Симон Ле Бигр темной ночью возвращался из Шатобриана, когда недалеко от Тейе, в кустарнике, он увидел привязанную лошадь, которая человеческим голосом обратилась к нему с такими словами:

— Помнишь ли ты, Симон Ле Бигр, как мы встретились когда-то на берегу Пильского озера? Я подстрелил двух селезней, а было так холодно, что моя собака не полезла за ними в воду. Ты же по моему приказу это сделал.

К ужасу бедного Симона он узнал голос умершего маркиза, напомнившему ему о приключении, после коего Ле Бигр долго страдал ревматизмом.

— Я хорошо это помню, — дрожа, ответил Симон.

— Ну что же, — отвечала лошадь, — теперь моя очередь оказать тебе услугу. Слушай меня: сейчас тебе встретится мой господин. Он попросит у тебя нож. Но будь осторожен — это Дьявол и, если ты хочешь избежать смерти, протяни ему острие, а не рукоятку.

— Премного вам благодарен, — пробормотал бедняга.

Тут же, примерно в ста шагах, появился господин в огромных сапогах со шпорами и хлыстом под мышкой. Незнакомец вышел на середину дороги и громким голосом сказал:

— Дай мне нож.

Весь дрожа, Симон протянул ему лезвие своей финки. Сатана издал яростный крик и направился к кустарнику, где была привязана лошадь.

— Грязная скотина! Я говорил тебе, смотри у меня!

Он отрезал веревку, сел на лошадь и Ле Бигр услышал только, как ураган пронесся по лесу. Кустарники задрожали, ветки затрещали, из-под ног лошади, промчавшейся быстрее ветра, били искры.

Симон Ле Бигр отправился домой, но в ту ночь уснуть он не смог.

Жил когда-то в Лаворетт (департамент Тарн-и-Гаронна) парень, такой смелый, такой смелый, что получил он прозвище Жан Бесстрашный. Этот самый Жан дал клятву не жениться до тех пор, пока не испытает настоящего страха. Мать его от этого очень страдала и горевала днями и ночами.

Однажды, не в силах более терпеть, она отправилась к местному кюре за советом. Она хотела, чтобы тот придумал ему такое задание, чтобы Жан уж непременно сильно испугался.

Кюре вызвал к себе Жана и сказал:

— Вот, возьми эту епитрахиль и кропило… сегодня вечером ты пойдешь вон в тот дом: говорят, там появляется Дьявол. Твое дело его оттуда изгнать.

Следующей ночью Бесстрашный Жан отправился в дом, где появлялся Дьявол и, придя туда, спокойно развел огонь в камине, чтобы испечь себе картошки. Затем он сел почитать книгу.

Вскоре из камина высунулась рука, как бы обнимавшая огонь, затем еще одна… вылезла и нога, затем вторая… туловище и, наконец, голова… Дьявол отряхнулся и предстал перед нашим героем, скорее удивленным, нежели испуганным. Через некоторое время оба уже непринужденно беседовали и ели картошку.

Вдруг Жан уронил на пол свою картофелину и сказал Дьяволу:

— Подними…

Ничего не подозревая, Дьявол наклонился, чтобы поднять картофелину, а Жан сверху обвил его шею епитрахилью и начал кропить голову святой водой.

— Отпусти меня, — умолял Дьявол, вертясь от боли, — ты меня сожжешь, сожжешь…

— Я тебя отпущу при условии, что ты здесь больше не появишься.

— Обещаю, слово даю, отпусти… Я так страдаю…

Бесстрашный Жан снял епитрахиль и перестал кропить. Тело Дьявола тут же начало перемещаться. Один за другим его члены втягивались в камин и там исчезали. Больше он в том доме не появлялся.

Что же до Жана, так и не испытавшего страха, то он продолжал вести безбрачную жизнь к великой печали своих родителей и местных девушек, которые все до одной мечтали выйти за него замуж.

Лет сто назад — во времена моего деда — Дьявол жил в замке ла Фуртони, недалеко от Рибери, в Перигоре.

