В начале лета 1917 года на Динамитном Заводе около Кыштыма произошел взрыв, который разрушил большую часть завода. Временное Правительство послало комиссию под моим председательством выяснить причину этого взрыва. Мне эта поездка не особенно улыбалась, так как передвижение по железным дорогам в то время уже представляло большие затруднения. Но, с другой стороны, мне было очень приятно повидаться с братом Николаем, который жил в Екатеринбурге в своем доме и уже давно звал меня посетить его и познакомиться с его деятельностью. Доехал я до Екатеринбурга довольно благополучно, хотя на некоторых станциях, сравнительно близких от Петрограда мы слышали очень недружелюбные крики и ругательства со стороны солдат-дезертиров, которых поездная прислуга не желала взять в наш сибирский экспресс. В Екатеринбурге я провел в доме брата около двух дней. Его двухэтажный дом являлся одним из самых лучших особняков в городе; нижний этаж, в котором нижний край окон приходился почти на уровне земли, был занят под контору для строительных железнодорожных работ, которые брат производил в качестве подрядчика. Я подробно осмотрел все помещение дома, постройки и небольшой тенистый сад, в котором было приятно прогуляться и посидеть. Дом брата находился на большой Вознесенской площади и был угловым, а потому его легко можно было изолировать от других жилых помещений. Все эти обстоятельства и послужили основанием, почему он был выбран для убийства царя и всей его семьи. Когда я гостил у брата, царь находился еще в Царском Селе и только спустя некоторое время вся царская семья была перевезена в Сибирь, в город Тобольск, где он жил до апреля 1918 года. Когда войска чехов стали угрожать Тобольску, то было решено перевезти царскую семью в Екатеринбург. Перед самой Пасхой 1918 года я получил письмо от брата, что ему дали приказание очистить его дом в 48 часов, и одновременно стали строить кругом дома семиаршинный (3*4 метра) деревянный забор. Царь прожил в этом доме до 16 июля 1918 года, когда он и вся его семья были расстреляны по постановлению' советской власти наемными убийцами в нижнем этаже дома.
Американский журналист Галибуртон, будучи в СССР в 1935 году, посетил Ипатьевский дом. Он разыскал одного из участников убийства царской семьи, Петра Ермакова (в прошлом уголовный преступник), который ему сообщил следующие подробности этого зверского деяния:
«Юровский, — рассказал Ермаков Галибуртону, — перед расстрелом категорически запретил мне и Ваганову стрелять в царя, ибо желал лично его убить. Он также взял на себя и убийство наследника. Мне пришлось убить императрицу, доктора Боткина, повара и лакея. Ваганов стрелял в великих княжен, Ольга и Татьяна лежали на полу в предсмертных муках. Две младшие великие княжны, Мария и Анастасия, лежали рядом с убитым доктором Боткиным. Царевич еще жил, и тогда Юровский добил его двумя выстрелами в голову. Когда заметили, что Анастасия еще подает признаки жизни, мы перевернули ее и она вскрикнула. Один из красноармейцев, пришедших к этому времени в подвал, нанес ей прикладом удар по голове и великая княжна Анастасия умолкла навеки».
Юровский был физическим выполнителем убийства. Интересно отметить здесь судьбу цареубийц: Свердлов внезапно умер (1919 г.); Медведев, начальник караула в Ипатьевском доме, растрелян войсками адмирала Колчака; Яковлев, который увез государя из Тобольска в Екатеринбург, погиб в 1935 году во время автомобильной катастрофы; Белобородов арестован и, повидимому, расстрелян; Войков убит в Варшаве.
Брат мне передавал, что Государь, узнав от своего камердинера Чемодурова, что этот дом принадлежит Ипатьеву, думал, Что это моя собственность и потому нередко говорил камердинеру: «убери куда-нибудь подальше от глаз большевиков эти дорогие вещи, а то они их возьмут себе; вещи надо сохранить для генерала, он милый человек, я очень хорошо его знаю и ценю его работу». Государь, повидимому, оптимистически смотрел на будущее и не подозревал своего близкого конца.
Взрыв на Кыштымском динамитном заводе произошел вследствие сохранения в чанах промывных вод, которые содержали следы нитроглицерина и не были своевременно обезо-пасены. Никакого злого умысла не было обнаружено, и остальные отделы завода работали совершенно нормально.
