— Это всего лишь фокус, его все знают, — сказал Майк. — Книгу давал подставной.

— К тому же книгу открывали на любой странице, — сказал Вик. — И абзац тоже выбирали случайно.

— Читала? — не поверил Майк.

— Читала, — вздохнул Вик. — И все слова правильно выговаривала. Я и при свете так не прочитаю, как читала она.

— Странно это, — сказал Майк. — Но продолжай.

— Так вот этот академик рассказывал нам про то, как они пытались учить слепых этому способу видения.

— И что?

— Получалось не у всех, но несколько слепых он научил ходить, читать, пользоваться компьютером, проще говоря, он научил их видеть без глаз.

— Интересно, — сказал Майк. — Получается, что это возможно для всех?

— Не для всех, — сказал Вик. — Этот академик сам не мог понять, почему у одних это получается хорошо, а у других не получается совсем.

— А ты понимаешь?

— Я по-прежнему считаю, что все дело в душе, — сказал Вик. — В том, какая она, большая, или маленькая, развитая, или не развитая, насколько сильный сигнал она выдает…

— Выходит, что ты и читать в темноте можешь? — спросил Майк.

— Никогда не пробовал, — улыбнулся Вик. — Я же не слепой, я могу и свечу зажечь, да и читать глазами для меня привычнее.

— Я сейчас подумал о том, что сейчас как раз пришло время слепых, — вздохнул Майк. — Они гораздо лучше приспособлены к этим вечным сумеркам, чем мы. А этот академик — теперь должно быть король всех слепых.

— Вряд ли, — грустно отозвался Вик. — Он жил и работал в Москве, а там, я думаю, мало, кто остался в живых. Нет больше ни моего университета, ни моего дома, ни моих друзей, ни моей прежней жизни…

— Да уж, вероятнее всего, так оно и есть, — вздохнул Майк. — Давай есть твой суп, если он готов, потом, когда станет немного светлее, пойдем дальше. Вик снял суп с огня, и они сели вокруг костра.

— Тот мир, в котором мы жили до войны, был совсем неплох, — сказал Майк, доставая ложку. — Мне жаль, что его не стало. Хоть я и не потерял всех своих близких и друзей, как ты, и дом мой стоит все на том же месте, но я, как и ты, потерял будущее.

Никому не нужны сейчас ни мои знания, ни мой ум, ни специальность, которой я учился в университете. Вся та жизнь, к которой мы готовились, превратилась в груду развалин, а новому миру будут нужны совсем другие знания.

— Ты прав, — грустно улыбнулся Вик. — Мне тоже жаль тот мир. Хоть я и понимаю что, то, что мы потеряли, было основано на человеческой глупости и на иллюзиях и религиях, созданных за тысячелетия до нас. Все устарело, все потеряло первоначальный смысл, но продолжало передаваться из поколения к поколению. И как результат, война…

— Вот этого я опять не понял, — сказал Майк. — Объясни, причем тут война?

— Наш мир развивался постепенно, страны, которые в нем были, образовались в результате войн, — сказал Вик. — Когда-то это было нормой, единственным способом развития. Большинство героев нашей истории это люди, которые создавали непобедимые армии и захватывали чужие земли. Вспомни, чему нас пичкали в школе, чьи имена нас заставляли зазубривать?

— Я пытаюсь вспомнить кого-то другого, — сказал Майк. — Но ты прав, вспоминаются только завоеватели, да ещё те, кто захватывал власть в своей стране путем переворота, или гражданской войны.

— Вот видишь, кем были наши кумиры, — грустно улыбнулся Вик. — И это были имена, которыми гордился наш прежний мир. Это была одна из причин, почему ядерная война была неизбежна, другого способа разрешения своих проблем и конфликтов мы просто не знали…

— Но мы же строили заводы и фабрики, ученые изобретали замечательные вещи, от которых наша жизнь становилась лучше и интереснее, — сказал Майк. — И многие проблемы решались посредством технологий и новых знаний. Весь мир благодаря науке и технологии стал единым целым.

— Но не ученые же и инженеры были героями нашей истории, — сказал Вик. — И большей частью все, что они создавали, потом использовалось для войн.

Сила и оружие накапливались десятилетиями, и когда-то оно все равно должно было выстрелить, оно и выстрелило.

