нас обоих сюда?
Я думаю о зажигалках, и ключе, и карусели в
комнате, а затем выкидываю эти мысли из головы.
Совпадение. И тут же смеюсь про себя.
— Я не знаю, — отвечает Айзек. Не думаю, что
когда-либо слышала, как он говорит такое. Думаю
обо всём том времени в своей жизни, когда я
рассчитывала на его ответы — требовала ответы — и
они у него всегда были.
Но это было тогда...
Он проводит рукой по щетине, и я замечаю глубокие
фиолетовые синяки на запястьях, где ткань врезалась
в кожу. Как долго он был связан? Как долго я была
без сознания?
— Мы должны включить отопление, — говорит
Айзек.
— Я зажгла огонь... в комнате вверх по лестнице.
Мы ищем термостат. Я заметила, как побелели
костяшки его пальцев вокруг ножа. Мы находим его
за дверью комнаты с каруселью. Он настраивает его
на тепло.
— Если есть электричество, мы должны быть рядом с
каким-нибудь селением, — говорю я с надеждой. Он
качает головой.
— Не обязательно. Это может быть генератор. И всё
может быть ненадолго.
Я киваю, но не верю ему.
Мы поднимаемся в круглую комнату, чтобы сидеть у
огня и ждать, когда прогреется дом. Айзек заставляет
меня идти первой. Когда я наверху, он оглядывается
через плечо последний раз, а затем быстро
поднимается, присоединяясь ко мне. Закрываем люк
и запираем его. Мы пытаемся водрузить над ним
шкаф, но он тоже прикручен болтами. Огонь,
который я развела, угасает. Есть три дополнительных
бревна. Я тянусь к одному и подкидываю его в огонь,
пока Айзек осматривается.
— Как думаешь, где мы? — спрашиваю я, когда он
подходит, чтобы сесть на пол рядом со мной, и
кладёт нож между нами. От этого я чувствую себя
лучше. Не доверяю даже себе. Если Айзек не прячет
оружие от меня — это хорошо.
— Так много снега? Кто знает? Мы можем быть где
угодно.
« Мы нигде» , — думаю я.
— Как ты освободилась?
— Что? — я не понимаю, о чём он говорит, пока до
меня не доходит то, что Айзек думает, что я тоже
была связана.
— Я не была связана, — отвечаю ему.
Он поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня.
Мы сидим так близко, что пары нашего дыхания
смешиваются в воздухе. У него тёмная щетина. Я
хочу коснуться её, просто чтобы почувствовать
что-то острое и реальное.
Его глаза всегда интенсивные, два тёмных мыслящих
бассейна. Он почти никогда не моргает. Это
нервировало меня в самом начале, когда я впервые
встретилась с ним, но через некоторое время стала
это ценить. Айзек будто боялся что-то пропустить.
Его пациенты, которые также заметили это,
говорили, что они оценили отсутствие моргания во
время операции. « Вы знаете, доктор Астерхольдер
никогда не проколет вены» , — в больнице была такая
шутка.
Почему мне не заткнули рот, не завязали глаза и не
привязали мои конечности к столбам моей же
постели?
— Чтобы ты смогла освободить меня, — говорит он,
читая мои мысли.
Холодок бежит по моей спине.
— Айзек, я боюсь.
Он придвигается и обнимает меня за плечи.
— Я тоже.
Когда дома теплеет, а наши конечности снова
могут двигаться, мы открываем люк и спускаемся
вниз. И теперь сидим за столом на кухне друг против
друга. У наших глаз остекленевший взгляд двух
человек, находящихся в шоке. Хотя я не сомневаюсь,
что мы будем быстры как кошки, если понадобится
действовать. Прикасаюсь к ручке ножа. Айзек и я
положили свои ножи на стол перед собой, их остриё
направлены в сторону другого. Ему не обязательно
что-то говорить мне, чтобы знать, что у него на лице
написано подозрение. Как и у меня. Мы выглядим
глупо: похищены, заперты в доме и ожидаем, что тот,
кто это сделал, вернётся.
