Он находит Наполеона на том же месте, что и день назад. Наполеон сидит за столом перед кабинетом директрисы и задумчиво смотрит в стену перед собой, пока в его поле зрения не появляется Илья. Он сидит в футболке, и Илья видит, что у него есть несколько мелких царапин, как если бы Наполеон вылез из кустов шиповника.

– Как раз думал о том, придешь ли ты сегодня. Снова на кофе? – Наполеон трет нос пальцами и бросает взгляд на дверь сбоку от себя. – Пойду отпрошусь.

Илья кивает, провожая взглядом исчезнувшего в кабинете Наполеона. На столе у него снова лежит книга, и Илья подходит ближе, чтобы увидеть обложку, – «Пиф-паф, ты – мертв». Илья двумя пальцами открывает страницу, на которой оставлена закладка, и бегает взглядом по последней строчке: «Я хотел, чтобы вы были мертвы, но не хотел убивать вас». Илья молча закрывает тонкую книгу, откладывая ее в сторону.

– Я свободен до завтрашнего дня, – Наполеон засовывает руки в карманы шорт, глядя на него.

– Можешь подвезти меня тогда до еще одного человека? За чашку кофе.

Кофе был чем-то вроде валюты. Вместо денег за бензин и потраченное время Илья решил покупать Наполеону кофе, раз уж он того так желает. Причем он видел, что сам Наполеон был не в восторге от того, что готовили в местных кафе, но старательно натягивал улыбку после каждого глотка. Видно, не только приезжие понимали, что в этом городке с кофе настоящая беда.

– И к кому мне подвезти тебя на этот раз? Очередной учитель, которому нужно ткнуть средний палец под нос? – Наполеон смотрит на него несколько исподлобья, прижимая ко рту белую кружку с разводами. – Ты приехал сюда на автобусе?

– Нет, надо заехать к одному знакомому. Нет, приехал на машине.

Илья отворачивает от Наполеона голову, рассматривая людей, пришедших в кафе. В основном подростки, не знающие, чем себя занять, и старики, занявшие места возле окон, чтобы, видимо, потратить весь день на наблюдение за прохожими. Илья не знает, как объяснить Наполеону, почему он не берет свою машину и не едет один. Отчасти потому что сам не имел ни малейшего понятия, как можно ответить на такой вопрос и не выглядеть конченым придурком. К счастью, Наполеон понимает все без слов и не расспрашивает о причинах.

Когда Наполеон допивает свой кофе, часы, висящие над дверью, показывают уже четыре часа дня. Илья не слишком уверен в том, куда ему нужно ехать, но надеется, что помнит адрес верно.

Наполеон не задает лишних вопросов, когда Илья называет улицу и дом, только включает стереосистему, ловит нужную ему волну на радио. За это, думает Илья, ему и нравится Наполеон. Они знакомы с ним второй день, а он не лезет с ненужными расспросами, не роется в прошлом Ильи и не требует особого внимания, рассказывая истории из детства. Если бы все были такими же, Илья бы, возможно, стал бы больше общаться с людьми.

На улице тепло. Почти жарко. По лобовому стеклу резво бегут солнечные блики. У Ильи мокнет спина, хоть он и сидит, почти наполовину высунувшись в окно. А Наполеону, кажется, вполне нормально. Невозможно представить, чтобы такой человек, как Наполеон, в принципе мог вспотеть. Он сидит, негромко мыча, подпевая песне, играющей по радио: «О, детка-детка, не отпускай меня, не отпускай меня». Илья помнит эту песню. Ее очень любил слушать отец в их поездках к озеру, в котором, по слухам, жило лохнесское чудовище. Отец убеждал Илью в том, что знаменитая Несси на самом деле живет у них, в их забытом боге городке, а не в другой стране, и Илья верил. Доходило до того, что в книгах про мистических существ он зачеркивал строчку, в которой говорилось, что лохнесское чудовище живет в озере Шотландии, и приписывал правильное, по его мнению, название. И удивлялся, почему все вокруг так в этом заблуждаются.

Несси исчезла из жизни Ильи тогда же, когда исчез и отец. Мама говорила, что он ушел в другую семью и больше не хотел его видеть. И Илья никогда не видел его ни на причале, ни на озере, ни в городе. Как бы ни искал. Лишь потом он узнал, что отец умер от заболевания легких, название которого Илья в детстве не мог произнести. Мать, впрочем, не слишком долго горевала, найдя свое спасение в лице Кристен, выступающей с джазовыми песнями в баре «Кроличья нора» каждую пятницу и субботу.

