Поход по таким местам, пожалуй, будет даже опаснее. Если не убьет радиация, то убьют те, кто здесь живет. Эти люди действительно все были вооружены и готовы были стрелять в любого…

А это паренек какой-то слабый и неприспособленный к этой новой жизни, даже как-то жаль его…

Он вздохнул и незаметно для себя заснул.

Когда он проснулся, то увидел, что Вик в свете свечи читает все ту же потрепанную книгу. Он переоделся и теперь был одет так же, как он. На нем был камуфляжный бушлат рядового состава и такие же штаны, на поясе висел штык-нож и фляжка.

— Ты куда это собрался? — спросил Майк, пряча пистолет в кобуру и беря в руки автомат.

— Пойду с тобой, — ответил Вик.

— А ты не подумал над тем, нужен ли ты мне? — спросил Майк. — И возьму ли я тебя с собой?

— Почти всю ночь об этом думал, — ответил Вик. — И решил, что я тебе пригожусь, у меня есть некоторые способности, которые тебе не помешают.

— И что же это за такие нужные мне способности? — спросил Майк с ироничным любопытством.

— Я могу определять, что можно есть и пить, а что нельзя, — сказал Вик. — А, кроме того, иногда я вижу то, что скоро произойдет, думаю, это полезное качество в дальней дороге.

— Где у тебя вода? — спросил Майк. — Я хочу умыться.

— В конце подвала бак, вода хоть и ржавая, но почти не радиоактивная, — сказал Вик. — Я ею постоянно пользуюсь.

— Ладно, — сказал Майк, доставая из солдатского рюкзака мыло, зубную щетку и полотенце. — И приготовь что-нибудь поесть, давно не ел ничего горячего.

— Так ты меня возьмешь с собой? — спросил Вик.

— Посмотрим, это мне надо ещё обдумать, — сказал Майк и пошел к баку. Он умылся, попил ржавой воды, от которой в желудке неприятно забурчало.

Когда он вернулся, на ящиках стояла котелок с лапшей и разогретой тушенкой, а Вик продолжал спокойно читать книгу.

— Что читаешь? — спросил Майк.

— Был такой человек Мишель Нострадамус, это его книга, — ответил Вик. — Слышал что-нибудь о нем?

— Кое-что слышал, — усмехнулся Майк. — Я тоже учился в университете, только с последнего курса забрали в армию. Началась война, и все эти книжные премудрости стали никому не нужны.

— И что ты о нем слышал? — спросил Вик.

— То, что он был неплохой врач и лечил чуму, — сказал Майк. — А потом у него поехала крыша, и он написал пророчества, которые до сих пор никто не смог разгадать.

— Так оно и есть, — улыбнулся Вик. — Только почти все, что он написал, исполнилось.

— Что ж он про эту войну ничего не написал? — спросил Майк. — Или никто не смог разгадать его предсказание?

— Об этом он вполне понятно написал, — сказал Вик и прочитал вслух. — «Конец октября двадцать пятого года. И век двадцать первый с тягчайшей войной. Крушители веры своих устыдятся народов. Шах Персии смят египтянской враждой».

— Похоже на правду, — сказал Майк и, взяв ложку, стал есть лапшу. — Только то, что он написал, к нам вообще не имело почти никакого отношения. Так по договору бросили туда пару ракет с ядерным зарядом, и вся война закончилась.

Все началось потом, когда наш добрый сосед решил захватить большой кусок нашей территории, а тогда это была даже не война, а так детские шалости.

— Он написал о начале войны, — сказал Вик. — Все, в конце концов, началось именно с этого.

— Только никто твоему Нострадамусу не поверил, — сказал Майк. — А вот, если бы он написал, что эта война коснется всех, даже тех, кто живет в миллионе километров отсюда, вот тогда бы его послушали.

— А он и это написал, — улыбнулся Вик и прочитал. — «И настанет наивеличайшее бедствие: злые силы сокрушат две трети мира; одна треть сохранится, но никто уже не сможет установить, сколько осталось на свете подлинных хозяев полей и домов».

— Все туманно и непонятно, — сказал Майк. — Ничего тут не написано про Россию и Америку, про Китай и Индию, основных игроков в этой войне. Или он решил, что они и есть эти злые силы?