— Выкуп, — говорю я. Мой голос скрипит. Он
застревает в горле, прежде чем я могу сказать
что-нибудь ещё. Сглатываю и смотрю на Айзека.
Он рыщет глазами по углам комнаты. Его нога
дёргается вверх и вниз, я могу чувствовать вибрации
через дерево. Каждые несколько минут Айзек
переводит глаза от окна к двери.
— Может быть…
Ощущаю паузу, после « может быть». Он хочет
сказать больше, но мне не доверяет. И если бы я
действительно вникла в свою теорию, она, скорее
всего, развалилась бы. Похищения с целью выкупа
быстрые и грязные; пистолет, приставленный к
голове, скорые требования. Без клавиатуры на двери
и достаточного количества продовольствия, чтобы
переждать одну из долгих зим как в книгах Джорджа
Мартина ( Прим. ред.: Джордж Рэймонд Ричард
Мартин — современный американский писатель-
фантаст, сценарист, продюсер и редактор, лауреат
многих литературных премий). Я кладу руки на стол,
кончики пальцев повёрнуты внутрь, и опускаю на
них подбородок. Мой мизинец касается ручки ножа.
Мы ждём.
В хижине столь устрашающе тихо, что мы
могли бы услышать приближающийся автомобиль
или человека за милю, но мы всё же продолжаем
прислушиваться. Ожидание... ожидание. Наконец,
Айзек встаёт. Я слышу, как он ходит из комнаты в
комнату. Интересно, он что -то ищет, или ему просто
нужно
двигаться. Понимаю, что, скорее всего,
последнее. Он не может сидеть на месте, когда
нервничает. Когда мужчина возвращается на кухню, я
нарушаю молчание:
— Что, если они не вернутся?
Он долго не отвечает.
— Здесь есть кладовая, вон там, — Айзек
кивает в сторону узкой двери левее стола. — Она
снабжена продовольствием, достаточным, чтобы
продержаться
несколько
месяцев.
Там
двадцатикилограммовый мешок муки. Но дров
достаточно только на несколько недель. Четыре,
самое большее, если мы их растянем.
Не хочу думать о гигантском мешке муки,
поэтому притворяюсь, будто не слышала его. Однако
др о в а м е н я беспокоят. Мне бы не хотелось
замёрзнуть. Снаружи много деревьев. Если бы мы
могли выйти на улицу. У нас были бы дрова.
— Комната с каруселью, — произносит он. —
Не считаешь ли ты это странным? — голос мужчины
ясный и чёткий. Тот, который Айзек использует с
пациентами. Я не одна из его пациентов, и мне
совсем не нравится, что врач так со мной говорит.
— Да, — просто отвечаю я.
— Книга? — его голос становится хриплым. —
Там не было ничего о карусели, не так ли?
— Нет, — говорю я. — Не было.
В этом не было необходимости.
— Как думаешь, может ли это быть один из
твоих поклонников? Кто-то одержимый?
Не хочу думать об этом, но это уже приходило
мне в голову. Я не хочу быть ответственной за всё.
— Возможно, — произношу я осторожно. — Но
это не объясняет твоего нахождения здесь.
— Получала ли ты какие-либо угрозы, странные
письма?
— Нет, Айзек.
Он поднимает на меня взгляд, когда я называю
его имя.
— Сенна, необходимо хорошенько подумать.
Это может иметь значение.
— Я думаю! — огрызаюсь я. — Не было
никаких странных писем, даже по электронной почте
ничего не приходило. Ничего!
Он кивает и идёт к холодильнику.
— Что ты делаешь? — спрашиваю я,
поворачиваясь на сидении, чтобы видеть его.
— Приготовлю нам что-нибудь поесть.
— Я не голодна, — произношу быстро.
— Мы не знаем, как долго были без сознания.
Ты должна поесть и выпить что-нибудь, или будешь
обезвожена.
Айзек
начинает
доставать