Во время моего пребывания на Урале я посетил Кыштым-ские медно-плавильные заводы, владельцем которых являлась английская компания во главе с Урквартом и Ф. А. Ивановым. Порядок на заводах был образцовый, и мне было очень интересно’ ознакомиться с получением меди в ватержакетных печах. Коллектив рабочих пригласил меня на собрание и попросил изложить мою точку зрения на все события после падения царской власти. Настроение рабочих, насколько я мог заметить, было довольно спокойным и рассудительным. Достаточно сказать, что вместе со мной на митинге выступал даже священник, и он был выслушан совершенно спокойно; его речь была вполне тактичная и довольно содержательная. Без всякой подготовки я сказал краткую речь, где отметил, что я не политик, но что думаю всегда о пользе своей родине, которую люблю и для которой готов работать, какая бы власть не была в стране, что предлагаю делать и им. Чем хуже идет дело, тем прилежнее надо работать, чтобы его поправить, вот лозунг, который надо иметь в виду. Моя простая, но искренняя речь произвела хорошее впечатление, т рабочие выразили мне благодарность. В Екатеринбурге я едва мог попасть на Сибирский поезд и только благодаря протекции брата получил место в вагоне столовой, почему прибыл в Петроград с большим опозданием.
В двадцатых числах сентября я по делам Химического Комитета должен был поехать в Донбас для открытия вновь выстроенного завода взрывчатых веществ (тринитроксилола) около станции Рубежной. Я помню, что со мной ехал также доктор С. Л. Рашкович, который принимал большое участие в фирме Кроте, строившей этот завод. В то время транспорт находился в таком состоянии, что нам пришлось ехать на тор-мазных площадках угольных вагонов, и» несколько раз пересаживаться; 60-80 километров пути потребовало от нас целый день и около 11 часов вечера мы приехали на завод. Открытие завода произошло благополучно, и уже были получены первые партии нового взрывчатого тринитроксилола, в первый раз изготовляемого в большом масштабе. Мне пришлось сказать перед рабочими небольшую речь, в которой я призвал их к прилежной работе для выполнения поставленной нам задачи. Рабочие в общем отнеслись сочувственно к моей простой речи, но по окончании ее, когда я уходил с завода, я услыхал из открытого окна одного заводского помещения замечание одного рабочего: «Пой, пой, пока твое время». Для меня стало ясно, что пропаганда большевиков работает повсюду и, может быть, скоро мы будем свидетелями новой революции, которая поставить своей первой целью' немедленное прекращение войны.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ ОКТЯБРЬСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ
В двадцатых числах октября мне предстояло ехать по делам Комитета в Москву. За два или три дня до 25 октября я был вызван к следователю по особо важным делам для дачи свидетельского показания относительно злоупотреблений, которые имели место в правлении Верховного Начальника по Санитарной части, принца Ольденбургского, по поводу заказов противогазовых масок для армии. Не успел я начать давать показания, как вошел курьер и об’явил, что Временное Правительство издало приказ прекратить занятия и расходиться по домам, так как в городе началось восстание, руководимое большевиками. Я ёдва успел проехать на автомобиле домой, так как Зимний Дворец, где находилось Правительство, был окружен восставшими солдатами, рабочими, а крейсер Аврора стоял на Неве против Зимнего Дворца. Вечером началась уже стрельба, и борьба продолжалась, как известно, до тех пор, пока не последовала сдача Временного Правительства; только Керенскому удалось ускользнуть из дворца.
На другой день после начала восстания, я, жена и дочь, которая ждала ребенка, решили выехать из Петрограда, так как родственники мужа моей дочери предлагали ей поселиться у них до возвращения ее мужа с войны, убеждая ее, что в Москве ей будет спокойнее родить, чем в Петрограде, где все время идут восстания и где можно ожидать также прихода немцев. На Николаевском вокзале, мы едва достали билеты, так как движение по железным дорогам могло каждую минуту остановиться. Мы выехали из Петрограда в вагоне 2-го класса нового устройства с твердыми сидениями и не разделенными на купэ, так что можно было обозревать всю публику, которая наполняла вагон. С большой опаской и медленно мы проехали путь до Любани, и с большим опозданием, к вечеру другого дня, мы прибыли в Москву, где на первый взгляд все было спокойно.
