Один Сууутту, вставший, в отличие от остальных, спозаранку и заправившийся колбасой ещё до рассвета, как ни в чём ни бывало продолжал бормотать:

- ... И отрастил великий куст первую ветвь свою, и расцвели на ней два цветка, и были сии цветки...

Смачное хрумканье прервало повествование про великий куст.

- Господин менестрель, - оторвался от книги Сууутту, - не могли бы вы грызть свой чеснок где-нибудь в другом месте?

- Разумеется, мастер Сууутту, - пожав плечами, ответил Степан и, собрав в мешок свою снедь, двинулся подальше от круга семикустников...

***

Спозаранку следующего дня семикустники развили бешеную энергию. Быстро заменив колесо, и не дав никому позавтракать, они потребовали, чтобы обоз немедленно двинулся дальше. На робкие возражение путешественниковСууутту отвечал, что время дорого, они и так уже на сутки отстают от графика...

Обоз вошёл в город Суитсу с последними лучами солнца, еле успели до закрытия ворот. Уже в потёмках добравшись до постоялого двора, все мечтали только о том, чтобы перекусить и выспаться, но не тут-то было - мест на постоялом дворе не оказалось.

- Табачная ярмарка, - пояснил ситуацию Диргиниус и, строго обведя взором бойцов вольной роты под видом обозников, предупредил:

- Только не вздумайте курить внутри городских стен! В Суитсу, несмотря на то, что основным источником его дохода является табак, курить строго-настрого запрещено, и всех нарушителей продают в рабство на табачные плантации.

- Алак, - обратился к магу Голушко после того, как все разошлись устраивать лагерь внутри частокола на пустыре около постоялого двора, за что его хозяин содрал с каравана целых три шкела, - а почему хотя в городе табачная ярмарка, в нём запрещено курить?

- Да просто у глав магистрата, которые являются очередными потомками местного пророка, как когда-то и у самого пророка, табачный дым вызывает страшный кашель и жуткую сыпь по всему телу, - ответил Диргиниус. - Вот пророк в своё время и запретил курить табак, а его преемники поддерживают данный запрет.

***

Несмотря на то, что курить в городе Суитсу было категорически запрещено, Степан не смог отказаться от употребления никотина. Впрочем, табак он не курил, он его нюхал. Впрочем, даже это невинное занятие вышло Голушко боком, так как некий не в меру ретивый блюститель нравственности, после того как застукал Степана за этим занятием, прочёл нудную проповедь о вреде табака, а потом позвал стражу. Наряд охранителей спокойствия граждан оказался таким же падким на деньги, как и везде, и Голушко удалось разойтись полюбовно с блюстителями порядка всего за три золотых. Десятник стражи взвесил в руке, внимательно осмотрел при свете факела и укусил каждую монетку, после чего счел, что нюхать табак и курить его не одно и то же, и под возмущённые крики бдительного гражданина удалился.

На следующие утро обоз отправился рано, сразу после открытия ворот. Степан долго вздыхал по поводу непредвиденных расходов (четыре золотых, из них только один ушёл на табак). Как только обоз выехал за ворота, "господин менестрель" сразу же достал трубку, набил её табаком и закурил. Спустя пару минут обоз догнали верховые под предводительством "капитана" Билко.

- Господин менестрель, сэр, мне кажется, вы это обронили - произнёс Билко, доставая из кошелька, подозрительно похожего на кошелёк "ночного моралиста" четыре золотых монеты.

- Как говорил их пророк, - наставительно сказал Голушко встревоженному Диргиниусу, убирая золотые в свой кошель, - праведникам воздастся на том свете, а остальным, значит, на этом. Мы не праведники, так что приходится подтверждать слова пророка теми делами, которые ему угодны.

- Погони не будет? - тяжело вздохнув, спросил Алак у Билко.

- Нет, господин маг, мы чисто сработали, - пять трупов и ни одного свидетеля.

Окончания Голушко предпочёл не услышать, усиленно раскуривая и без того дымящуюся трубку...

