— Пьет?

Херувимов утвердительно кивает. Попов снова стучит к Самоварову.

— Кого там носит? — вопрошает Самоваров.

— Колхозник, — отвечает Попов, изменив голос.

— Время не знаешь? Придешь завтра, после пяти.

Попов тихо выходит, кланяясь Херувимову. После ухода Попова к Херувимову входит следователь, — юркий, узколицый молодой блондин, — с весьма толстым портфелем, и скороговоркой обращается к Херувимову:

— Здрс-с!.. Следователь. — Здороваются. — По делу Шурова. Где председатель?

Херувимов молча указывает пальцем на дверь.

В кабинете Самоварова. Самоваров трясет ладонь следователя:

— Ну вот! Во-от… Наконец-то!

— Прямо и — за дело. — Следователь разгружает портфель на стол, на стулья и с очень важным видом, не идущим к его комплекции, начинает следствие: — Итак, ваш материал подходит под действие статьи сто девятой, глава третья. Преступление по должности.

— Именно! — восклицает Самоваров. — Я и сам так думаю. Даже и крупнее бы ему статью надо: двести девятую ему!

— Нет такой статьи. На двести пятой кончается кодекс.

— А жалко. Ей-богу, жалко! Ну, валяй по сто девятой!

— Первым вызвать Хватова Григория Егоровича.

— Я! — отвечает молчавший до сих пор Хват.

— Прошу освободить комнату, — обращается следователь к Самоварову.

— Понимаю: закон! — улыбается Самоваров и выходит.

— Та-ак… Фамилия?

— Хватов!

— Имя и отчество?

— Григорий Егорович!

— Вы лично видели и можете подтвердить, что: а) по приказанию Шурова посеяли по непаханой; б) Шуров сам присутствовал при выполнении данного преступления другими лицами, подчиненными ему по должности?

Херувимов из соседней комнаты прислушивается к разговору. Качает головой. Ухмыляется.

Поле. Буйный овес. Попов, Шуров и Тося у овса.

— Хорош! — восхищается Попов. — Он самый?

— Тот, что по непаханой, — отвечает Шуров.

— Значит, ты вспахал глубоко под картофель в прошлом году?

— В позапрошлом — под зябь.

— А в этом году уже не пахал?

— Да.

— Ой, как это здорово! И засуха не повредила.

— Очень хорошо! — восхищается и Тося.

— Поклонница твоего метода? — спрашивает Попов, указывая на Тосю.

— Поклонница — это не то… — отвечает Шуров.

Тося смущена. Она вопросительно смотрит на Шурова.

— Ты, Шуров, сделай-ка докладик на партактиве о своем методе. А? — обращается Попов.

— С удовольствием, — соглашается Шуров.

Они идут по полю овса. Потом — среди пшеницы. Попов говорит:

— Мне еще надо увидеться с Пшеничкиным.

— А что у вас к нему?

— Заявление его у меня: просит отпустить учиться в институт. Он заочно окончил первый курс, а теперь хочет на очном. Что он за человек?

— Замечательный, — отвечают оба сразу.

И вдруг Шуров мрачнеет. Тося грустнеет. Оба молчат.

— Что с вами стряслось сразу? — удивляется Попов. — Или что с Пшеничкиным не так?

— Я… расскажу все. Потом. Его, кажется, надо оставить здесь. Кончит заочно.

— Ну, я что-то ничего не пойму, — говорит Попов.

Тося посмотрела на Петра Кузьмича и сказала:

— Я пойду… — и ушла.

Попов смотрит ей вслед удивленно. Шуров отвернулся.

Поле. У лесной полосы. Попов садится на траву и говорит:

— Садись, Петр Кузьмич, рассказывай.

Шуров садится рядом с Поповым и говорит:

— Алеша любит Тосю всем сердцем. Но хочет убежать от нее… Он жертвует собой ради одного человека.

— Кого? — настойчиво спрашивает Попов.

Шуров молчит, глядя перед собой.

— Ну, выкладывай. Тут судьба молодого коммуниста Пшеничкина.

— Он… — медленно говорит Шуров, — делает это ради меня.

— Ты любишь?

— Да.

— И оба хотите стать жертвой друг для друга?

— Я не имею права…

— Любить?

— Нет, разрушать чужую любовь.

