моих губ срывается стон. Он зарождается у меня в

горле, звук, напоминающий тот, который вы делаете,

когда удивлены, а потом в н ём звучат скорбные

нотки.

— Это просто забор, — говорит Айзек.

— Мы можем перелезть через него, —

добавляю я. — Он вроде бы не очень высокий. Три с

половиной метра, может быть...

— Он электрический, — отвечает Айзек.

Я резко разворачиваюсь, чтобы посмотреть на

него.

— Откуда ты знаешь?

— Прислушайся.

Я сглатываю и слушаю. Гул. О, Боже. Мы не

могли услышать его из -за семисантиметровых

толстых стёкол. Мы в клетке, как животные. Но

должен же быть какой-то выход. Электрический

провод, который мы можем перерезать... хоть

что-нибудь. Я смотрю на снег. Он охватывает деревья

за забором и падает изящной белой юбкой вниз на

крутой овраг, который тянется слева от дома. Там нет

дорог, нет домов и нет никаких проталин в белом

покрывале. Снег бесконечен. Айзек разворачивается

и идёт назад к дому.

— Куда ты идёшь?

Он смотрит себе под ноги и игнорирует мой

вопрос.

Чтобы

идти

по

снегу,

приходится

прикладывать

столько

усилий,

что

созда ётся

впечатление, будто поднимаешься по лестнице. Я

смотрю, как Айзек кружит вокруг задней части дома,

не зная, что делать. Я задерживаюсь ещё на

несколько минут, прежде чем след ую за ним,

радуясь, что иду по тропе, которую он протоптал.

Нахожу его перед постройкой, которая напоминает

сарай. Так как в доме нет окон, которые выходят на

эту сторону, я впервые вижу это строение.

Небольшая постройка находится справа от

сарая. Генератор, я полагаю. Когда я смотрю на

Айзека, то понимаю, что он не смотрит ни на сарай,

ни на генератор. Я следую за его взглядом мимо

пристроек, и у меня перехватывает дыхание. Я даже

дрожать перестаю, а просто стою. Тянусь к его руке,

и мы вместе пробираемся через снег. Мы снова

начинаем

дышать,

пока, прилагая

усилия,

прокладываем

себе

путь

по

снегу.

Мы

останавливаемся, когда достигаем края скалы.

Открывшийся перед нами вид настолько яркий и до

жути красивый, что я боюсь моргнуть. Дом стоит

задней стеной к обрыву. Наш похититель — наш

Смотритель Зоопарка — не дал нам возможности

насладиться этим видом. Похоже, что он пытается

сообщить нам что-то. Что-то, что мне совершенно не

хочется слышать. Вы оказались в ловушке, может

быть.

Или вы не видите всей картины. Я

контролирую всё.

— Давай вернёмся внутрь, — предлагает Айзек.

Его голос лишён эмоций. Он говорит как врач,

только факты. « Его надежды только что рухнули с

этой скалы», — думаю я. Он направляется обратно

без меня. Я остаюсь смотреть, смотреть на горные

просторы. Смотреть на опасный обрыв, в котором

падающее тело может превратиться в мешок из кожи

и жидких органов.

Когда я оборачиваюсь, Айзек несёт охапку

древесины из сарая в дом. « Это не дом», — говорю я

себе. — « Это камера посреди пустыни». Что будет,

когда мы останемся без пищи? Без топлива для

генератора? Я иду обратно к сараю и заглядываю

внутрь. Кругом горы из поленьев. Топор упирается о

стену недалеко оттуда, где я стою , а на задней стенке

сарая

несколько

больших

металлических

контейнеров. Я собираюсь исследовать их, когда

Айзек возвращается, чтобы взять ещё древесины.

— Что это? — спрашиваю я.

— Дизель, — говорит он, не поднимая головы.

— Для генератора?

— Да, Сенна. Для генератора.

