Шёл дождь. Я любила прикрытие, которое давал
дождь. Он защищал от жестокости солнца.
Возрождал вещи к жизни, заставляя их процветать. Я
родилась в пустыне, где солнце и мой отец чуть не
убили меня. Я переехала в Вашингтон из-за дождя,
потому что он привносил в мою жизнь чувство, что
моё прошлое смывается. Я смотрела в окно, пока
Айзек не протянул мне iPod. Он был довольно
потрёпанный. Любимый.
Там был саундтрек из фильма «Волшебная страна».
Я нажала на «плей», и мы ехали без слов. Ни с наших
уст, ни из музыки.
В ресторане, который назывался «Олив», пахло
луком и бараниной. Мы сели у окна, как Айзек и
обещал, и заказали гирос. Ни один из нас не
произносил ни слова. Было вполне достаточно
просто быть среди живых. Мы наблюдали за людьми,
проходящими по тротуару через дорогу. За
посетителями тренажёрного зала и посетителями
пекарни, и, как он обещал, иногда это были одни и те
же люди. Пекарня назвалась «Дырка от бублика». На
вывеске был большой розовый матовый пончик со
стрелкой в центре. Также на ней был большой
мигающий синий знак, который гласил: « Открыто
24/7». Люди в городе не спали. Я должна жить здесь.
У некоторых людей воля была сильнее, чем у
других, они только с любовью смотрели в окно
«Дырки от бублика» и спешили к машинам. Их
автомобили были в основном гибридами. Как
правило, гибридные водители задирали нос при виде
того, что вредно для них. Но большинство из них не
могло устоять перед искушением. Казалось, это была
злая шутка, правда. Я насчитала двенадцать человек,
которые сопротивлялись вызову быть здоровыми, но
последовали за запахом сдобы и липкой глазури. Мне
больше нравились э ти люди, лицемеры. Я могла бы
быть одной из них.
Когда мы поели, Айзек достал кредитку из
бумажника.
— Нет, — произнесла я. — Позволь мне…
Он, казалось, готов был спорить. Некоторые
мужчины не любят кредитные карты женского пола.
Я окинула его жёстким взглядом, и примерно через
пять
секунд доктор засунул кошел ёк обратно в
задний карман брюк. Я протянула свою карточку, что
было проявлением силы, и выиграла. Ли б о Айзек
просто позволил мне это сделать. Так или иначе,
было хорошо проявить немного силы. Когда мужчина
увидел, что я смотрю на магазин пончиков через
улицу, то спросил, хочу ли я один из них. Я кивнула.
Айзек привёл меня в магазин и купил
полдюжины. Когда он протянул мне пакет, тот был
горячий... жирный. Мой рот наполнился слюной.
Я съела один, пока доктор вёз меня домой, и мы
слушали оставшуюся часть саундтрека « Волшебной
страны». Я даже не любила пончики, просто хотела
узнать, что заставляло этих людей превращаться в
лицемеров.
Когда мы заехали на мою подъездную дорожку,
я не была уверена, собирался ли он зайти или оставит
меня у двери. Сегодня правила изменились. Я
согласилась выйти куда -нибудь с ним. Как будто у
нас свидание или, по крайней мере, дружеская
встреча. Но когда я открыла дверь, Айзек последовал
за мной внутрь и закрыл засов. Я поднималась вверх
по лестнице, когда услышала его голос:
— Сегодня я потерял пациентку. — Я
остановилась на четвёртой ступеньке, но не
обернулась. А следовало бы. Что-то вроде этого
стоило того, чтобы обернуться. Его голос прозвучал
низко: — Ей было всего шестнадцать. Её сердце
остановилось на столе. Мы не смогли спасти её.
Моё сердце колотилось. Я сжала перила до
такой степени, что вены проступили на руках, и
думала, что дерево могло сломаться под давлением.
