Затем я поворачиваюсь к ней. Даю ей возможность увидеть мою ярость, Жестокую Айлиэн, которую Лоннрах видел в зеркале. Мы одинаковы, ты и я. Та бесчеловечность, которую он увидел во мне, отражает его самого. Теперь я знаю, что горе вырезало части меня, оставив пустоту. Она заполнилась темнотой, которая теперь въелась в мои кости. Спящее чудовище.

Я выдаю лишь одну команду.

- Считай. Считай, сколько лет.

Молчание Эйтиннэ, кажется, длится целую вечность, выражение лица ничего не говорит. Наконец-то она начинает.

- Один, - ее голос дрожит, дыхание учащается, - два, - слово застревает в горле, я почти говорю ей остановиться, - три, - последнее слово. Простое слово, что заставляет ее согнуться пополам, закашливаясь до тех пор, пока кровь не забрызгивает штаны.

- Три года, - шепчу я.Наверное , мне следовало бы помочь ей, убедиться, что с ней всё в порядке. Но я не могу. Жестокая Айлиэн взяла на себя контроль над моим телом и разумом. Три года. Три. Года.

- Охотница, - едва выдыхает она, - подожди.

Я едва слышу ее. Всё вокруг расплывается, когда я поднимаюсь по скрипучим ступенькам. Крючок, на котором когда-то висела наша семейная фотография, до сих пор здесь, у верхушки лестницы, застывший на грязных, оборванных обоях.

Я перешагиваю через порванные портреты моих предков и направляюсь к моей спальне. Складывается впечатление, будто все разграблено. Осколки лампы хрустят под ногами, покрытые толстым слоем грязи. Прямо над моей кроватью обвалилась крыша. Хоть комната и находится под открытым небом - воздух вокруг затхлый. Даже голуби не соизволили здесь жить.

Среди хлама в углу лежит штурвал от старой шхуны, который раньше весел на стене. Вся мебель в комнате сломана и разбросана, почернела от времени и непогоды.

- Лоннрах будет искать тебя, - голос Эйтиннэ охрип. Она стояла рядом и вытирала кровь с губ, - мы должны уходить. Здесь небезопасно.

Я слышала ее, но от шока едва понимала, о чем она говорит. Словно она находилась на другом конце просторной долины.

Я подхожу к шкафу, где разбросаны, гниют и пылятся рваные остатки моих шёлковых платьев. Из-под деревянных обломков и кусков одежды выглядывает край сундука. Я отряхиваю его от старой ткани, которая буквально рассыпается от прикосновений, и открываю его.

Пожалуйста, окажись на месте. Пожалуйста, будь здесь.

На глаза наворачиваются слёзы, когда я замечаю тартан моей матери в сундуке. Он все еще здесь, ничем не тронут и не испорчен временем. Я глубоко вдыхаю, запах шерсти всё такой же, как и раньше, чистый и приятный.

Лёгкие нотки табачного дыма напоминают мне об отце, и я теряю контроль. Падаю на колени и пытаюсь сдержать слёзы. Не плачь, твержу себе как всегда, не плачь.

Я обхватываю тартан руками и прижимаю к лицу. Пытаюсь вспомнить. Я стараюсь изо всех сил, но воспоминания из моей прежней жизни не приходят. Пока я отчаянно не надавливаю ногтями на шрамы от укусов Лоннраха на моей руке, чтобы вернуть образ мамы. Это отметка - ее улыбка. Эта - её смех… Эта отметка несёт в себе тысячи маленьких моментов, слов и поступков, в которых она говорит “Я люблю тебя”, “Ты драгоценна” и “Ты важна”.

Но я не могу сама вспомнить ни один из них.

- Я не могу вспомнить, - шепчу Эйтиннэ, зная, что она всё ещё рядом. - Сама больше не могу.

Эйтиннэ лишь молча приседает рядом и заглядывает в сундук.

- О, удобная одежда, - она, не думая, вытягивает штаны, пальто, рубашку и сапоги - всё то, что я держала внутри. Моя старая одежда для охоты на фейри…

- Надень это, мы должны идти. Кадамаху будет интересно узнать, почему мы не прошли через портал там, где должны были.

Этот дом - всё, что осталось от моей мамы и прежней жизни. Если мои воспоминания исчезнут, будет нечего вспоминать. Я уже потеряла всё, что мне дорого, а воспоминания в этом доме пока ещё единственное, что осталось, хоть и в таком состоянии. Если же я уйду…

- Не сейчас. Ещё несколько минут.

