Мне удаётся пройти половину пути вниз, прежде чем

я падаю. Не знаю, был ли это холод, который сделал

меня онемевшей, или отсутствие воздуха притупило

мои чувства, но я ничего не чувствую, когда ударяюсь

о дерево. Ползу ещё немного в сторону лестницы... к

столу. Я... не могу... дышать...

Я на месте. Мои прорези на дереве на месте.

Чувствую их кончиками пальцев, но здесь так темно.

Подхожу к шкафу под раковиной и нахожу

промышленный

фонарик,

который

Айзек

не

позволяет использовать, храня е г о для экстренного

случая. Щёлкаю выключателем и помещаю фонарик

на верхнюю часть стойки, направляя в сторону

объекта моего интереса. Пошатываясь, двигаюсь

вперёд. Я знаю, что мне нужно делать, но у меня нет

сил, чтобы э т о сделать. Три шага чувствуются как

двадцать. Встаю так, чтобы моё бедро находи лось

чуть ниже края стола. Опираясь одной ногой в стену,

а другой в пол, я толкаю. Со всей силы.

Сначала ничего, а потом я слышу скрип. Он

громче, чем тот шипящий и дребезжащий звук,

который

выходит

сквозь

мои

губы.

Это

подтверждение. И его достаточно, чтобы заставить

меня толкать сильнее. Я толкаю, пока тяжёлые

деревянные плиты не сдвигаются с центра и

шатаются, готовые упасть. Поднимаюсь обратно и

смотрю. Слышится впечатляющий глухой звук, когда

столешница наклоняется в сторону, а затем

опрокидывается,

приземляясь

в

вертикальное

положение между громоздким основанием и стеной.

Я спотыкаюсь, двигаясь вперёд, и заглядываю вниз.

Смотрю в тёмную дыру. Это колодец. Или почти

колодец,

потому

что

он

без

воды.

Под

столом-колодцем что -то есть. Но я до сих пор не

могу дышать, и Айзек умирает. Мне нечего терять. Я

поднимаюсь на скамью и свешиваю ноги через край.

Затем прыгаю.

Падение не долгое. Но когда приземляюсь, то

слышу, как что-то ломается в моём теле. Ещё не

больно, но я знаю, что сломала какую-то часть тела,

и через минуту, когда шок пройд ёт, и я попытаюсь

встать, то узнаю, какая. Слабый свет от фонаря,

который я оставила на кухне, пронзает темноту

вокруг меня, но этого недостаточно. Почему я не

взяла его с собой? Шныряю руками вокруг, над

головой, слева от меня. Смотритель Зоопарка

предусмотрителен. Если он дал мне тёмную дыру, то

обеспечит свет, чтобы увидеть, что там. Пол

неровный и грязный. Я чувствую спиной. Тянусь

ниже.

Мои

пальцы

касаются

металлического

цилиндра шириной с предплечье. Я поднимаю и

подношу его к лицу. Фонарик.

Ни одна из моих рук не сломана. « Это

хорошо», — говорю я себе. — « Очень хорошо». Но

это значит, что сломано что-то другое. Я снова дышу.

Не нормально, но лучше. Должно быть, падение

вбило в меня дыхание, возвращая телу какую-то

перспективу. Я кривлюсь , пытаясь разобраться с

фонариком,

пока

мои

пальцы

не

находят

выключатель. Он горит мощным, белым светом.

Направляю луч на своё тело, и мой страх

подтверждается. Из голени торчит кость, розовая и

белая. Как только я это вижу, боль поражает меня.

Она обволакивает, складывая и растягивая меня. Я

корчусь. Открываю рот, чтобы закричать, но для

такого рода боли не существует звука. Во мне нет

ничего, чтобы вырвать. Вместо этого только сухие

спазмы.

Не могу тратить время, поэтому пока позывы к

рвоте не прекращаются, вожу лучом вокруг. В моих

глазах слёзы, но я могу разобрать груду дров, мешки

риса, банки, банки и банки консервов, полки с едой.

Стаскиваю рубашку, это только одна из тр ёх, что на

мне. Делаю жгут, повязывая его выше колена.