Я не понимаю причину появления резкости в

его голосе. Почему он т а к говорит со мной. Я

приседаю рядом с мужчиной, тянусь к поленьям и

набираю охапку. Мы возвращаемся вместе и

загружаем

шкаф

в

гостиной.

Я

собираюсь

последовать за ним на улицу, когда он останавливает

меня.

— Оставайся здесь, — говорит Айзек, касаясь

моей руки. — Я принесу остальные.

Если бы он не коснулся моей руки, я бы

настояла на том, чтобы помочь. Но есть что-то в его

прикосновении. Мужчина что-то говорит мне. Я

приседают перед огнём, который он развёл, пока моя

дрожь не прекращается. Айзек делает ещё около

десяти ходок, прежде чем наш шкаф для поленьев

заполняется, а затем начинает выкладывать поленья в

углах комнаты. « На случай, если мы окажемся,

заперты снова», — думаю я.

— Можем ли мы оставить дверь открытой?

Вклинить что-то в дверной косяк, чтобы она не

закрылась?

Айзек проводит рукой по затылку. Его одежда

грязная и покрыта бесчисленными щепочками.

— И будем ли мы охранять дверь? В случае

если кто-то запрёт её посреди ночи?

Я качаю головой.

— Там нет никого, Айзек. Они высадили и

бросили нас здесь.

Кажется, что он пытается сказать мне что-то.

Это меня бесит. У него всегда была склонность

считать меня хрупкой.

— Что, Айзек? — говорю я со злостью в голосе.

— Просто скажи.

— Генератор, — отвечает он. — Я видел такие

раньше. У них есть подземные резервуары с

прилагающейся системой трубок.

Я не поняла его в начале. Генератор...

отсутствие окон в задней части дома... система

трубок для пополнения дизельного топлива.

— Боже мой, — я опускаюсь на диван и

зажимаю

голову

между

колен. Чувствую, что

начинаю

задыхаться. Слышу шаги Айзека по

деревянному полу. Он хватает меня за плечи и

поднимает на ноги.

— Посмотри на меня, Сенна.

Я слушаюсь.

— Успокойся. Дыши. Я не позволю, чтобы с

тобой что-нибудь случилось, хорошо?

Я киваю. Он трясёт меня, пока наши взгляды не

встречаются.

— Хорошо? — снова говорит он.

— Хорошо, — повторяю я за ним. Айзек

отпускает меня, но не отходит в сторону. Он

притягивает меня в объятия, и я зарываюсь лицом

ему в шею.

— Он заполнял этот бак, не так ли? Вот почему

нет окон в той части дома.

Молчания

Айзека

достаточно

для

подтверждения.

— Вернется ли он? Теперь, когда у нас есть

открытая дверь, и мы можем заполнить его сами? —

маловероятно. Теперь это наше наказание, когда мы

выяснили код? Награда и наказание: « Вы можете

выйти на улицу, но теперь это только вопрос

времени, прежде чем закончится топливо, и вы

замёрзнете». Тик-так, тик-так.

Айзек сжимает меня крепче. Я чувствую, как

напряжены его мышцы под моими ладонями.

— Если он вернётся, — говорю я. — Я

собираюсь его убить.

Я прекратила резать себя с тех пор, как

встретила Айзека. Не знаю, почему. Может быть,

потому, что он заставил меня чувствовать, и мне

больше не нужно для этого лезвие. Вот зачем мы это

делаем, не так ли? Режем себя, чтобы чувствовать?

Сапфира бы так и сказала. Дракон и её жизненные

нравоучения. « Поскольку люди могут выбирррать,

между злом или добррром, в действительности,

никто из них не относится ни к той, ни к другой

стороне».

Теперь чувств слишком много. Я хочу обратно в

свою белую комнату. Что можно противопоставить

порезам? Завернуться в кокон и никогда не выходить

из него. Я кутаюсь в перину на чердачной кровати,

так мы называем это место — чердак. Моя комната.

Место, куда похититель перенёс меня, и где переодел

в пижаму. Зачем он перен ёс меня сюда? Я не знаю,