После обсуждения вопроса о Центральной лаборатории было постановлено назначить меня директором, назвав ее, по моему предложению', Государственным Институтом НаучноТехнических Исследований, — ГОНТИ, — и предоставил мне самые широкие права по управлению: увольнять и принимать к я службу персонал, закрывать нежизненные отделы и открывать новые и т. п. Приказ был подписан А. И, Рыковым и председателем Научно-Технического Отдела (НТО) Н. М. Федоровским. Кроме того, мне было обещан отпуск надлежащих средств и пайков для служащих и некоторые другие льготы. Так как мое назначение директором несомненно должно было быть неприятным ее прежнему директору, Г. А. Забуд-скому, то я настоял на том, чтобы ему написали специальную бумагу, в которой, с одной стороны, благодарили его за его прежнюю деятельность, а, с другой стороны, делали его почетным и непременным членом Совета, который я намерен был сохранить при Институте для обсуждения всех научных и технических вопросов. Я просил также, чтобы помощником ко мне назначили проф. Л. А. Чугаева. Все мои пожелания были исполнены.
5-го или б-го мая я вступил в исполнение обязанностей и немедленнр собрал первый Совет Института. Нечего и говорить. что мое появление в качестве назначенного, а не выборного директора, вызвало большие неудовольствия со стороны членов старого Совета, и они не постеснялись высказать свои неудовольствия по поводу нарушения старого устава и внезапного увольнения заслуженного проф. Забудского. В особенности сильно протестовал И. А. Крылов, который был помощником директора и рассчитывал в будущем сделаться таковым. Мне передавали, что ревизия Центральной Лаборатории была назначена в результате доносов о мало продуктивной ее деятельности. Конечно, я предвидел все эти нападки, но, имея в руках такой мандат и зная хорошо состав персонала лаборатории, я предполагал, что буду в состоянии побороть все препятствия и вдохнуть живую душу в это одряхлевшее учреждение.
Я отлично знал, что такому лицу, как Забудский, никогда не удастся поставить подобную лабораторию на должную высоту и привлечь для работы в особенности по химии лучшие силы. Многие хорошие химики на его предложение поступить в лабораторию отвечали отказом, потому что знали, что они не будут в состоянии продолжать научную работу, а в научнотехнических исследованиях не получат необходимых указаний от Забудского, авторитет которого расценивался очень низко. Не надо забывать, что Центральная лаборатория военного ведомства была открыта для работы только во время войны, осенью 1914 года, и что многие молодые химики и лаборанты попали в нее совершенно случайно, а потому состав ее за очень малым исключением не соответствовал поставленным ей задачам. Эти задачи были очень широки, так как должны были обслуживать все нужды армии (т. е. все Главные Управления: Артиллерийское, Инженерное, Интендантское и Воздухоплавательное), что заранее можно было сказать, что вся эта многогранная организация ни в коем случае не будет в состоянии выполнять столь разнообразные поручения в том масштабе, как это предполагалось Военным Министерством. Как это было указано ранее, я не принимал никакого участия в составлении проекта такой лаборатории, и причина этому, конечно, должна быть приписана нежеланию Забудского разделить лавры основателя новой лаборатории со мной и тем самым не уменьшить своей заслуги перед отечеством.
На первом же заседании Совета я совершенно откровенно указал, что я никогда не искал счастья быть директором Института, а, наоборот, меня просили не отказаться взять на собя эту трудную обязанность; я заранее видел, что придется сделать многие коренные изменения и тем навлечь на себя очень неприятные нарекания8). Я решил с самого начала оставить только двух помощников: одного по научно-технической части, — Н. Ф. Дроздова, а другого по хозяйственной, — Н. П. Демидова. Что-же касается И. А. Крылова, который был третьим помощником у Забудского, то я предназначил его заведывать вновь открываемым аналитическим отделом. До моего прихода в Институте были следующие отделы: Неор-органический, Органический, Пороховой и Взрывчатых веществ, Пищевой, Интендантский, Электро-технический, Воздухоплавательный, Двигательный. Присылаемые в лабораторию обыкновенные химические анализы производились в каждом отделе и отнимали очень много времени, а потому в отделах мало уделяли времени для научных исследований. Кроме того, очень трудно было контролировать при таких обстоятельствах научную» работу, так как всегда находилась отговорка, что отдел был занят анализами.