— Да. Если они любят друг друга, то… — Попов задумывается. — Как должен поступить коммунист?. — спрашивает он не то у самого себя, не то у Шурова.

В хате Евсеича. Тося укладывает в чемодан вещи.

— Что же ты до сроку едешь? — спрашивает Марковна. — Говорила — до сентября, а сама целого месяца не дожила.

— Надо ехать, — говорит Тося. — Буду писать дипломную. Отзыв о практике попрошу выслать письмом. Я… обязана ехать.

— Да что ж такое стряслось-то, детка моя?

Входит Шуров. Тося не обернулась, но она почувствовала вошедшего и замерла с каким-то платьем в руке. Она рада приходу Шурова и не понимает цели его прихода, но какая-то затаенная надежда искрится и ее глазах.

Марковна выходит.

— Тося! — произносит Шуров.

— А? — вздрогнула та и обернулась к Шурову.

— Почему вы уезжаете?

— Дипломную буду писать… И…

— Неужели вы не знаете, что одному человеку будет тяжело?

— Кому? — спрашивает, волнуясь, Тося.

— Ему.

Тося, не глядя, опускает в чемодан платье, поджимает его коленом и накрывает крышку, что-то похожее на жест безнадежности в этом ее движении.

— Неправильно вы поступаете, Тося…

— А вы уверены в этом?

— Да.

— Ничего-то вы не понимаете!

Входит Алеша говоря:

— Подвода подана.

Попов садится в автомашину на том же месте, где он утром вышел из нее. К автомашине подбегает следователь:

— Здр-с-с! Имею просьбу, товарищ секретарь райкома: не подвезете? Дело срочное — к прокурору.

— А что за срочность?

— По делу агронома Шурова: преступление по должности — сто девятая.

— А-а!.. Ну и как?

— Во! — постучал следователь по портфелю. — Явное.

— Так-так. А ну-ка, поедемте вместе прямо в ваше учреждение: допросите по этому делу еще… меня.

— Вас?! — И он растерянно делает шаг назад от машины.

— Ну, чего вы так смотрите? Разве секретари райкомов не могут быть свидетелями?

— Да. Конечно. То есть как так? Вас?!

— Меня. Да садитесь же! Дело-то у вас «срочное»…

— Ну!

Следователь ныряет в дверцу машины.

В автомашине. Попов, повернувшись к следователю и будто заканчивая какой-то разговор, говорит:

— Вот видите, как оно получается?.. То-то и оно! Молоды вы еще! Молоды… Поможем.

Следователь вздыхает.

Вечер. Комната Шурова. Та же обстановка. Но на тумбочке, кроме портрета матери, портрет Тоси. Шуров смотрит на портреты и говорит:

— Не так все, не так это… Все не так.

Он берет гитару и поет песню Тоси.

Он кончил песню. Сидит, глядя в пол. Входят Алеша и Катков.

— Добрый вечер! — приветствуют оба.

Шуров приветливо улыбается:

— Здравствуйте, пятый раз сегодня!

— Зашли посоветоваться, — говорит Катков, — Завтра совещание передовиков сельского хозяйства.

— Знаю, — говорит Шуров.

— Получил отношение: от колхоза должен выступить передовик. Подписано Недошлепкиным. Велено того человека прислать к нему.

Шуров думает. Вдруг его осеняет какая-то мысль, и он восклицает:

— Терентия Петровича! Он пропишет!

— Идет! — поддерживают оба собеседника.

Районный городок. Здание райисполкома. Съезжаются автомашины, тачанки, дрожки. Среди приехавших передовиков и руководителей колхозов стоит Попов. Его окружили колхозники. Он весел и о чем-то горячо беседует. Подъезжает автомашина колхоза «Новая жизнь». Петр Кузьмич машет рукой Попову. Тот отвечает таким же приветствием и говорит:

— И Терентий Петрович приехал! Вот хорошо! — Он подходит к автомашине колхоза «Новая жизнь», оставив окружающих его.

Все оставшиеся удивлены и следят за Поповым: какой же это большой начальник приехал, если сам секретарь райкома встречает.

Самоваров вышел из кабины. Он видит идущего к нему Попова и приготовился поздороваться. Он важно оглядел присутствующих, — дескать, сам секретарь приметил его, — но Попов проходит мимо него. Подходит к кузову машины и жмет руку первому Терентию Петровичу.