Эйтиннэ нетерпеливо сверлит меня взглядом, очень уж похоже на ее брата.

- У нас нет на это времени, - она тянется ко мне, но я отпрыгиваю в сторону.

- Нет, - резко говорю я, - не прикасайся ко мне.

Лоннрах так же тянулся до меня, хватал сильно за плечо, если я не двигалась достаточно быстро.

Я не пропускаю горечь, мелькнувшую в её взгляде, словно она прочла мои мысли.

- Мне нужно подлечить тебя, - сказала она осторожно, подняв руки вверх, словно приближалась к одичавшему животному, - твои ноги кровоточат, и я всё ещё чувствую яд в твоей крови. К тому же, мы должны уходить.

Я всегда убегаю. Это никогда не закончится. Лоннрах впечатал себя в мою жизнь тем же способом, что и его сестра. Пусть она и убила мою мать, но он… Он монстр, скрывающийся в темноте. Он крадёт мою душу кусочек за кусочком, отскребывая части моей жизни, пока от неё совсем ничего не останется.

Теперь ты по себе знаешь, каково это, чувствовать себя беспомощным.

- Почему я не могу вспомнить? - спрашиваю я Эйтиннэ, не двигаясь, когда она прижимает руки к моим вискам. Её прикосновения мягкие и аккуратные, словно боится навредить раненной птице.

- Ты можешь, - её взгляд спокойный и внимательный, - но он оставил свой след в твоём разуме. Воспоминания исчезают из-за его воздействия. Если ты хочешь, я могу помочь.

- Помочь?

Покалывающая боль от исцеления снова начинает появляться. Сначала я вздрагиваю, но потом позволяю этому чувству нахлынуть на меня теплой волной. Я здесь. Жива. Это я. Это все еще я. Я могу создать новые воспоминания поверх старых.

После того, как мои раны исцелились, а яд перестал действовать, Эйтиннэ отходит. Она тяжело дышит, тонкая струйка крови от кашля стекает по подбородку.

- Айлиэн.

Она произносит мое имя. Просто имя. Это было так давно, когда я слышала его, что почти забыла, что оно у меня вообще есть. Лоннрах всегда называл меня Охотницей. До этого имя было единственной вещью, что принадлежала мне. Охотница - оскорбление. Охотница - вещь. Охотница - долг. Я просто девочка. Я просто девушка. Айлиэн Кэмерон. Кэм.

Эйтиннэ говорит мне:

- Я могу помочь тебе забыть.

На мой немой вопрос, она продолжает.

- То, что Лоннрах сделал с тобой. Место, где он держал тебя, - она смотрит на мои отметины. - Я смогу сделать так, чтобы ты думала, будто получила их в бою.

Боже помоги мне, это искушение. Я не качаю головой, не говорю “нет”, даже тогда, когда она касается руками моего лица, когда ее пальцы завиваются в мои волосы, и она закрывает глаза.

Её сила согревает мою кожу, успокаивает, утешает. Мои воспоминания об этом месте начинают исчезать, размываться, как стекло, покрытое туманом. Она забирает их себе, воруя их у меня так же, как и Лоннрах.

Я хочу все знать. Я заберу все твои воспоминания, если потребуется.

- Хватит! - я вырываюсь из ее рук и понимаю, что нахожусь здесь, в руинах собственного дома. - Это мои воспоминания, мне их нести, - говорю я. - Не твои.

Эйтиннэ снова вытирает кровь со своих губ, прижимая рукав. Неверие появляется в ее глазах.

- Ты думаешь, что заслужила то, что случилось, не так ли?

Я зажимаю тартан моей матери в обрызганных грязью руках, вспоминая, почему оставила его в сундуке перед боем. Я чувствовала, что маме не понравилось бы то, кем я стала. Часть меня надеялась на то, что я спасу город и наконец-то, наконец-то буду достойна носить его.

Я чувствовала свою вину долгое время после поражения в ту ночь Дикой Охоты. Часть меня до сих пор ее чувствует.

Прежде, чем я успеваю ответить, Эйтиннэ говорит:

- Здесь нет ничего такого, через что бы я уже не прошла. У Лоннраха было две тысячи лет, чтобы сломать меня, и он не смог.

Она снова тянется ко мне. Даже когда я уворачиваюсь, она продолжает держать свою руку ладонью вверх. Предложение. Освобождение.

- Ты была захвачена во время выполнения задачи, которая никогда не предназначалась тебе одной. Ты не несешь ответственности за то, что мы с Кадамахом начали. Поэтому я предлагаю нести их за тебя.