Снег означает покой. Так говорил Келемен, так день ото дня повторял и Вираг. Те, кто успел осесть на землю, держат осаду в своих тёплых домах и проедают летние запасы. Кочевники отгоняют скот и лошадей кормиться в места, где трава погуще и снег помягче, а сами укрываются на крутых берегах рек и у склона холмов. Войны зимой не бывает. Хенну не придут.
Снег означает согласие. Черноволосые мужчины брали за себя рыжекосых вдов, их женщины выходили за тех, на чьи головы бросали камни и лили кипяток. "То не подлость и не предательство, - говорила себе Ильдико, - но закон неумолимой жизни, которая длится несмотря ни на что".
Всё меньше времени проводил её супруг в шатре, всё больше - в окрестностях замка. На смену ему незаметно внедрялся Джизелла - приносил забавные подарки самой Ильдико и её будущему младенцу: мастерил из сущей чепухи.
Когда Ильдико обучилась сносно держаться в седле и ей, наконец, разрешили выезжать верхом за пределы стен, именно Джиза выбрала она в спутники.
Нарядная кобылка игриво поматывала головой и хвостом, но шла аккуратной иноходью. Студёный ветерок отдувал в сторону тесные запахи человеческого жилья, приносил с горных отрогов иные: корья, смолы, вольного зверя.
Через ров прямо по льду был переброшен мост - не подъёмный, а плавучий, из толстых брусьев, положенных на лёд и закреплённых на берегу огромными "шпильками" из цельных стволов осины. Её спутник сразу взял влево, желая обогнуть крепость.
На стороне, обращённой к широкой выемке между горами, от водяного кольца отходило с десяток канав с подъёмными створами. И сразу под ними начинался обрыв, похожий на горный ледник. Из блестящей на январском солнце коры торчали мрачные гранитные глыбы - хребет допотопного чудища. В самом низу они торчали наподобие зубов в раззявленной пасти.
- Впечатляет. А если придётся спускаться? - спросила она Джизеллу.
- Смотря кому. Тебе? Для супруги вождя уж точно царский путь приготовят. Что до прочих... Лишний народ съехал в корзинах и не торопясь, а хенну либо издерут себе задницу до костей, либо их расстреляют прямо на опускных канатах, - ответил он. - Ранней весной здесь ещё будет непролазная топь.
- А летом?
- До лета будет время, - неохотно ответил он. - Или не будет.
Однажды Джиз поднял Ильдико из мехов, в которых она спала, так рано, что почти все звёзды сияли на небе. Здесь уже был её муж, побратимы, офицеры. Сзади всех, на старом донжоне, уже вилось на ветру шестиконечное боевое знамя с бунчуком из белого конского хвоста.
Ещё она увидела в руках мужа очередную безделку шута - узкий полый стержень. Его передавали из рук в руки.
- Смотри, Ильдико, - сказал муж, протягивая ей. - Без неё степняки видят в точности то, что ты с ней.
Внутри были закреплены стёкла, двояковыпуклые, словно чечевица. Линзы, сказала Алка. Подзорная труба, уточнила Альгерда.
Узкое тёмное облако тянулось по равнине вдоль горизонта, алые и серебристые искры мерцали на фоне тучи, снег впереди неё походил на пыль.
Муж забрал снасть, подкрутил что-то внутри. Тусклые кирасы, яркие хоругви, высокие кресты на палках.
- Хенну пришли, - хладнокровно объяснил Вираг. - Они уже в трёх фарсангах, но двигаются не очень быстро из-за своих фур, баб и осадных орудий. И ещё твои собратья их раззадорили. Решили добавить свой пыл к хеннской пыли.
Она не поняла.
- Госпожа Ильдико, неужели ты не слышала, что хенну верят в Иисуса-бога? - спросил Джиз. - Не совсем так, как ты, правда.
- Мы сотворили из крепости ловушку, - продолжал Вираг. - Внутри остались те, кто согласен сразиться и умереть. И теперь я не хочу, чтобы моя жена и наследник моей славы сделались зерном на мельнице богов. Джизелла умён и хитёр. Берите лошадей и выезжайте навстречу войску: можете искать конные разъезды хенну, можете подождать, пока они сами на вас наткнутся.
