Борт «Быстрицы» был метрах в пяти от него. Он меня не послушал, Палуба лодки уже исчезала в воде. До конца своих дней буду помнить искаженное ужасом лицо, протянутые руки и крик: «Муттер, муттер».

Немецких пленных разместили в столовой команды, поставили их на довольствие. Разумеется, передвигаться по судну им было запрещено. Так как я знал немецкий язык, на меня возложили роль переводчика, я приносил им еду — термос с супом, хлеб, черный кофе. Там я увидел Модрова. Он держался надменно, занял лучший угол в столовой, первым наливал себе суп, соблюдал дистанцию между собой и подчиненными. А перед моими глазами стоял образ моего ровесника с немецкой лодки, которого эти люди оставили на милость судьбы.

Как-то раз я заговорил с Модровым на эту тему. Сказал ему, что он вел себя как трус, что он должен был помочь несчастному парню и последним оставить корабль. Он ответил мне в том духе, что в германском флоте нет места для слюнтяев и маменькиных сынков. Я не выдержал и ударил его по лицу. Он побледнел, но сдержался, не ударил в ответ. Он даже не пожаловался нашему капитану. Но это дело все равно вышло на свет, так как эту сцену видел один из польских матросов. Команда посчитала, что я был прав, но капитан вызвал меня к себе. Сначала он отнесся ко мне очень жестко, но потом с отцовской снисходительностью завел разговор о военном праве. Он говорил, что даже если немцы его не придерживаются, мы не должны опускаться до их уровня. Закончил он тем, что, если Модров не пожалуется, то он сделает вид, что ничего не было. А если немецкий командир подаст жалобу, то я буду наказан. Я не боялся наказания и даже хотел, чтобы Модров заговорил. Но, как я уже сказал, он не стал делать этого, ему это было не с руки.

Меня отстранили от контактов с пленными. Я был уверен, что никогда в жизни больше не увижу Модрова. Случилось иначе.

— Так, теперь понимаю, — произнес Коллингс. — Вы презирали Модрова. Трогательная история с немецким пареньком. Мне бы продолжать подозревать вас, но не смогу. Не знаю, почему, но я поверил, что вы не убивали Модрова. Вы первый, кого я вычеркиваю из списка подозреваемых.

— Их осталось еще шесть и двадцать дней пути. Получится у вас?

— Я сделаю все, что смогу. Пока что я узнал немного, но ведь наверняка я несколько раз разговаривал с убийцей. Я кружу вокруг него, действую вслепую, но он об этом не знает. Я рассчитываю на то, что он от страха совершит какую-нибудь глупую ошибку, желая отвести от себя подозрение.

— Дай бог, это не будет очередной выстрел.

— Не думаю, что он выстрелит еще раз. Но я буду осторожен.

— В случае чего можете рассчитывать на мою помощь.

— Спасибо, буду об этом помнить.

Фрэнк отложил телефонную трубку. Катрин выключила магнитофон.

— Кажется, мы его нашли.

— Хочешь прослушать запись?

— Не сейчас. И так все в памяти. Надо подать эту бомбу шефу. Может, это поправит его настроение, а то последнее время он смотрит на нас неприязненно. Иди за мной.

Новая секретарша засияла улыбкой при виде Фрэнка и Катрин.

— Шеф занят, но вы находитесь в списке особ, которые могут проходить без предупреждения.

Петерсон, как обычно, не отрывал глаз от стола.

— Эдди?

— Нет, Фрэнк с сообщницей.

— Ах, это вы, — оживился Петерсон. — Что нового?

— Похоже, мы поймали его.

— Кого?

— Убийцу.

— Фрэнк, ты всех трактуешь как своих читателей? Перестань говорить загадками и скажи, чего раскопал.

— На борту «Звезды морей» нет Селима Монка.

— А где он? Его имя включено в судовую роль.

— Имя — да, но под ним скрывается кто-то другой.

— Кто?

— Этого я не знаю.

— А что ты знаешь? Говори уже.

— Селим Монк, стюард, восемь с половиной лет тому назад завербовался на либерийский сухогруз теплоход «Леопард». Этот сухогруз пошел на дно в Бискайском заливе. Спастись удалось только четверым морякам. Среди них Селима не было. Мы проанализировали весь ход этого кораблекрушения. Нет сомнений в том, что все остальные погибли.

