когда я плеснул воду ей в лицо. Я мог бы написать

ещё десять тысяч слов, только слушая её смех. Мы

купили на рынке пять фунтов креветок и поехали

обратно ко мне домой. Я не знал, почему, чёрт

возьми, я попросил пять фунтов, но тогда это

казалось хорошей идеей.

— У тебя тоже она есть, — сказал я, когда мы вместе

чистили креветки над раковиной на моей кухне. Я

провёл пальцем вдоль креветки, указывая на тёмную

линию, которую необходимо вычистить. Она

нахмурилась, глядя на креветку в своих руках.

— Это называется «Испорченная Кровь».

— Испорченная Кровь, — повторила Бренна. — Не

похоже на комплимент.

— Возможно, но не для некоторых.

Она обезглавила креветку взмахом ножа и бросила её

в миску.

— Именно твоя тьма притягивает меня. Твоя

Испорченная Кровь. Но иногда она может погубить

своего хозяина.

Бренна отложила нож и вымыла руки, вытерев их о

свои джинсы.

— Мне нужно идти.

— Хорошо, — ответил я. И не двигался, пока не

услышал, как хлопнула дверь с сеткой. Я не

огорчился, что мои слова вынудили её сбежать.

Бренна не любила раскрывать душу. Но она

обязательно вернется.

КНИГА НИКА

Она не вернулась. Я пытался убедить себя, что

мне всё равно. Ведь вокруг полно женщин. Полно.

Женщины всюду, куда ни глянь. У каждой есть кожа

и кости, и уверен, что у некоторых из них, даже есть

серебряные пряди в волосах. А если такой пряди нет,

то уверен, что смог бы убедить их покрасить волосы.

Но когда убеждаешь себя, что тебе всё равно, это

лишний раз доказывает обратное. Каждый раз, когда

я оказывался на кухне, то ловил себя на том, что

выглядывал в окно, чтобы проверить, не стояла ли

она под дождём, осуждающе разглядывая сорняки,

проросшие на дорожке. Я так долго смотрел на эти

сорняки, что, в конце концов, не побоявшись дождя,

вышел и выдернул их один за другим. На это у меня

ушла вся вторая половина дня, и, в результате , я

подхватил насморк. Зато расчистил тропинку для

женщины.

Мне хотелось пойти и поискать её, но я ничего

о ней не знал. Всё то, немногое, что она рассказала о

себе, легко уместилось бы на моей ладони и осталось

бы ещё много места. Её зовут Бренна. Она пришла из

ниоткуда. Ей нравилось быть сверху. Она ела хлеб;

отрывая от него маленькие кусочки и укладывая их

на середину языка. Я задавал ей вопросы, но Бренна

умело переводила тему на меня. Мне слишком

сильно хотелось дать ей ответы, и в процессе я

забывал добиваться ответов от неё. Девушка

управляла мной, словно я какой-то самовлюблённый

тромбон. Ту-у-у, ту-у-у, ублажая моё самолюбие.

Должно быть, она считала меня дураком всё это

время.

Ту-у-у, ту-у-у.

Я вернулся в парк, в надежде снова столкнуться

с ней. Но что-то подсказывало мне, что тот день в

парке был счастливой случайностью. Это был не её

день, чтобы быть там, и он был не моим. Мы

встретились, потому что так было нужно, а я взял и

напортачил, сказав ей, что у неё Испорченная Кровь.

Я думал, что она знала. О, Боже. Если бы у меня был

ещё один шанс с ней, я бы слова не сказал. Молчал

бы и слушал. Мне хотелось познакомиться с ней

поближе.

Я часто садился за ноутбук и написал больше, чем за

несколько прошедших лет. Слова просто появлялись

на листе одно за другим, и я ощущал себя

писателем-Богом. Мне нужно больше времени с этой

женщиной. Наверное, если бы я провёл с ней год, то

написал бы столько книг, что хватило бы на целую

библиотеку. А если представить себе целую жизнь.

