все продал?

– Нет.

– Так скорее неси, что осталось.

– Слушаюсь, – поклонился таджик и исчез. Через минуту он вернулся с небольшим букетом белых ландышей.

– Это все, что у тебя осталось? – грозно прорычала Марька.

– Ой, не губите бедного таджика! – задрожал парень. – Больше нет ничего!

– Давай сюда букет, – примирительно сказал женщина в черном. Таджик захлопал темными ресницами, но не двинулся с места.

– Делай, что тебе говорят! – заорала Марька и выбежала из-за своего цветочного ларька. Ее глаза горели, челюсть тряслась от ярости, а рука уже поднялась, чтобы ударить непослушного гастарбайтера. Трясущийся от страха парень быстро сунул женщине в черном букет и пропал.

– Беда с этими чурками! – в сердцах пожаловалась Марька, но черная фигура женщины уже удалялась по дорожке, ведущей в сторону проспекта Мира.

– Эй, девушка, а деньги? – нагло крикнула Марька, но что-то вспомнив, мгновенно стихла. Она долго провожала взглядом темную фигурку, пока та не растворилась в падающем снеге.

– Все! – сказала вслух Арина, смахнула с потного лба волосы и…вышла из образа «дамы в черном». Ей было приятно снова почувствовать сладость скоморошества и ощутить дыхание публики, пусть даже и рыночной. На душе стало легче, как будто бы кто-то взял и снял постоянно давящую ее тяжесть. Сыграв этот, в общем-то, ненужный и претенциозный спектакль, Арина почувствовала некоторую уверенность в себе, и ее уже не так пугало предстоящая встреча с таинственным Лукой. Она сыграла. Сыграла хорошо. Только на рынке.

«И все-таки я окрутила я эту торговку и заставила ее плясать под мою дудку!» – подумала Арина и, посмотрев на букет, улыбнулась свисающим бахромой цветам, которые белой пеной струились из-под продолговатых зеленых листьев.

– Куда едем? – раздался откуда-то сбоку глуховатый мужской голос.

Арина повернула голову и увидела припаркованный белый Пежо, за рулем которого сидел молодой светловолосый парень в темных очках.

– На Пятницкое кладбище.

– Так это же совсем рядом, – удивился парень, – хотя …. Садитесь, мигом домчу!

– Я не останусь в долгу. Поехали. – И Арина, словно бабочка, впорхнула на заднее сиденье.

Мельком взглянув на черное облачение Арины и плачущий букетик белых ландышей, парень строго сказал:

– Я не возьму лишнее.

Арина откинулась на спинку сиденья, расстегнула полушубок, смахнула с глаз упрямую прядку волос, посмотрела в окно и только сейчас заметила, что на улице шел снег.

«Надо же, а погоды я и не приметила, хотя и куталась в шарф».

– Приехали, – сказал парень и плавно затормозил на мокрой дороге.

– Спасибо, – ответила Арина и протянула ему три тысячи рублей.

– Но это много, – смутился парень.

– Берите, – отрезала Арина и выпорхнула из машины. Перед глазами маячило жерло подземного перехода. И вдруг замешкалась Арина, и огляделась, и обернулась, словно ища помощи. Но сгинул белый Пежо. Улица была пустынна. Проспект молчал. И Арине ничего не оставалось делать, как спуститься по ступенькам вниз, уйти под землю и через несколько минут вынырнуть на другой стороне.

Вдали замаячили ворота Пятницкого кладбища.

Около входа Арину уже ждал Лука, которого было не узнать. Приоделся дворник, расфуфырился. Из-под расфрантенной серой куртки виднелась белоснежная сорочка с черным галстуком. Брючки были выглажены, а коричневые туфли вычищены. Даже его подслеповатые глазенки были открыты и хитрыми лужицами смотрели на мир. Видно Дуська его постаралась на славу. В руках Лука держал связку красных свечей.

«А этот рыжий Алексей еще говорил, что наш дворник вредный! Отличный мужик, хоть и странный», – подумала Арина, подходя к Луке.

– Вы шикарно выглядите, Лука.