***

До вечера обоз двигался по полузаброшенному тракту. На ночь пришлось расположиться под открытым небом, так как по дороге путники обнаружили вместо старого трактира пожарище. Ни попутного, ни встречного движения на тракте не было.

Ночь прошла спокойно, и с рассветом обоз двинулся дальше. К вечеру на горизонте показались развалины города. Сунния, догадался Голушко, но, посмотрев на ехавшего рядом с ним семикустника, предпочёл не оглашать свои мысли вслух.

В отличие от Степана, Сууутту, напротив, повеселел и начал рассказывать о преимуществах веры тапийцев и их образа жизни. Из его слов следовало, что все величайшие открытия и изобретения совершались исключительно семикустниками...

На ночлег обоз остановился среди руин города. Быстро собрав фургоны в круг, и разведя костёр, обозники приготовили себе поздний ужин, перекусили и без разговоров улеглись спать, предварительно выставив охрану. Вид некогда процветающего города, теперь обращённого в руины, производил тяжёлое впечатление на часовых, и они больше сидели возле костра, чем смотрели по сторонам. "Капитан" Билко, который проснулся, чтобы проверить посты, сделал часовым втык, но только и смог добиться, что охрана села спиной к огню...

Первая половина ночи прошла спокойно. Однако, когда непроглядная темень сменилась ещё едва различимой в это время предрассветной дымкой, раздался душераздирающий крик, полный боли, и из-за уцелевшей стены какого-то большого здания выбежал один из семикустников. По его левой щеке стекала кровь и капала на одежду, вся левая половина лица была буквально располосована от виска и до подбородка.

Семикустник не успел добежать до фургонов всего пару шагов, как арбалетная стрела вошла ему точно под левую лопатку, так что в круг фургонов упало уже мёртвое тело.

- К оружию! - заорал один из часовых. - На нас напали!

Но не успел ещё полуразбуженный обоз что-либо предпринять, как из темноты спокойно, не торопясь, вышла Ребана и громко произнесла:

- Отбой боевой тревоги!

От этой команды, которой в своё время безуспешно пытался научить бойцов "Гвардии Валлинора" Голушко, обозники из числа вольной роты растерялись окончательно, и один из них даже уронил своё копьё. Древко копья задело полупроснувшегося "господина менестреля", который вначале выругался, затем сел, потянулся и спросил:

- А что происходит?

- Сейчас узнаю, господин менестрель, сэр, - ответил Билко и спросил:

- Ребана, Сну тебя подери, что происходит?

- Господин капитан, - вытянувшись в струнку, ответила Ребана, - из-за неправильной оценки ситуации караулом была отдана ложная команда о боевой тревоге, и поскольку на обоз никто не нападал, я её отменила.

Несколько обалдев от такого ответа, Билко что-то промычал, а затем, взяв себя в руки, неуверенно спросил:

- А кто убил этого?

- Во время задержания подозреваемого последний оказал сопротивление и был убит при попытке к бегству, - казённым голосом ответила девчушка.

Этот ответ окончательно вверг господина капитана в прострацию, и только менестрель, который в своей жизни сталкивался с подобной манерой разговора, спросил:

- Подозреваемого в чём?

- В покушении на изнасилование.

- Кого? - не понял Голушко.

- Меня, - ответила Ребана, чуть смутившись и слегка покраснев.

- Да кто на тебя позарится-то, - ехидно заметил слегка пришедший в себя Билко, - мужик не собака, чтобы на кости бросаться.

- Но он же семикустник, а они все... - начала было отвечать Ребана, но её перебил Сууутту:

- Так ты признаёшь, что убила?

- Это не убийство, - железным тоном обрубила Ребана, и пояснила: - Подозреваемый застрелен при попытке к бегству.

На полминуты весь обоз затих, слышно было только фырканье лошадей. Затем, поняв, что ему уже не удастся заснуть, Степан встал и начал разбираться в ситуации. Попытки Сууутту возразить, что менестрель не является главой обоза, провалились по причине численного превосходства бойцов вольной роты "Гвардия Валлинора" над семикустниками.