— Я не знаю, кого он имел в виду, когда говорил о злых силах — сказал Вик. — Но, по- моему мнению, все участники стоили друг друга в этой войне.

— С этим я согласен, — сказал Майк. — Собирайся, если хочешь пойти со мной. Парень ты, я вижу, тихий, безобидный, а вдвоем веселее. Только я ничего не обещаю, мы просто попутчики и идем вместе, и больше ничего…

— Я давно готов, — ответил Вик. — А куда мы идем?

— Тебе-то, какая разница? — усмехнулся Майк. — У тебя выбор совсем небольшой, либо ты остаешься гнить в этих радиоактивных развалинах, или попробуешь добраться до тех мест, где ещё сохранилась хоть какая-то более-менее нормальная жизнь.

— Вот это я и хотел узнать, — сказал Вик. — Где находится эта нормальная жизнь? В Австралии? На Северном полюсе? Может быть, где-нибудь на тихоокеанских островах?

— В Сибири и на дальнем Востоке, там, куда не падали ракеты, — ответил Майк, поднимаясь и забрасывая за плечо автомат. — Я оттуда родом, и туда и направляюсь.

— Понятно, — сказал Вик. — В Сибири я ещё не бывал.

— Вот и посмотришь, — сказал Майк, выходя на улицу.

Он огляделся, было тихо, пусто и сумрачно. Впрочем, сумрачно теперь было всегда. Он уже и сам забыл, какое оно солнце.

Когда началась война, от множества ядерных взрывов вверх поднялись тучи пепла и пыли, и теперь эти тучи висели над землей, не пропуская солнечный свет к земле.

А без солнца было плохо и голодно. Растения почти не росли, зерно сажали, а того, что собирали, было ненамного больше, чем посадили, да и на вкус оно стало совсем другим. Картошка тоже плохо росла, хоть и чуть лучше, чем зерно.

Но когда шли радиоактивные дожди, то приходилось отказываться даже и от этого небогатого урожая.

Но тут уже ничего нельзя было поделать, ядерная война уже случилась, теперь нужно было только выживать.

Впрочем, надо признать, что к радиоактивности как-то уже привыкли, как к неизбежному злу, а вот к постоянному голоду пока не получалось. В его городе тоже было не все так хорошо, как он рассказывал, но в любом случае жить там было лучше, чем здесь.

Вик должно быть ел то, что находил в развалинах магазинов, но все это было очень радиоактивным, и даже было странно, что он все ещё был жив. Может, он действительно умел как-то определять, что есть можно, а что нельзя?

— Кстати, — сказал Майк. — Ты сказал, что ты был студентом, но не сказал, где учился?

— Я учился в Москве, там же и жил, — ответил Вик. — А Москву, ты, наверно, знаешь, первой разбомбили. И не спасла ни самая лучшая в мире противоракетная оборона, ни спутники, ни современная система слежения.

Когда это случилось, я находился в этом городе. Один из сокурсников меня пригласил к себе погостить, благо были каникулы.

— Но здесь тоже были взрывы, — сказал Майк. — Ты точно таким же образом мог умереть и здесь.

— Были и здесь взрывы, — грустно усмехнулся Вик. — Ракета с ядерным зарядом упала на соседний промышленный городок, от него ничего не осталось, только ровная оплавленная площадка с большой ямой посередине.

Люди, те, кто остались в живых после огненной и взрывной волны, побежали отсюда, кто куда мог. А мне, куда было бежать?

Тогда уже было известно о бомбардировках Москвы, о том, что на неё сбросили шесть ядерных бомб.

— Это бомбы сбрасывают, — поправил Майк. — А на Москву упали ракеты, и не шесть, а гораздо больше, просто большую часть сбили на подлете.

— Какая разница? — вздохнул Вик. — Все равно от Москвы остались такие же, как и здесь, радиоактивные развалины, а там жили все мои родственники. Вряд ли кто-то из них остался в живых…

А если бы и остались, то чем они мне могли помочь? Я умирал здесь, они там. Самолеты не летали, поезда не ходили, дороги все разрушены, и никакой связи: ни телефонов, ни радио, ни телевидения…

Так я здесь и остался. Сначала было страшно и очень одиноко, потом я привык.

— Невеселая история, и очень глупая, — покачал головой Майк. — Ты, живя здесь, столько радиации получил, что скоро умрешь от рака, или от какой другой болезни.