Ждала, что он скажет что-то ещё, и, когда
доктор ничего не сделал, я поднялась по оставшимся
ступенькам. И после того, как попала в свою
спальню, закрыла дверь и прислонилась к ней
спиной. Почти так же быстро я развернулась и
прижалась ухом к дереву. Не слышала никакого
движения. Я сделала семь шагов назад до тех пор,
пока не упёрлась ногами в кровать, широко раскрыла
руки и упала назад.
Когда мне было семь, мать бросила отца. Она
бросила и меня, но, в основном, оставила отца. И
сказала
мне об этом, прежде чем вынесла два
чемодана за дверь и забралась в такси. «Я должна
сделать это ради себя. Он медленно убивает меня. Я
не оставляю тебя, я ухожу от него» .
У меня никогда не было мужества спросить, почему
мать не забрала меня. Я наблюдала в окно гостиной,
как она уезжала, прижав руки к стеклу и безмолвно
умоляя
ОСТАНОВИТЬСЯ...
Прощальные
слова,
которые она мне сказала: « Ты будешь чувствовать
меня, падая назад». Мать поцеловала меня в губы и
ушла.
Я никогда не видела её снова. А всё время
пыталась понять, что она имела в виду. Моя мать
была писательницей, одной из малоизвестных
вычурных писак, которые окружали себя цветом и
звуком. В конце семидесятых она опубликовала два
романа, а затем вышла замуж за моего отца, который,
как утверждала мать, высасывал из неё всё
творчество. Иногда мне казалось, что я стала
писателем просто, чтобы она заметила меня. Как
следствие, я была очень хороша в этом. И не
чувствовала её, падая назад.
Я смотрела в потолок и задавалась вопросом,
как чувствует себя человек, держащий чью-то жизнь
в своих руках, а затем, смотрящий, как она ускользает
прочь. Как Айзек. И когда это я начала называть его
по имени? Я чувствовала, что проваливалась в сон, и
закрыла глаза, приветствуя его. И проснулась от
собственного крика.
Кто-то держал меня, я извивалась то влево, то
вправо, чтобы вырваться. Я закричала снова, и
почувствовала горячее дыхание на шее и лице. Треск,
и дверь спальни распахнулась. Слава Богу! Кто-то
здесь, чтобы помочь мне . И тогда я поняла, что была
одна, погружённая в остаток сна. Здесь никого не
было. Никто не нападал на меня. Айзек склонился
надо мной, произнося моё имя. Я слышала, как
кричу, и мне было так стыдно. Я закрыла глаза, но не
могла
остановиться. Не могла отделаться от
ощущения жестоких, безжалостных рук на своём
теле, разрывающих, давящих. Я закричала громче,
пока мой голос не отрастил ногти и не вонзил их в
горло.
— Сенна, — произнёс доктор, и не знаю, как я
услышала его сквозь шум, который создавала, — Я
собираюсь прикоснуться к тебе.
Я не сопротивлялась, когда Айзек залез в
постель позади меня, и вытянул ноги по обе стороны
от моих. Затем приподнял меня, пока я не присела,
прислоняясь спиной к его груди, и обернул руки
вокруг моего туловища. Мои руки были сжаты в
кулаки, пока я кричала. Единственный способ
справиться с болью — дви гат ься, поэтому я
раскачивалась взад и вперёд, и он двигался со мной.
Его руки были якорем, связью с реальностью, но я
всё ещё была наполовину во сне. Айзек назвал моё
имя:
— Сенна.
Звук его голоса и тон немного успокоили меня.
Голос Айзека был медленным раскатом грома.
— Когда я был маленьким, у меня был красный
велосипед,
— произнёс он. Я должна была
прекратить кричать, чтобы услышать его. — Каждую
ночь, когда я шёл спать, я молил Бога, чтобы он дал
моему велосипеду крылья, чтобы утром я мог бы на
нём улететь. Каждое утро я выползал из постели и
бежал прямо в гараж, чтобы увидеть, ответил ли он