– Мы приехали.

Илья моргает, и Несси исчезает из его глаз. Вместо нее перед его взором появляется двухэтажный дом, отделанный светло-серым деревянным покрытием и белой черепицей на крыше, с небольшой верандой, под которой дремлет маленькая дворняга. Илья вылезает из машины и подходит к почтовому ящику, стоящему возле низкого забора, читая фамилию, напечатанную на нем, – Абрамс. Последние две буквы слегка потертые, но суть от этого не менялась. Он приехал в нужное место.

Илья тихо вздыхает, когда его по плечу сзади хлопает Наполеон. Он вытягивает шею, заглядывая ему через плечо, и снова вскидывает бровь, слишком выразительно, будто он действительно удивлен.

– Мы приехали в нужный дом?

Илья кивает и осторожно толкает калитку, не запертую на замок. Значит, Джереми должен быть дома. Когда Илья переступает порог участка, дворняжка, лежащая под верандой, оживляется, вскакивает и несется на него со звонким тявканьем. Наполеон, ступающий чуть позади, усмехается.

Дворняга заливается лаем, прыгая вокруг высокого Ильи, едва доставая в прыжке до колена. Стоило ей заметить сзади Наполеона, и она тут же забыла о первом, начиная скакать уже вокруг него. Илья никогда не любил собак. Особенно мелких. Слишком уж шумными были они, а толку было не больше, чем от пугала в огороде.

Дверь, покрытая облупившейся белой краской, со скрипом открылась, и Илья остановился, подняв взгляд на вышедшего тощего мужчину. Он щурит глаза, глядя на незваных гостей, и Илья вбирает больше воздуха в легкие. Это Джереми. Не может быть не он. Все тот же прищур, все то же тощее тело.

Наполеон останавливается рядом с Ильей и поднимает на него взгляд, пальцами трогая запястье.

– Он?

Илья кивает, глядя на человека, которого не смог бы забыть даже при всем желании.

– Я могу чем-то помочь? – у Джереми низкий, хриплый, насквозь пропитый голос. Из-за полов длинного халата видны тощие, как две палки, ноги, из рукавов торчат такие же палки-руки. Только подойдя ближе, Илья видит, что лицо мужчины покрыто морщинами, несвойственными для тридцатилетнего человека, а под глазами фиолетовые синяки.

– Меня зовут Илья. Может быть, ты помнишь меня.

Джереми хмурится, глядя то на него, то на Наполеона, стоящего позади, и Илье кажется, что у него в голове сканер, через который он их прогоняет.

– А, ты же этот, русский… Как там твоя фамилия? Никогда не мог ее запомнить, – он говорит монотонно, а вид у него настолько безликий, что Джереми мог бы без маски грабить банки.

– Курякин.

– Да-да, точно, Курягин, – он отмахивается, открывая дверь настежь и заходя внутрь. – А это твой парень?

– Курякин, – терпеливо повторяет Илья, направляясь за мужчиной. Он был уверен, что при встрече выбьет ему глаз. Но, видимо, глаз ему уже успели выбить. Причем не один. – Нет, это мой знакомый.

– Меня принимают за твоего парня просто потому, что я стою рядом с тобой? Да ты был мачо, я смотрю, – Наполеон улыбается, заходя за ним следом в дом и закрывая дверь прямо перед носом подскочившей дворняги.

Дома у Джереми пусто. Слишком пусто для такого большого дома. Пара шкафов, старые часы с раскачивающимся маятником, низкий стол, заваленный утренними газетами и пол, устеленный пустыми бутылками и туалетной бумагой вместо ковра.

– Потрепала же тебя жизнь…

– Да пошел ты.

Наполеон ногой отодвигает бутылку, лежащую на полу, и поднимает взгляд на занавешенные окна. Илья бросает на него взгляд через плечо и думает о том, что Наполеон наверняка жалеет, что не остался ждать в машине.

– Ты помнишь меня, Джер? – Илья заходит за ним в комнату и осматривается. Полная противоположность дому мистера Хаггинсона: намного просторнее и темнее. Джереми падает на диван и протягивает своим гостям по бутылке, выбирая еще не открытые из кучи, стоящей на столе рядом. Старый телевизор, изображение на котором мигает, передает последние новости: в Нью-Йорке открылся новый музей естествознания, а в Техасе наконец-то задержан серийный убийца, пойманный на месте преступления.