— Ты упустил тот факт, что может быть не один Селим Монк.

— Разумеется, только у этих двух селимов один и тот же номер мореходной книжки.

— Интересно.

— Настоящий Селим погиб, но его мореходная книжка уцелела, и кто-то другой ею пользуется.

— А Коллингс уже знает об этом?

— Еще нет.

— Передай ему эти сведения, но от публикации на эту тему пока воздержись.

— Но почему? — огорчился Фрэнк.

— Еще успеешь. Подожди, что скажет твой приятель. И помни, что Уоррен не желал слишком раннего опубликования имени убийцы.

— Значит, вы тоже считаете, что мы нашли убийцу?

— Я этого не сказал. Фрэнк, не будь таким нетерпеливым. Задумайся: на судне совершено убийство, один из подозреваемых скрывается под чужим именем, использует фальшивые документы. Ты можешь сказать со всей ответственностью, что это он стрелял?

— Нет, но для меня он будет наиболее подозрителен.

— Уже лучше. Катрин, как тебе работается с Фрэнком?

— Очень хорошо. Сплю в редакции около телефона, а вдобавок он еще ежедневно пугает меня супружеством.

— А ты боишься?

— Не имею намерения стать бесплатной секретаршей Фрэнка Диксона.

— Ну, если дело только в этом, — рассмеялся Фрэнк, — то я могу назначить тебе зарплату.

— Вот ты и выдал себя. Планируешь всю жизнь остаться шефом.

— Ну, это не так уж плохо — иметь хорошего шефа. Фрэнк кое-что знает на этот счет. — Петерсон явно развеселился. — Идите, Коллингс ждет известий.

Коллингс решил немного поспать перед обедом. Он старательно закрыл свою дверь на ключ. Разбудил его настойчивый стук в дверь.

— Кто там?

— Напора.

— Сейчас открою.

— У меня для вас короткое известие, но я не хотел кричать на весь коридор, — начал поляк. — С «Триглавом» связался ваш приятель с Нью-Йорка, Фрэнк Диксон, если мне не изменяет память. Он хочет, чтобы вы немедленно связались с ним по его домашнему номеру. Имеет какое-то важное сообщение для вас. Наш радиооператор пытался выяснить, в чем дело, но, как вы догадываетесь, безуспешно.

— Должно быть, что-то действительно важное, коль он не мог дождаться вечера. Бегу. Благодарю вас.

Они расстались в коридоре, а через минуту Коллингс включил радиостанцию. В это время суток трафик был весьма плотным. Питеру пришлось ждать свыше двадцати минут, прежде чем его вызвали на рабочей частоте. Через несколько мгновений он услышал голос Фрэнка:

— Привет, старик. У меня потрясающая новость.

— Выкладывай.

Возбужденный репортер газеты «Ивнинг Телеграф» пересказал ему сведения о Монке.

— Жаль, что это не раскрылось раньше, — произнес Коллингс.

— Не будь ребенком, кому надо копаться в таких мелочах. Если бы речь шла о капитанском дипломе...

— Селим и Модров...

— Что?

— Кое-что начинает проясняться... Это могло быть мотивом для преступления.

— Что ты собираешься делать?

— Припру Селима к стенке.

— Смотри, чтобы кто-нибудь не выпал за борт.

— Окей, окей. Эта музыка будет вечной... Свяжемся после вахты.

Во время обеда Джейн разговаривала с Напорой о предстоящей смене курса и порта назначения. У Коллингса сложилось впечатление, что она рада возможности посещения Лиссабона. Финсбери взял привычку приходить на обед позже, он явно избегал встреч с Коллингсом. Харроу сохранял молчание. Райт старался привлечь к себе внимание Джейн, вспоминал, что хорошо знает город, что охотно станет проводником для Джейн. Она отклонила его попытку, сказав, что дважды была в Лиссабоне, имеет там друзей и намеревается навестить их.

Селим, как обычно, создавал впечатление похмельного и испуганного, подавал на стол, стараясь, чтобы на него обращали как можно меньше внимания. Коллингс наблюдал за ним и не вмешивался в разговоры за столом. Наконец Джейн спросила его: