– И какого же?

– Моя сеть никогда не будет сканироваться федералами.

Не вижу лица журналистки, но уверен – она впечатлена. Наверняка впечатлена. Переступаю с ноги на ногу, так хочется проверить догадку.

– Смелое заявление, – говорит. – Не так давно мои коллеги обнаружили слитые данные ваших доходов, и многим, в том числе и мне, показалось, что они несколько не совпадают с вашими акциями.

– А я листовки ночами раздаю, – Сергей даже не меняется в лице, только носком ноги покачивает, глядя на нее. – Правда, Олеж? – киваю, даже не задумываясь. Это не вранье – это сарказм. Это не считается.

– Листовки на три миллиона? Даже если вы будете раздавать их круглыми сутками, вы не сможете столько заработать. А вот если, допустим, взломаете сайт какого-нибудь банка, чей-нибудь лицевой счет, скажем, вашего конкурента Евгения Шляпина, у которого как раз недавно пропали три миллиона… Ровно столько же, сколько у вас лишней прибыли.

И тут уже встреваю я. Даже не успел подумать. Инстинкт закрыть Сергея – в первую очередь.

– Клевета уголовно наказуема.

– Я не с вами разговаривала.

И только хотел огрызнуться, как Сергей снова заговорил (вспоминаю с некоторым теплом, честно говоря):

– А вы не затыкайте его. Представьте, что это мой адвокат. Раз уж вы начали обвинять меня в чем-то, не имея доказательств, поиграем в суд. У Олега как раз юридическое образование, – это частичная правда; я только после первого курса ушел, но это можно опустить, враньем не будет. – Только вот скажите, Юлия, на кой черт мне эти ваши три миллиона, когда я – самый богатый человек в этой стране?

– Если быть точным, не самый.

– Да мне насрать, – он морщит нос, и тот кажется совсем рыжим из-за веснушек. – Просто скажите, зачем мне, настолько богатому человеку, какие-то жалкие три миллиона, когда по всей стране у людей зарплаты до десяти тысяч не доходят?

– Тогда объясните возникновение этих трех миллионов на вашем счете.

– Лучше бы вы так следили за чиновниками, ворующими у людей ежедневно, чем за мной.

– Я не сомневалась, что вы увильнете от ответа.

Я смотрю на Сергея и вижу, что в его глазах появляется тот самый огонь, который я видел каждый вечер перед очередным убийством. Я видел – сейчас он способен. Я видел – он закипает и теряет терпение и самообладание. У него краснеют кончики ушей, за которые заправлены волосы, и он начинает раздраженно медленно перебирать пальцами по подлокотнику дивана. Я дожидаюсь, когда он поднимет взгляд, чтобы сказать ему одними губами: «Только прикажите». И от этого Сергею, как ни странно, становится легче. Остывает.

– Вопрос не для публикации, но ваш головорез всегда у всех стоит над душой? – она смотрит на меня через плечо так, словно я уже вытащил нож, чтобы воткнуть ей в хребет.

– Только если я смогу задать вопрос в ответ.

– Если того хотите.

– Тогда ответ не для публикации, – передразнивает ее Сергей, заставляя повернуть голову обратно. – Да, у всех. Потому что в России полно людей, мечтающих меня убить. В том числе и вы, Юлия, – и снова улыбается, еще более хищно. – Теперь моя очередь. У вас роман с ментом?

– Простите?

– Ну, вы же не думаете, что я совсем не сижу в интернете. Я, конечно, не слежу, что обо мне пишут, – он пожимает плечами нарочито безразлично и протягивает ко мне руку, пару раз сгибая пальцы (понимаю его без слов и молча подаю его кружку с остывшим кофе). – Так и свихнуться недолго. Но я уверен, что нигде мои затраты опубликовать не могли. Потому что об этом бы я узнал, – делает глоток и поднимает взгляд. – Такие данные могут быть только у служб. То, как вы говорите, рассуждаете и ненавидите меня, наталкивает на определенные выводы. Я ведь прав? Ненависть ко мне подогревает еще и ваш любимый мусор, а? Ох, простите, уважаемый товарищ милиционер.

