Я остановилась.

— Ты хорошо читаешь, — хрипло произнес он, и я услышала нотки восхищения в его голосе. Потом наступила тишина, я восприняла это как намек продолжить.

Я опять начала читать. Такую книгу я никогда бы в жизни не взяла для себя. Во-первых, в ней имелись все виды британских идиом и сленга, мне это было совершенно чуждо, что создавало определенные сложности при чтении.

Рассказчику было тридцать пять, он был наполовину британец, наполовину американец, кинорежиссер, пресытившейся этой жизнью, по имени Джон Селф, который мимолетно язвительно подтрунивал над собой, курил одну за одной, беспробудно пил, пресыщался удовольствиями, увлекался порнографией, бесконечно трахался и был настоящей свиньей, ненавидя всех женщин!

Сначала он представлялся мне змеем, который скрутился вокруг моей руки. Мне показалось, что я должна его отшвырнуть. Поскольку знала, что змеи хладнокровные ядовитые, бесчувственные твари. Его кожа была вся в чешуйках, ужасной, брррр. У меня даже почему-то сложилось впечатление, что этот змей скорее напоминал скользкого червяка.

Но стоило мне дотронутся до змея, его тело оказалось теплым и сухим с узором в виде переливающихся ромбов. Он издал тихий звук, раскачиваясь на моей руке, и тут произошло нечто совершенно чудесное, он разорвал свою кожу. Затем показался его тонкий раздвоенный язык, который слегка прошелся по моей руке. Щекоча.

Джон Селф, как змея двигался вверх по моей руке! Я была полностью очарована им. Мужчина прямиком, обгоняя всех, направлялся к Дизастервиллю [2] .

В первых абзацах его самого вышвырнули ночью в дождь на 99 Стрит из такси, потому что он назвал нью-йоркского таксиста расистом и мудаком. Далее он попал в стрип-клуб на Сорок Четвертой, слишком много выпил, стал порочно разглядывать танцующую девушку, мечтая о ней в пьяном бреду, начал приставать к ней и его выкинули из клуба тоже.

После первой главы, я остановилась, чтобы сделать большой глоток чая.

— Что ты думаешь о книге? — спросил Кит.

— Я пока не уверена, — сказала я с улыбкой, и вернула пальцы на точки, продолжая чтение.

Вскоре я начала жалеть Джона. Мужчина сам себе рыл яму. С каждой страницей его положение становилось все хуже и хуже.

«Господи, я никогда не хотел никому причинять никакого вреда. Единственное, что мне хотелось провести хорошо время, — крикнул он, в своей эгоцентричной манере, сбитый с толку, после того как увлекся нездоровой пищи, алкоголем и порно. У него была девушка англичанка, Селена Стрит, которую он называл «горячая сучка» и которая носила «дорогое брендовое нижнее белье», и «трахалась с кем попало. Причем много — все время».

«Я лучше выдам тебе всю подноготную Селины… самые чувствительные места», — он решил довериться читателю, прежде чем весело прочитал ей лекцию, что существует прямая связь между изнасилованием и ее летним гардеробом!

Я перестала читать и озвучила свои мысли Киту.

— Ты женоненавистник?

— Что?! — он, казалось, искренне потрясен. — Я... э-э, нет. Нет, я нет. Я уважаю женщин.

— Мда...

— Ты на полном серьезе сравниваешь меня с вымышленным персонажем? — его голос не звучал обиженно, скорее любопытно, он как бы прощупывал меня.

— Нет, но мне просто интересно, почему вы выбрали именно эту книгу.

— Тебе не приятна эта тема? — я бы даже сказала, нежно спросил он.

И я почувствовала, что он напряженно следит за моей реакцией, ожидая ответа. Я также почувствовала, что для него мой ответ был очень важен. И я поняла, что он будет разочарован, если я скажу: «Да». Его взгляд, словно физически ласкал мою кожу, отчего у меня с такой силой зудели пальцы, я просто умирала, как хотела пощупать его лицо, чтобы точно узнать, с кем имею дело.

— Сама тема не беспокоит меня, — ответила я наконец, делая еще один глоток чая. Он был холодным.

— Хочешь я сделаю тебе новый чай? — спросил он.

