По возможности кратко я указал на те процессы, которые должны играть наиболее важную роль в развитии нашей химической промышленности, и привел данные относительно их размеров заграницей. Так как производство кальций карбида и кальций-цианамида являлось для нас одним из необходимых производств, то я сообщил о новом способе получения, так называемого белого кальций цианамида, в котором содержание азота доходит до 35%. Этот новый способ получения цианамида был изобретен проф. Франком. В заключение я просил дать мне слово после того, как выскажутся мои коллеги по вопросу дальнейшей организации хим-промышленности в связи с тем количеством энергии, которая будет ей дана от Днепростроя. Несмотря на долгие дебаты, собрание не пришло к определенному результату; заявок на энергию было сделано достаточно, чтобы исчерпать все потенциалы Днепростроя; казалось, на основании приводимых доказательств, что все заявки вполне оправдываются действительными потребностями и очень трудно решить, в особенности в таком многолюдном собрании, что поставить в первую голову. Было решено составить журнал заседания, дать его для ознакомления членам собрания и собрать новое заседание для окончательного решения вопроса. Но, как это часто происходило в стране Советов, второго заседания не последовало вплоть до половины 30-го года, когда меня уже не было в СССР.
Первая новость, которую я узнал через два дня по приезде в Ленинград, — это был поразивший меня до глубины души слух об аресте Е. И. Шпитальского. Не хотелось верить, чтобы такой полезный, талантливый человек, как проф. Шпитальский, работавший не покладая рук для обороны СССР, мог быть обвиняем в какой-то преступной деятельности. Каждого из нас, старых специалистов, всегда можно было обвинять в том, что мы не особенно долюбливаем большевиков. Но недостаток симпатии к тому или другому правительству не есть еще преступление и в действительно свободной стране каждый гражданин имеет право критиковать действия своего правительства. Ведь, если судить интеллигенцию-, людей воспитанных при старом режиме за то, что они,критикуя большевиков, в кругу своих единомышленников порицают советскую власть, то на основании всего того, что мне пришлось слышать от многочисленных моих знакомых, большевикам следовало бы уничтожить поголовно всех образованных людей и владычествовать над необразованным и совершенно неразвитым в политическом отношении народом. За то, что кто-либо не симпатизировал самодержавию в России и даже высказывал вслух свое отрицательное отношение в тесном кругу своих знакомых к такому образу правления, царское правительство не подвергало это лицо какому либо преследованию. Сильная власть, опирающаяся на действительное большинство народа не боится критики, ибо понимает, что без оппозиции жить нельзя, и власть должна слышать правду, исходящую от народа, который ее установил.
За какие же преступления Е. И. Шпитальский был подвергнут аресту? Я полагаю, что он был не по душе большевикам за свое критическое отношение к их деяниям и за свой острый язык. Когда Е. И. работал в Химическом Комитете, мною возглавляемом до прихода Фишмана, все шло гладко, и ему нечего было бояться. Но когда в 1927 году я ушел из Военно-Химического Управления и Е. И. последовал за мною, то это сильно обозлило Фишмана. Е. И. надо было или оставаться у Фишмана, или совсем отказаться от работы по газам, и уйти целиком в научную университетскую жизнь. Но Е. И. получил приглашение от А. Н. Баха сделаться его заместителем и организовать работу по военной химии в Карповском Институте, в котором уже было выстроено новое здание, предназначаемое для произведения лабораторных опытов по новым процессам в полузаводском масштабе; часть этого здания было предположено приспособить для изучения ядовитых газов. Е. И. согласился взять предложенную ему должность и сказал мне об этом уже после того, как он вступил в исполнение обязанностей.
Я помню' отлично, что вхождение Е. И. в лоно Карповского Института произвело на меня тягостное впечатление, так как я знал очень хорошо, в какой атмосфере ему придется работать, в особенности вместе с помощником Баха, Б. Збарским. С другой стороны, мне было не совсем приятно, что Е. И., мой большой друг, перекочевал в лагерь, где меня не очень то то признают, считая, что моя звезда уже закатилась и мне пора на покой. Я заметил Е. И. очень осторожно, что ему будет очень трудно совмещать работу в Карповском Институте и с университетом, и с нашей немецкой комиссией, куда он вошел, как легальный член, и где ему было поручено спешно составить проект двух заводов иприта и фосгена. Дело в том, что к концу 1928 года состоялся наш окончательный разрыв с немцами, — главным образом, потому, что Штольценберг не выполнил в срок постановку производств, намеченных в контракте. С уходом из комиссии немцев, вся тяжесть работы легла на плечи русской части комиссии и председатель Мархлевский получил от Реввоенсовета инструкции окончить установку производства указанных выше продуктов в кратчайший срок. С этой целью на Е. И. было возложено составление детальных проектов и ему были предоставлены все средства для ускорения работы.