– Вам очень повезло, господин Разумовский, что диктофон отключен. Вы и так достаточно прославились своими высказываниями, – и вдруг я замечаю что-то. Что-то, чего раньше не заметил. Смотрю – поблескивает что-то из-под крышки клатча. И, как верный охранник, решаюсь осмотреть. Так, на всякий случай. Присаживаюсь и приподнимаю крышку. Если бы вы только знали, как внутри меня все ликовало. Я ощущал себя охотничьим псом, самолично убившим утку, которую теперь нес прямо в руки своему хозяину. – Моя личная жизнь никак не может влиять на мое мнение о вас. А вот ваши высказывания по поводу нашей милиции очень даже интересны, – я встаю на ноги и ловлю на себе вопрошающий взгляд Сергея. Он вряд ли слушал ее последнюю минуту – Сергей, все-таки, очень внимательный и наверняка заметил, чем я был занят. Я опускаю взгляд на клатч и перевожу его в сторону диктофона на столе. И снова смотрю на Сергея – вот ваша утка, хозяин, лично загрыз.

И вижу в его глазах искреннее возмущение и восторг. Утка хороша.

– Сейчас, Юлия, вы встаете, оставляете оба диктофона у меня на столе, разворачиваетесь и проваливаете, – голос подрагивает. Чувствую – приближается буря. Та самая, за которую я готов убивать.

Журналистка пытается возмутиться, а Сергей – хрясь – бьет по подлокотнику, вскакивает и рявкает на нее, как на девчонку:

– Да чтоб меня смела обвинять оборванка, которая не может выполнить элементарную просьбу засунуть гребаный диктофон в задницу и не вытаскивать его! – и вот он огонь в его глазах, вот эти искры, горящие в самых зрачках, и вот его перекошенное от гнева лицо. – Онанируете на закон, а сами не гнушаетесь ложью и незаконным достижением своих целей. Это так типично по-русски!

Она пытается что-то возразить, но я стою с ее клатчем в руке, вытряхиваю из него диктофон на пол. И давлю ногой, даже не задумываясь.

Юлия встает – нужно отдать должное. На ее месте любая начала бы уже психовать, а она держится, гордая такая, осанистая. Будь она на нашей стороне, думаю, была бы ценной журналисткой. А так ее судьба была предрешена изначально. Моей вины здесь нет.

– Что ж, на этом интервью окончено, спасибо, – даже старается говорить ровно – понимает, что пойманным с поличным сопротивляться бесполезно, – разворачивается и идет к двери. Преграждаю ей путь – Сергей еще не давал мне разрешения ее отпустить.

– Интервью не было, Юлия. По закону я могу запретить вам его публиковать. Наказание за ваше вранье. Если встречаетесь с ментом, должны знать закон, – он улыбается уже довольнее, когда кивает мне, чтобы я выпустил журналистку. Он разгромил ее. Всухую. И я был в полном восторге. Клянусь, умей я выражать эмоции ярче… Хотя, думаю, по моим глазам все было ясно.

Сергей остывает. Садится обратно на диван и массирует виски. Не думаю, что у него действительно болела голова после криков, но я почти уверен, что ему нужна была публика в моем лице, а публике нужно было дать понять, как он утомлен.

– Мне разобраться?

– Лучше приберись. С ней уже разберется редакция, – он откидывается на спину и ложится на диван, закрывая глаза ладонью.

А я все думал, насколько внимательным должен быть Сергей, чтобы за несколько реплик узнать, когда и с кем эта журналистка успела погулять. Вот и решил ради интереса спросить. А он посмотрел на меня, как на полоумного, и как засмеялся:

– Смешной ты, Олеж. Я ведь создатель сети, в которой она зарегистрирована. Думаешь, у меня нет доступа к личным сообщениям?

Я правда не думаю, что я сделал хоть что-то плохое. В конце концов, это всего лишь возможность Сергею отдохнуть от людей, а людям – от него. Я держу в подвале не абы кого. Я держу в подвале человека, убивающего по ночам бездомных, я держу в подвале того, кто нарушает личные границы других людей, пусть и враждующих с ним. Я держу в подвале человека, который мне дороже целой вселенной, и я уверен, что в этом нет ничего дурного. Я просто человек, который сделал хорошо всем в этой стране.

Я ни в чем не виновен. И я готов поклясться в этом.

========== Самопознание ==========