— Да, спасибо, — произнесла я, удивившись, что он заметил.

Я услышала, как он поднялся и подошел к чайнику.

— Тогда в чем проблема?

Пока он открывал коробку с чайными пакетиками, я беспокойно похлопала рукой по столу.

— Очевидно, вы уже знаете, о чем эта книга. И готова поспорить, вы уже читали ее хотя бы раз. Но вы захотели, чтобы я прочла ее вам вслух. Зачем?

Он что-то передвигал на столешнице, что лежало рядом с чайником.

— Мне захотелось послушать, как кто-то ее читает вслух.

Я инстинктивно поняла, что всей правды он мне так и не сказал.

— Не кто-то, — тихо произнесла я. — Женщина. Именно женский голос, читающий эту книгу о мужчине, который празднует свои предубеждения по поводу женщин.

Казалось, что он топтался на месте, чувствуя себя некомфортно, что я нажала на какие-то его больные точки.

— Это не так, — отрицательно произнес он.

— А как? — не отступала я.

— У меня нет предубеждений по поводу женщин, — выстрелил он в ответ. — Одна из моих лучших боевых товарищей была женщина. Она служила со мной на Ближнем Востоке, и я буду не я, если она не была лучшей из лучших. Она могла выставить против все и всего и так врезать, что мало не покажется. Я был впечатлен ею и всегда буду.

— Ты был с ней в армии? — не знаю почему, но у меня перехватило дыхание. Может быть, я всегда задерживаю дыхание, когда люди говорили о военных действиях.

— Мы были вместе в Мосуле.

И тут словно кинжал впился мне в сердце, прямо там, где поселилось горе и печаль на многие годы. Выжидая, чтобы очередной раз напомнить мне об ужасной потере. Я все еще чувствовала их лица, тепло их кожи. Я с досадой отогнала прочь свои воспоминания. Было бесполезно думать о прошлом. Они ушли навсегда, как река, бегущая от меня вспять. Неважно, как сильно я хотела бы, чтобы они вернулись, они никогда не вернутся.

Я сделала глубокий вдох. Голос у меня звучал обвиняюще и воинственно, и я пожалела об этом раньше, чем закончила говорить:

— Зачем тому, кто утверждает, что женщина была одной из лучших товарищей, наслаждаться историей о человеке, который кроме как объекта для секса в женщинах ничего не видел?

В течение нескольких секунд он молчал. Я поняла, что он ошарашен тем количеством яда, который сквозил у меня в голосе. Я готова была уже забрать своим слова назад и извиниться.

— Чтобы понять, как живет другая половина, — легко произнес он.

Я громко рассмеялась, довольная, что он намеренно не ответил на мою грубость. Он не стал смеяться вместе со мной, и что-то подсказывало мне, что этот ярлык я явно повесила не на ту лошадь. Он не был женоненавистником. У него были причины гораздо важнее, чем деградация Джона Селфи к женщинам, и эта причина сейчас, здесь стояла на кону. Мой смех замер, вдруг я стала серьезной.

— Да, а на самом деле... почему эта книга?

Он долго что-то опять переставлял на столешнице.

— Потому что она о парне, который пытается выяснить, кто он. Пытается отыскать свой путь в этом техногенном обществе, но видно ему не реально найти то, что он хочет.

— Но существует много других книг, в которых герой пытается найти себя, — подтолкнула я его. — Почему именно эта?

— Потому что... не знаю, ладно?

Его беззащитность заставила меня откинуться на спинку стула.

— Ты знаешь. Просто не хочешь мне говорить.

Он резко поднялся со стула, ножки заскрипели по полу, я подпрыгнула на месте от неожиданности. Он отошел, тяжело ступая, сердито, через минуту вернулся, налив мне свежего, горячего чая. С легким стуком он поставил чайничек на стол. Чтобы не творилось у него внутри, он полностью держал себя в руках.

— Почему тебя это так беспокоит? — спросил он. В его голосе я уловила еле заметную боль.

Я была поражена.

— А почему меня это не должно беспокоить?

— Большинство людей в городе думают, что я бл*ть топором убил свою жену и похоронил ее в сарае под половицами.