Присмотревшись к работе Интендантского отдела, я пришел к заключению, что его деятельность сводится к нулю и при том составе персонала, который там имелся, нельзя было ожидать какой либо пользы и в будущем, поэтому он был в скором времени ликвидирован. Что касается Пищевого отдела, во главе которого стоял проф. Jl. М. Лялин, то хотя я не был доволен работой этого отдела, но по целому ряду причин было решено пока оставить его в том виде, как он находился до моего прихода. Помощник начальника отдела находился в очень натянутых отношениях с начальником, и потому мне часто приходилось разбирать разные столкновения между ними. В скором времени, однако, помощник оставил Институт, и так как он был главным работником в отделе, то пришлось волей неволей ликвидировать и этот отдел.
Пищевой отдел был полезен Институту в отношении связи с различными продовольственными учреждениями, и мы могли за производимые исследования получать не деньгами, которые ничего не стоили, а некоторыми продуктами, которые дружески делили между сотрудниками, принимавшими участие в работе. Так, например, к нам обратился один уполномоченный коммисариата продовольствия с просьбой выработать наилучший тип жестянок для консервов, а также выяснить влияние различных масел и жиров на стенки консервных банок. Мы потребовали для таких исследований известное количество жиров и некоторых продуктов для опытов, как плату за нашу работу. Другой пример — использования пищевого отдела для благосостояния нашего института особенно характерен. Военный коммисар J1. Д. Троцкий, озабоченный хорошим приготовлением пищи для вновь организованной Красной Армии, обратился в наш Институт с предложением создать курсы кашеваров, где последние могли бы научиться изготовлять наиболее питательную и вкусную пищу из тех продуктов, которыми снабжается армия. Хотя, по правде сказать, эта задача относилась к ведению скорее Продовольственного Института, чем нашего, тем не менее мы, обсудив вопрос, ухватились за это предложение и согласились организовать подобные курсы. Я лично не принимал никакого участия в этом деле, а назначил заведывать курсами моего помощника Дроздова с привлечением по его усмотрению тех лиц, которые могли бы своими знаниями помочь толковому ведению дела. Надо было организовать чтение самых популярных лекций по различным предметам, касающихся кулинарного искусства. Из разных частей армии к нам были присланы кашевары в количестве около 50 человек, а органы продовольствия стали снабжать Институт по нашим требованиям разными продуктами, которых, конечно, хватало не только для изготовления пищи для пропитания кашеваров, но также и для наделения пайками лиц, принимавших участие в обучении последних.
Переходя к научно-технической деятельности Института, мы должны были констатировать, что она едва-едва теплилась. 'Конечно, главная причина заключалась в том, что персонал не был обеспечен материально и больше приходилось думать о нахождении продуктов и дров для содержания себя и своей семьи. Хотя мне и обещали отпустить 200 пайков для институтских служащих, но, несмотря на огромную переписку, ничего из этого обещания не вышло и никаких пайков не было дано. Вторая причина малой продуктивности работы Института заключалась в том, что негде было достать химических препаратов, а также аппаратов для всех отделов Института. О выписке упомянутых предметов из заграницы нечего было и думать, так как ни одному из исследовательских учреждений не отпускалось ни одной копейки валюты. В одном из заседаний Совета мною был поднят вопрос о слабой научной деятельности отделов Института. Все выступавшие по этому вопросу указали на одну и ту же причину: ни за какие деньги нельзя было достать в Петрограде самых простых предметов для научной работы. Стеклянная химическая посуда, которую до революции изготовлял завод Риттинга и которая конкурировала по качеству с заграничной, стала выделываться так небрежно, что стаканы и колбы лопались при стоянии, а в пробирных цилиндрах было опасно производить опыты. Заведующие отделами заявили на Совете, что если так будет продолжаться, то они будут принуждены подать в отставку. В особенности горячо восставал против этих порядков М. Ра-кузин, который по предложению из центра был принят в Институт для продолжения своих био-химических исследований. Этот маленький оригинальный человек, известный в нефтяной промышленности по своей книге «Полиметрия нефти», во время революции был сильно болен и разбит параличем; кроме того он болел астмой, вследствии чего, когда говорил с сильным воодушевлением, то прямо задыхался и можно было опасаться, что он каждую минуту может умереть. На этом заседании он произнес такую реплику о порядках, воцарившихся в высших учебных заведениях и исследовательских институтах, что дальнейшие ораторы отказались от своих речей, «и было постановлено, чтобы я немедленно поехал в Москву и предпринял решительные шаги.