Это был Дьявол-трудяга. По ночам он выполнял самую разную работу. Каждое утро арендатор обнаруживал, что лошади обихожены, подстилки прибраны, в кормушках достаточно корма. Словно кто-то вставал в два часа ночи и к пяти утра уже заканчивал все дела.

Тем не менее, вспышки его ярости были весьма неприятны, равно как и его злые шутки. Так, каждое утро на шатком балконе находили огромные куски известняка, грозившие упасть и убить какого-нибудь прохожего. Всякий раз приходилось что-то делать — или сбрасывать их на землю, или перетаскивать куда-нибудь подальше. Однако ночью Дьявол опять приволакивал откуда-то точно такие же.

Легенда местечка Сент-Катрин повествует о жадных охотниках, раскопавших небольшую пещеру, расположенную недалеко от овальной башни Шато, в Балагере (Арьеж). Там, освещенные огнем свечей (candelos), сияли куски золота и серебра, нависавшие под сводами, подобно сталактитам. Как только охотники протянули к ним руки, они увидели маленького старичка, что-то варившего в котелке (era ola) и внимательно смотревшего на незваных гостей. Охотники заметили, что у него вместо ногтей на руках и нижних конечностях — кошачьи когти. Сделав тут же ноги, они все же прихватили несколько кусков золота, однако под действием какой-то таинственной силы золото исчезло. Охотники вернулись домой с пустыми карманами, но хотя бы живые, здоровые и довольные, что их отпустили на все четыре стороны. С тех пор никто больше не пытался искать в тех краях сокровища — ведь хранитель их был по-истине ужасен.

Жила некогда в одной деревне крестьянская семья — отец, мать и трое еще совсем маленьких сыновей. Как-то раз отец, который понял, что им не прожить каждодневным тяжким трудом, объявил, что пора сниматься с места, и вскоре все они вместе отправились в Париж. После долгого пути семья, наконец, добралась до столицы и с большим трудом нашла крышу над головой. В конце концов, после долгих поисков работы они вошли в долю с таким же бедным семейством местных старьевщиков. Через пару лет жена умерла, и отец остался один с тремя повзрослевшими сыновьями. Старшему, Франсуа, было восемнадцать, среднему, Жану, шестнадцать, а самому младшему, Полю — четырнадцать. Быть старьевщиками им не хотелось. И старший сказал:

— Отец, я хочу пойти добровольцем в армию.

Старик благословил сына и его взяли в 24-ю колониальную дивизию, которая стояла в Перпиньяне. Через шесть месяцев Франсуа стал капралом, а еще через год — сержантом. Начав зарабатывать небольшие деньги, он посылал их отцу.

Прошло еще два года. Жану исполнилось восемнадцать, и он пожелал сделать то же самое. Отцу очень этого не хотелось, но в конце концов свое благословение он ему дал. Жан отправился служить туда же, где служил его брат, в 24-ю колониальную, и тоже стал капралом. А старший брат уже получил должность сержанта-каптенармуса.

Прошло еще два года, и в армию запросился младший, Поль. Отцу очень хотелось, чтобы сын остался дома, — ведь он превращался в одинокого старика, и благословения своему сыну он давать не желал, но что поделаешь? Пришлось все-таки согласиться. Поль отправился туда же — в 24-ю колониальную, и через полгода тоже стал капралом. За такое короткое время старший брат получил звание главного сержанта, средний — сержанта, а младший — капрала. Вот это да! Жалование свое им удавалось и отцу посылать, и небольшие вложения в ренту из него делать. И братья уже считали себя богачами, счастливо избежавшими ремесла старьевщиков.

Через два года старший связался с дурной компанией, загулял и к тому же проиграл в карты все деньги, которые задолжал собутыльникам. А это действительно было бедой. Франсуа пытался было просить у сослуживцев, но никто ему ничего не дал. И бедного каптенармуса стали навещать мысли о самоубийстве, однако в конце концов он подумал:

— Ну, хорошо, а что на это скажут братья…

И в конце концов он им все рассказал. Братья посоветовались и решили: самоубийство — это все же не дело, лучше просто дезертировать. На следующий день, как только стемнело, все трое покинули казармы. Одеты они были в военную форму, и им пришлось плутать и заметать следы. Всю ночь и следующий день братья провели в лесу.