- Привет.

Поднял веки.

Глаза какие-то грустные у него.

Улыбнулся.

Вроде даже рад.

- Привет.

Леша не стал курить, только нащупал пачку в кармане.

- Чего нос повесил?

- Да так.

- Ой, я что это, так опоздала?

Кустова подскочила к ним, как будто из ниоткуда. Раскрасневшаяся.

- Привет.

Встретил ее Веня с вялой улыбкой.

- Привет.

- Привет.

Все как-то странно помялись. Никто не рассчитывал на такой прием. Леша забеспокоился, не перемерзли ли у Пуха пчелы? Все это тянуло на какой-то неправильный мед.

- А ты почему вчера не пришел?

Спросила Аня у Вени, тогда как парень в первый раз всерьез призадумался, что у них за отношения?

Тот пожал плечом.

- Да как-то вот.

- Это что, причина? Ну так знай, она тебя не оправдывает. Мы все ждали. Ты не заболел?

Леше тоже было пиздец, как интересно, не заболел ли этот веселый медведь? Грустью.

- Да просто, что-то настроения нету, не хотел мозги никому парить.

- А ты разве умеешь?

Казалось, что даже если бы тот хотел – парить мозги кому-то – не смог бы.

- Умею.

Веня посмотрел Леше прямо в глаза, и парень понял, что он вообще-то совсем не знает его.

Кто такой Пух?

Большой загадочный парень?

Который умеет парить мозги?

У всего ли есть темная сторона?

- Ты придешь завтра? [Аня – Леше]

- Куда?

- Ты, что ли, не говорил ему? [Аня – Вене]

Веня мотнул головой, опустил глаза. Кажется, последнее, что он собирался сделать в жизни – позвать Лешу. Завтра? Или вообще?

Пух бросил прогоревший и уже остывший бычок в квадратное кольцо загаженной старой мусорки.

- Приходи завтра в «Метро». Мы все немного поиграем и попоем, что-то типа кавер-вечерины. Будет прикольно, я думаю. [Аня – Леше]

- Поиграете? И ты – поиграешь? [Леша – Вене]

- Да вроде.

- Хорошо, во сколько?

- В восемь.

- Ладно, если можно прийти?

- Да зачем тебе это?

- Люблю каверы. Так приглашаешь?

Веня несильно, немного по-собачьи, выдохнул, брови у него как будто вздрогнули, и в конце концов, он решился: кивнул и пригласил.

- Веня, ты такой мимими.

Это, конечно, Аня. Хоть Леша готов подписаться.

Они с ней заходят внутрь под звенящее высокое бла-бла-бла.

Веня смотрит им в спины и прикусывает губу.

*

«Метро» - небольшой кабак в подвальчике. Никаких контрастов: черные стены без окон, деревянная доморощенная сцена, крашеная – чего там – тоже черным, черные скамейки, черные шесты, черные фонари подсветки, такое чувство, что какого-то гота тут наизнанку вывернуло.

Но что по-настоящему странно: во всем этом чахлом мраке что-то есть. Какая-то густота.

Леша заходит, когда уже первый чувак играет. У входа слышны барабаны и рев электрогитар. Ребята хуячат на совесть – солиста не слышно. Даже на сцене. Парень, с татуировкой на шее, сравнительно без толку надрывается, обнимая микрофон ладонями. Но народ впирается. Пиво идет по рукам и глоткам. Свет режет ножом и зал, и людей, создавая какую-то несимметричную геометрию. На сцену выпускают клубы дыма. Все плывет. Течет. И меняется.

Ребят не хотят провожать, но за ними приходят еще более задорные чуваки и шпарят всех через марлю. До стрелок. Визг в конце становится всем лучшей наградой.

Леша открывает банку, глотает, облокачивается на стену высокой закути звукача.

Потом выходят еще и еще. Вместе и по одному. Кого-то он первый раз видит, кто-то свой чуть не в доску. И, конечно, куда без Доротова? Хоть Леша думает, что без этого сноба вполне обошлось бы. Но вот снизошел и пришел. Прискакал. Принц и конь. Сел за клавиши. И потек.

Правда, толпа с него подзавяла слегка. Треть спустилась курить.

Быдло Доротова непоняло.

По крайней мере, всего.

Хоть, в целом, вечер не удивлял. Все были дохуя приличные. Играли и не старое, и не новое, а вечное, блядь. Не прикопаешься. Мьюз, Пласибо, Кобейн, Томы Уэйтс и Йорк, Земфира, Сплины, Кино, Гражданская оборона. Были и другие, их Леша уже не так – поименно – знал и различал. И все же, несмотря на драйв, все было как-то пристойно и даже по-домашнему. И Веня, в общем, не выбивался. С репертуаром. Вдарил по-старому.

Вышел один с гитарой. Посмотрел на толпу.

Пух в свете софит.

Сердце у Леши остановилось. Как в песне, человек пять назад.

Веня опять заебенил. Да он, наверное, иначе и не мог. Такую олдовую попсню, что можно было только диву даваться. Освистать с полным правом. И народ засвистел, когда узнал. Зал весь, целокупно, мать его, вздрогнул смехом, потом взвыл, а потом подпевал в припеве, ну и в конце, дикий ор заставил Веню самого рассмеяться и поскрести ладонью темечко.

Розовый фламинго.

Пиздец.

Розовый фламинго!

Которого он – отыграл. И в шутку. И на полном серьезе.

А у нее, оказывается, и слова какие-то есть.

Дальше – Пикника «Остров». БГ «Аделаида». Вдовина «Письмо к осени».

И в конце – что он хотел сказать этим?

Та песня, которую Леша ему прислал. Читай, подарил.

Что он с ней сделал?

Боже, как он пел… да он же мог просто выть на луну, и ебашить, ебашить безумным боем на своей потрепанной гитаре, и все равно – быть лучше. Лучше их всех.

Всех.

Веня стих. И струны стихли. В зал, как тогда, в комнату, пришла тишина. На миг.

Потом – вой.

Веню просили еще. Он отказывался:

- Да там ребята ждут. Но спасибо.

Ребята, и правда, ждали, так ждали, что сразу выпрыгнули.

Пух всем помахал, чуть поклонился, улыбнулся и вышел куда-то вбок. Где они все целый вечер – пропадали.

Улетел Карлсон.

*

Леша уже никого и ничего толком не слышал. Уши забило ватой. Ему хотелось только уйти. Уйти, чтобы.