До подачи проекта Е. И. сделал одну большую ошибку, которая, несомненно, была истолкована большевиками не в его пользу: испрашивая средства для составления проекта, он поставил себе вознаграждение в виде громадной суммы, и, кроме того, выговорил себе еще добавочные деньги при пуске заводов в ход. Он не посоветовался со мной относительно своевременности испрашивания себе вознаграждения, иначе я посоветовал бы ему не поднимать тогда этот вопрос, так как вне всякого сомнения подобный поступок ставил Е. И. в глазах советской власти в ряды ненавистных капиталистов. Правда, впоследствии Е. И. отказался от просимого вознаграждения под влиянием замеченного им неприязненного отношения к нему Мархлевского, человека очень умного, про которого Е. И. не раз говорил мне:
«Вот увидите, В. Н., он меня скушает без остатка, несмотря на то, что он меня гладит своими мягкими ручками».
Как и надо было ожидать, пребывание Е. И. в сотрудничестве с Бахом и Збарским продолжалось недолго. Е. И. разругался с Збарским и поставил ультиматум Баху: или я, или он. А так как Бах не мог в то время лишиться Збарского, то Е. И. пришлось уйти, как не уговаривал его Бах остаться у него на работе. Уход из Карповского Института для Е. И. было крайне неблагоприятным, так как он терял расположение, а может быть и навлекал на себя гнев со сторны очень сильного в то время человека, Баха. Перед самым уходом из Карповского Института, Е. И. часто звонил мне по телефону на квартиру и вел длинные со мной разговоры по поводу его положения в Институте и его плохих отношений с Збарским.
Когда в деловых химических кругах узнали, что Е. И. покинул Карповский Институт, то особый трест, возглавляемый Ступниковым (он же был председателем союза инженеров), пригласил Е. И. на работу привести в порядок Ольгинский завод, на котором должны были быть построены опытные установки для производства в небольшом масштабе ядовитых веществ. Ольгинский завод начал свое существование еще во время войны для изготовления хлористого мышьяка, фосгена и других веществ; после войны завод был закрыт и простоял без использования до 1924 года, когда я, будучи председателем Химического Комитета при Реввоенсовете, испросил кредиты, чтобы сделать из него опытный завод для изучения в полу-заводском масштабе новых производств ядовитых газов. Е. И. принял это предложение и очень много времени уделял этой работе. Мне приходилось раза два быть на работах, и я должен определенно заявить о громадной энергии, которую вкладывал Е. И. в это дело, и о том таланте, который выявил Е. И. выполняя эту трудную- работу. Надо было удивляться, каким образом он мог организовать всю свою деятельность, будучи столь перегружен различными проблемами, которые были ему поставлены советской властью.
Необходимо, однако, заметить, что увлечение созданием Ольгинского завода несколько отразилось на работе по составлению проектов производства фосгена и иприта для Самарского завода, и это вызвало нарекания со стороны, как Мархлевского, так и Гальперина. Мне и Гальперину, Мархлевский приказал обследовать, в каком состоянии находится проект, составляемый Е. И. Шпитальским. Несмотря на то, что Мархлевский несколько раз предлагал Е. И. перенести всю работу по составлению проекта в помещение, занимаемое нашей комиссией, Е. И. все откладывал исполнение этого приказания, имея в виду окончить работу по Ольгинскому заводу. Поэтому, когда Е. И. показал нам все материалы по проектированию Самарского завода, то Гальперин в несколько резкой форме выразил мнение, что он представил нам только эскизы, а не детальные чертежи. Это замечание Гальперина настолько вывело Е. И. из себя, что он, не помня себя, начал кричать на нас, говоря: «что вы от меня хотите, нельзя с человека требовать невозможного», и в своей горячности бросил со всей силой свои очки на пол и стал головой биться о стену. Я думал, что он сошел с ума, схватил его за плечи, стал успокаивать и проводил его домой. Нет никакого сомнения, что Гальперин передал всю эту сцену Мархлевскому, который вероятно сообщил, куда надо, о характере Е. И. После этой сцены Е. И. вскоре организовал проектирование завода в помещении комиссии. Председатель треста, где работал Ступников, был очень доволен работой Е. И. по Ольгинскому заводу, о чем он не раз говорил мне, когда мне приходилось быть по делам в тресте.