Задыхаюсь,

когда

поднимаюсь. « Ты упадёшь в

обморок. На это нет времени. Дыши!»

Тянусь к дровам. Я должна согреть его. Должна его

вернуть. Я не врач; ради Бога, я изучала историю

искусства, но знаю, ч т о Айзек одной ногой в этой

чёртовой хижине, а другой в тумане за её пределами.

Один мешок риса распоролся. Я разрываю дыру и

быстро превращаю его в сумку, опорожняя зерно на

пол. Потом, прислонившись к стене, бросаю один,

два, три бревна в мешок. Хватаю с полки банку

кукурузного супа — она стоит ближе всего ко мне —

и бросаю туда же. В углу комнаты стальная лестница,

прислонённая к стене. Несмотря на холод, я потею,

потею и дрожу. Смотритель Зоопарка оставил нам

всё, что нужно, чтобы выжить... Сколько? Шесть

месяцев? Восемь? Всё это было здесь всё время, пока

мы голодали, и мы не знали. Я замечаю

металлический

ящик

с

большим

красным

медицинским крестом на нём. С трудом открываю

крышку. Внутри бутылки, так много бутылок. Хватаю

аспирин, избавляюсь от крышки, наклоняю голову

назад и полдюжины таблеток скользят в мой рот.

Нахожу рулон бинта. Разрываю пакет зубами, пока

материал

не

оказывается

в

моих

пальцах.

Наклоняюсь и оборачиваю его вокруг кости,

вздрагивая, когда ч увству ю горячую кровь на

пальцах. Я хочу посмотреть на бутылки, узнать, что

он оставил нам. Сначала Айзек.

Я вскрикиваю, когда разбираю лестницу... Она

заледенела от холода и времени и это вредит моей

нижней части тела, посылая повсюду стреляющую

боль. Лезу наверх, повернувшись спиной к стене,

держу ногу перед собой и использую руки и

здоровую ногу, чтобы поднять себя на каждую

ступеньку. Мои руки горят, ведь я тащу за собой и

мешок. Когда достигаю вершины лестницы, где

должна перенести ногу через колодец. Не существует

способа добраться до пола изящно и без боли. « Твоя

нога уже пострадала». Что ещё может случиться?

Смотрю на перелом: повреждён нерв, повреждены

ткани, я могу истечь кровью до смерти, умереть от

инфекции. « Много чего, Сенна». А потом, закрыв

глаза, перекидываю свою здоровую ногу на пол,

мешок болтается у меня на груди. Я встаю на

секунду, дрожу и хочу

умереть. « Ещё несколько

ступенек, ещё лестница, и я буду там. Во-первых,

консервный нож. Не так страшно», — говорю себе.

— « Кость торчит из твоей ноги. Это не может

убить тебя». Но это возможно. Кто знает, какую

инфекцию я могу подхватить после этого? Моя

зажигательная речь не приносит утешение. Если

Айзек умрёт, его смерть меня убьёт. Моя нога мешает

добраться до Айзека. « Не обращай внимания на ногу.

Спасай Айзека».

Легче сидеть на лестнице и поднимать себя

назад, выпятив больную ногу прямо, в то время как я

использую руки и другую ногу, чтобы поднять себя.

Выбрасываю мешок вперёд. Чувствую каждый удар,

каждое движение. Боль настолько сильна, что я уже

не кричу. Я максимально сконцентрирована, чтобы

не упасть в обморок. Потею. Чувствую, как реки пота

стекают по лицу и задней части шеи. Я использую

перила, чтобы поднять себя на верхнюю ступеньку, а

затем прыгаю к лестнице. Это будет самая трудная

часть. В отличие от лестницы в колодце, эта

расположена прямо перпендикулярно. Нет ничего,

чтобы опереться, перекладины узкие и скользкие. Я

рыдаю, прижавшись лицом к стене. Затем беру себя в

руки и взбираюсь на свой Эверест.

Я раскладываю дрова. Зажигаю их. Сначала

только од но полено, потом добавляю второе. Кладу

голову Айзека себе на колени и глажу грудь. Я

провела так много исследований, как писатель; знаю,