— Эта война как будто всех спустила с цепи, все обезумели и начали друг с другом воевать, — сказал Майк. — Войны продолжаются, и ты сам сказал, что они ещё не скоро закончатся.

— Это так, — вздохнул Вик. — Проблем в нашем мире накопилось много, вот сейчас они и решаются единственным известным для всех способом.

— А я все равно верю, что мы восстановим все, как было, и начнем жить так, как жили до войны, — сказал Майк.

— Не начнем, и не сможем, разбитую чашку не склеишь, а если склеишь, то это будет все равно разбитая чашка, — грустно улыбнулся Вик. — Наш мир больше не вернешь, на развалинах вырастает новый. Не знаю, лучше он будет, или хуже, но точно знаю, что он будет непохож на наш.

Майк недовольно покачал головой.

— Почему ты не хочешь смотреть на этот мир с оптимизмом? — спросил он. — Конечно, много людей погибло, но мы-то с тобой живы, да и не только мы. Я думаю, что все самое страшное уже позади, и в будущем все будет намного лучше, чем сейчас.

— Я не смотрю в будущее ни с пессимизмом, ни с оптимизмом, — вздохнул Вик. — Потому что и то, и другое предполагает незнание, а я, к сожалению, знаю свое будущее.

— К сожалению? — удивился Майк. — Почему к сожалению? Я бы, например, с большим удовольствием узнал, что меня ждет впереди.

— Нет ничего хорошего в этом знании, — сказал Вик. — И совсем не потому, что впереди все будет плохо.

— А это не так? — спросил Майк.

— В твоей жизни будет и хорошее и плохое, — пожал плечами Вик. — Причем такое плохое, что ты из сегодняшнего дня даже и представить себе не можешь.

— Никогда не верил гадалкам и провидцам, — сказал Майк. — Вот, если я сейчас уроню ложку на пол, ты можешь предсказать, как она упадет? Или кто её найдет, когда мы уйдем отсюда? Или найдет ли её кто-то вообще?

— Если тебя интересует судьба ложки, то, ты выбрал не ту гадалку, — сказал Вик, — Я не буду смотреть её судьбу, хоть бы и мог, мне это просто неинтересно. Конечно в чем-то, ты прав, будущее многовариантно, и чем дальше в будущее ты смотришь, тем больше вероятность того, что ты ошибешься. Предсказанные события не всегда происходят.

— Вот видишь, — усмехнулся Майк. — Я и говорю, что это все ерунда. Невозможно предсказать будущее, а значит, незачем с таким умным видом изрекать всякие страшилки.

— Знаешь, каков процент совпадений предсказаний у хороших провидцев и гадалок? — спросил Вик.

— Пятьдесят на пятьдесят, — сказал Майк. — То ли будет, то ли нет, то ли дождик, то ли снег…

— Восемьдесят, а у некоторых девяносто процентов.

— Даже, если то, что ты говоришь, правда, то все равно остается двадцать процентов несовпадений, а со временем их набирается столько, что все становится случайным.

— Ты все неправильно понимаешь, — сказал Вик. — В судьбах людских и нашего мира есть ключевые события, которые произойдут неизбежно, независимо от наших усилий их изменить. Пророки ошибаются там, где события незначительны, или их влияние незначительно на развитие мира.

— Ключевые события? — поднял брови Майк.

— Эта война была предсказана и не одним пророком, — сказал Вик. — И из такого далека, где и про атом-то ничего не знали, и что такое ракета, и что такое автомат, который у тебя в руках.

— Не буду с тобой спорить, потому что я об этом ничего не знаю, — сказал Майк. — Итак, ты что-то хотел мне рассказать о моем будущем?

— Я не хотел, — улыбнулся Вик. — И в ближайшее время не захочу, просто потому, что ты не поймешь меня правильно, и потому что ещё не пришло время.

— Как это не пойму правильно? — спросил недовольно Майк. — Не такой уж я и тупой, чтобы ничего не понимать.

— Представлять что-то, и жить в этом, совсем разные вещи, — сказал Вик. — Вот представь, что когда ты учился в университете, тебе бы кто-то рассказал, что ты будешь вот так брести по разрушенной ядерными взрывами стране вместе с таким же пареньком, как ты. Что бы ты сказал?