- А вы как же? - спросила Ильдико.
- Если верно говорит наш писаный закон - сила крепостных стен равна мужеству их защитников, - ответил муж. - Что и как ни случится - мы выстоим. И настоим на своём.
- Но я сама?
- Ты должна показаться рыцарям героиней, претерпевшей плен. И ты сильная.
- Ох. Никакая не героиня. Ничего-то не умею. Ни оружием владеть, ни языком.
- Тогда хотя бы сумей умереть с честью, если так повернётся дело, - голос мужа стал твёрд, и Ильдико поверила, что сможет.
Выехали они с Джизеллой через мост, который содрогался под четырьмя парами копыт.
Смертникам не нужны предатели - вольные или невольные. Она могла стать ею. Потому что уши её слышали хрипловатое пение дальних рогов, зовущих к бою, а душа рисовала на оборотной стороне лба прежних друзей и близких: дядю Ружера, рыцарей шеридана Фаню, Лотреамонда, Нерваля...
Бельтрана.
Джиз повернул к узкой полосе рощиц, окаймлявших поле, потянул за повод её Буланку и своего чалого мерина. Прятаться или, напротив, вернее попасться им на глаза? Женщина сама не знала, чего хочет больше.
... Взяли их под вечер, когда женщина вконец вымоталась, а её спутник приискивал место для ночлега. Окружили, спешили, попытались перенять коней, но то были хитрые степняцкие лошадки - вывернулись, ударили боком и копытом, ушли.
- Перебежчики? - широко улыбаясь, спросил этот всадник. - Для лазутчиков больно уж дураковаты.Не волнуйтесь за свою конину - у нас её вдоволь.
Оказалось, ставка небольшой турмы - даже, скорей, части отряда - находится совсем рядом. Белый шатер командира выделялся на фоне влажных стволов. Обоих стащили с сёдел, старший пошёл докладывать.
Когда офицер в нарядном плаще вышел навстречу, она не поверила своим глазам.
Рывком сдвинула малахай на затылок.
- Дама Альгерда? - поражённо спросил Бельтран. - Тут... в таком виде?
- Альги, - продолжил резко. - С просмолёнными косами. В варварской раздельной юбке. И - брюхатая от варвара? Не от этого ли двуполого извращенца в бабьей чалме? Двойная перебежчица. Ренегатка.
- Рыцарь и твердыня рыцарства, - ответила женщина, стараясь говорить спокойно и мягко. - Не ренегат, потому что примкнул к детям пророка Ария.
Бельтран сжал губы.
- Не дерзи. С твоим сотоварищем в любом случае можешь попрощаться. А вот с тобой что делать - не знаю. Нельзя причинять вред беременной, хоть и брюхатой прямым выблядком. Жди пока.
Они шли за солдатами. Почти что название фильма, думала Алка, держась за хвост или стремя, увязая в снегу.
Наконец, показались стены и башни. Тот всадник, что нынче волок Альги, пихнул её в одну из кибиток, рванул вперёд - строиться в шеренгу. Фанфары, звонкие на морозе, пар из конских ноздрей, нарядные цвета.
Трубный вой и топот.
Им всем сказали, что онгров на стенах - горстка. Но никто не предупредил, что за миг до атаки во рву до отказа поднимут все ставни, и родники не успеют наполнить его доверху. Мост буквально разлетелся в щепу под теми, кто решил проверить его на прочность. С грохотом проваливался над полостью лёд саженной толщины, глыбы становились ребром, студёная вода выплёскивалась до самого неба, лошади, истерически визжа, карабкались из кромешного месива прямо под степняцкие рыжие стрелы.
Но жена вождя лучше всех прочих знала, что исход атаки заранее предрешён.
Под конец светового дня мир затих - лишь отдельные стоны и вопли резали его сотней острых стилетов.
... Голоса рядом с возком пререкались. Ильдико сунула руку за пазуху, где невредимо болтался узкий нож, - обыскать побрезговали, - но решила погодить.
Под низкий кожаный свод проникла худая женщина с огромным животом, в широком платье и головном покрывале. Протянула ей свёрток, сказала на ломаном онгрском:
- Мы сёстры. Раздень. Одень вверх. Выдь незримо. Не верь словам - верь глазам. Потом беги - далеко, споро!