Она предназначена для меня. Я очистил весь двор от

сорняков, прибрался в шкафах, купил новый стол со

стульями для кухни. Дописал свою книгу. Отправил

её по электронной почте редактору. И продолжал

задерживаться

у

кухонного

окна,

тщательно

перемывая и без того чистую посуду.

Я снова встретил её на Рождество. Настоящий

рождественский день, когда готовят индейку,

украшают ёлки и заворачивают никому не нужные

или нежеланные подарки в яркую цветную бумагу. У

меня есть мать, отец и сестры-близнецы с

рифмующими именами. Я ехал к их дому на

рождественский ужин, когда увидел Бренну. Она

бежала по тротуару безлюдной улицы, направляясь к

озеру, а её светящиеся в темноте кроссовки освещали

асфальт под ногами. Она бежала очень быстро. Её

ноги сплошные крепкие мышцы. Готов поспорить,

девушка с лёгкостью могла бы обогнать лань, если бы

попыталась. Нажав на газ, я поехал быстрее и

припарковался на пустыре у индийского ресторана,

обогнав её на полмили. Я чувствовал запах карри,

сочащийся из здания: зелёный, красный и жёлтый.

Выскочив из машины, пересёк улицу, собираясь

перехватить её прежде, чем она достигнет озера. Ей

придётся пройти мимо меня, чтобы добраться до

тропинки. Я выглядел смелее, чем на самом деле

себя чувствовал. Она могла послать меня ко всем

чертям.

К тому времени, когда Бренна заметила меня, было

слишком поздно делать вид, что она меня не видит.

Девушка притормозила, затем остановилась передо

мной и упёрлась руками в колени. Я наблюдал, как её

спина вздымалась и опускалась. Она тяжело дышала.

— С Рождеством, — поприветствовал её я. —

Прости, что отрываю тебя от бега.

Она подняла голову и посмотрела на меня из

этого своего полусогнутого положения, подтвердив

моё предположение, что девушка не желала меня

видеть.

— Я не хотел расстраивать тебя в последний

раз, когда ты была у меня дома, — извинился я. —

Если бы ты дала мне шанс извиниться я бы…

— Ты не расстроил меня, — ответила она. А

потом: — Я закончила свою книгу.

Закончила свою книгу? Я разинул рот.

— За эти три недели, что я тебя не видел? Я

думал, ты только начала.

— Да, но я уже дописала её.

Я открыл и закрыл рот. У меня ушёл год, чтобы

закончить рукопись, и это, не принимая во внимание

время, которое я потратил на исследования.

— Так значит, когда ты ушла, ты ...?

— Я поняла, что должна была написать, —

сказала Бренна, будто это была самая очевидная

истина в мире.

— Почему ты ничего не сказала? Не позвонила

мне? — я чувствовал себя эмоционально зависимым

старшеклассником.

— Ты же автор. Я думала, ты поймёшь.

Я пытался подавить свою гордость и сказать ей,

что не понял. Я даже обед никогда в жизни не

пропускал ради того, чтобы закончить историю.

Никогда не чувствовал даже толику страсти,

достаточно сильной, чтобы побудить меня так

сделать. Я не стал говорить ей об этом потому, что

боялся, что она подумает обо мне. Об известном

авторе более десятка бестселлеров Нью-Йорка.

— О чём ты написала? — спросил я.

— О своей Испорченной Крови.

Меня прошиб озноб.

— Ты написала, что в тебе есть нечто дурное?

Почему ты так поступила?

В ней не было ничего претенциозного. Никакой

показухи, никаких попыток произвести на меня

впечатление. Она даже не пыталась скрыть жестокую

правду, которая напоминала ледяные струи воды,

направленные в лицо.

— Потому что это правда, — безразлично

ответила она. И я влюбился в неё. Ей не нужно

пытаться стать особенной. В ней есть всё то, чего нет

во мне.

— Я скучал по тебе, — сказал я. — Могу ли я